Змий - MikhailSkr

с таким именем. Кто она, откуда прибыла и как оказалась среди Вас? — и задавал я этот вопрос Маркусу. Так как уже заглянул в его разум и узнал, что Иоланта является его женой. Но так как у всех ведьмаков очень сильные от природы окклюментные щиты, то глубоко заглянуть не удалось, плюс у каждого из здесь присутствующих на собрании ведьмаков были артефакты защиты разума. И судя по тому, что они у всех имеют одинаковую структуру и унифицированный вид, то думается мне, что делает их один из ведьмаков. Прелестно!

— В 1607 году в орден поступил заказ на устранение расплодившихся волколаков, что каким-то образом смогли просочиться из магического мира в шотландское нагорье, где стали кошмарить местных крестьян. Местные маги своими силами не смогли справиться, — ан нет, вот теперь узнаю старину Маркуса, всё та же неприязнь к магам, — туда отправился я и ещё двадцать братьев. Около месяца мы занимались этим и в одной из деревенек, под завалом разрушенного дома мы нашли живую, но подранную и истекающую кровью девочку одиннадцати лет. Мы спасли ребёнка, а так как в этой деревеньке мы добили последних взрослых особей стаи этих людоедов, после отчёта перед заказчиком и получения расчёта, мы отправились обратно в цитадель, забрав девочку Иоланту с собой. А уже спустя пять лет она прошла инициацию и стала ведьмаком. Также она уже тридцать лет является моей женой, — в этот раз он постарался удержать свои эмоции в узде, но они всё равно были мною легко читаемы. Маркуса распирали чувства любви к Иоланта и гордости за то, что смог заполучить себе такое сокровище. Эти его чувства просто фонтанировали из его чувственного духа, что даже абсолютно лишенный эмпатического дара разумный мог их прочувствовать. Был бы этот мир мультяшным, вокруг него бы сейчас летали сердечки и амурчики.

— А почему её тогда нет с нами? Раз она в скором времени будет руководить собственным проектом, который предполагает большую ответственность, мандрагоры это Вам не фиалки выращивать, мне необходимо познакомиться с нею лично, — и пока я говорил, Олаф подал сигнал через очередной артефакт, которые имелись у всех здесь присутствующих и вышедшие из-под руки одного и того же мастера, и стоило мне закончить говорить, как дверь в зал собраний отворилась и в неё вошла очаровательная девушка. Брюнетка, с черными словно бездна глазами, алыми губками, римским профилем и алебастровой кожей. Росточком она была не велика, чуть выше полутора метров, зато очень грациозная, и она будто не двигалась при ходьбе, пока приближалась к нам, а словно перетекала, как скатывающаяся по поверхности капля ртути. Уххх!.. Хороша девчонка. Взгляд волевой, с небольшой стервозинкой искрящейся в глазах, и судя по тому, как она двигается, она великолепный мастер по оружию и амбидекстр впридачу.

Она обвела взглядом стол, за которым сейчас находилось всё руководства ордена и её муж, но удивилась тому, что место во главе стола занято неизвестным ей разумным, а Витольд, что видимо ранее занимал его, сидит по правую руку от меня.

Она не проронила и слова, ожидая когда ей объяснят происходящее. Слово взял Маркус.

— Мессир, позвольте Вас представить мою жену Иоланту. Иоланта, это наш сюзерен и глава ордена, Святозар Змиев, — теперь я удостоился более пристально взгляда и очень выверенного, безукоризненного книксена, который был в ходу ещё лет четыреста назад. Маги такие ретрограды, а если моя догадка верна, то она воспитывалась в древнейшем и благороднейшем доме. Он был выполнен безупречно, но создавалось впечатление, будто ей пришлось очень быстро вспоминать как он выполняется. Её реверанс говорил о многом. Если она попала к ведьмакам в возрасте двенадцати лет, то эти знания и умения явно из её жизни вне ордена, вот только откуда они могут быть у деревенской девочки?

— Очень приятно Иоланта Певерелл. Святозар Змиев! — что и требовалось доказать. Девочка вздрогнула на том моменте, когда я встал из-за стола и, сделав к ней навстречу несколько шагов, произнёс фамилию «ужасных некромантов» и её расширившиеся в удивление и страхе глаза говорят о том, что я попал в точку.

— Покиньте нас все. Мне нужно поговорить с Иолантой наедине, — только лишь Маркус немного запнулся на исполнении моего приказа, да только у него не было выбора, и как бы он не хотел остаться здесь с нами, он не мог себе этого позволить.

Если бы Иоланта была просто женой моего вассала, тогда да, я не мог просить его о подобном. Но так как она ведьмак и такой же мой личный вассал, как и её муж, то всё было строго в позволительных нашими узами сюзерен-вассал рамках.

Когда мы остались наедине, я приступил к её расспросу.

— Теперь, когда нас никто более не слышит, я хочу узнать, как так получилось, что дочь одного из самых древних магических родов Европы оказалась в той самой деревне в Шотландии, где тебя нашли еле живой под завалом, — она же стояла передо мной, прикусив губу и склонив голову, отчего челка прикрывала её глаза. Но вот она решилась и, подняв на меня свои чёрные очи, в которых скапливалась влага, начала свой рассказ, и эти воспоминания приносили ей боль.

Я просто не верил, какой подарок попал мне в руки. Когда Альфонсо вводил меня в курс дел, я узнал от него, что на Оловянных островах прервался герцогский род и один из столпов магической аристократии Альбиона — Певерелл. А тут я узнаю, что оказывается у меня есть личный вассал, который несёт в себе их кровь и дары с магией. Раскрытый дар мага смерти у Певереллов означал принадлежность к главной ветви рода, хотя младших ветвей у него уже давно не осталось и все прервались ещё несколько веков назад.

— Когда мне было девять, умер мой отец и я осталась на попечении своего старшего и единственного брата. Он был старше меня на пятнадцать лет. Как только не стало отца, и он стал главой рода, его будто бы подменили. Он постоянно где-то и с кем-то пропадал, кутил, сорил деньгами непомерно. Я пыталась увещевать ему о том, что это не достойно нашей фамилии, но он меня не слушал, не хотел слышать. А когда мне исполнилось десять, он заявился домой пьяный и, развалившись в гостиной на полу, сквозь алкогольный дурман проговорился мне о том, что в скором времени я выйду замуж Лорда Флинта, которому он проиграл спор, и ставкой в котором была моя рука, — окунувшись в свои воспоминания, которые приносили ей