Черный цвет боли - Эва Хансен

– Зачем ему нужно мучить именно меня?

– Да не тебя, а Ларса! Запись с тем, что удастся с тобой сделать, отправят Ларсу, чтоб порадовался.

– Маргит, ты сама слышишь, что говоришь? Черт возьми, есть же высший суд! Что у тебя в голове, о душе я не спрашиваю, ее нет.

– О, как мы заговорили… Что ты обо мне знаешь? К тому же либо я, либо меня – закон прост.

– Кайсу кто убил?

– Надеешься отвлечься? Ладно, пусть эти смотрят, а мы поговорим. Кайсу? Нет, не я – Марта.

– Но не одна же Марта, одной не справиться.

– Даже если бы тебя уже отправляли в море с камнем на шее, я все равно не стала бы говорить. Знаешь, что Марте язык отрезали?

– Знаю.

– Я свой берегу. Бригитту наказали за то, что вот эту, – она кивнула в сторону работавшего ноутбука, – поленились вывезти в море, бросили где поближе. Полиция села на хвост. Опыт Кайсы ее ничему не научил. Если сказано избавиться, надо выполнять четко.

Маргит все это время внимательно наблюдала за мной. Не знаю, что отразилось на моем лице, но она, видно, заметила размышления, усмехнулась:

– О чем думаешь?

– Чего не хватает человеку, чтобы он стремился получить удовольствие от мучений других, смертельных мучений?

– Ну ты ненормальная! Ей показывают, как будут убивать, а она философствует! Адреналина не хватает.

– Адреналин можно получать, взбираясь на Эверест или спасая людей из огня. Шли бы в службу спасения…

– Э нет… Карабкаться на Эверест – это трудно, нужно прикладывать усилия, а здесь все проще – сиди в кресле и смотри. А если адреналин зашкаливает, то можно и самому плетку или что похуже в руки взять.

Я даже вздрогнула от ужаса.

– Но ведь вас потом могут узнать?

– Нет, все в масках, в костюмах…

Я скосила глаза на экран, мужчины там действительно были обезличены, но на одной руке все же видна татуировка. Я узнала эту руку – ту самую, по которой, тянувшейся ко мне, когда-то врезала стеком.

– Почему же, вон Леннарт.

– Татуировку увидела? Надо сказать, чтобы свел, опасно.

– Маргит, в тебе хоть что-то человеческое осталось? Ведь Кайса же твоя сестра?

– Человеческое, говоришь? Я через все прошла… И выжила. У меня ничего не осталось. И выбор у меня невелик – либо вы, либо я. Повторения не хочу, потому будете вы.

Она встала и уже у двери обернулась, добавив:

– Но у тебя даже такого выбора не будет, ты умрешь.

Осчастливила…

Я захлопнула ноутбук:

– Незачем смотреть эту гадость!

Габи прошептала:

– Страшнее не придумаешь, лучше бы сразу убили…

– Не убьют, мы дорогой товар.

Снаружи быстро стемнело, зимой темнеет рано, а в лесу и того раньше. Лес стоял уже черный, как мое состояние. На остров скоро опустится тьма, такая же будет и у меня на душе. Поистине, Анна сделала мне последний подарок, перед смертью посоветовав разозлить кого-нибудь, чтоб убили одним ударом.

Я смотрела на темную массу деревьев под окном и думала о том, что ничего не знала о жизни. Как подавляющее большинство не только шведов, но вообще жителей благополучных стран, я видела только фасад спокойной, устроенной жизни, в которой от рождения до смерти о человеке заботятся, ведут по жизни почти за ручку. Продумано все: как лечиться, учиться, работать, даже о депрессии подумали. Это хорошо, очень хорошо, человеку много легче, когда он чувствует себя защищенным.

Но красивый фасад слишком часто скрывает безобразное наполнение. Я не подозревала, что у нашей хорошей жизни есть страшная изнанка? Догадывалась. Понимала, что если есть свет, то есть и тень, даже мрак. Но как часто, не соприкасаясь с этим мраком, мы предпочитаем о нем не знать, отгонять сами мысли о его существовании.

Мы готовы предоставить убежище многим женщинам из многих стран. Это замечательно, потому что в их собственных жить зачастую невозможно. Но сколько и в Швеции попадают в беду? Неизвестно, потому что невозможно отследить всех, кто пересек границы Евросоюза.

Что же, не помогать? Нельзя, ведь тысячи, если не сотни тысяч устраиваются нормально и за помощь благодарны. Почти четверть населения иммигранты, это настоящая помощь нуждающимся в ней. Как же сделать так, чтобы не было вот таких – тех, кто погибает под пытками?

В Швеции запрещена не проституция, а покупка сексуальных услуг. Но добродушные шведы стараются не замечать, что, кроме законопослушных граждан, есть и такие как Маргит, Леннарт, этот Хозяин, чтоб он сдох! Те, для кого бабки куда важней человеческих жизней и даже суда Божьего. Их нельзя перевоспитать, даже изолировать нельзя, они как сорная трава, все равно пробьются даже сквозь бетон. Их можно только выжечь каленым железом.

Но откуда они берутся, почему у нормальных внешне людей вдруг проявляется такое?

Бессмысленные вопросы, потому что ответов на них нет, а меня саму ждет кошмар.

Немного погодя вошел Улоф, приказал:

– Пошли, все пятеро, быстро!

Ну вот и все, меня тащат тоже.

Габи и Тина шли сами, а вот Вилте Белому Медведю пришлось тащить, идти она была не в состоянии.

В подвале все готово для пыток. Вот она изнанка сказочного домика на лесной поляне… Я вспомнила выражение, прочитанное в каком-то детективе, что, даже увидев свет в окне уютного скандинавского дома, не стоит стучать в его дверь, потому что можно с равной вероятностью как получить радушный прием, так и нарваться на криминал. Сказочный домик Торстейна и Инги яркий тому пример.

Меня усадили на стул, заведя руки назад и склеив скотчем, щиколотки тоже сцепили. Ясно, я пока наблюдательница…

Нет, они не заставят меня смотреть, как мучаются мои подруги по несчастью. Я просто закрою глаза и буду думать о чем-то хорошем. Или о ком-то.

Не получилось, Леннарт объяснил просто:

– Если ты не будешь смотреть, им будет больней.

Сначала я усмехнулась: как бы страшно это ни звучало, чем больней девчонкам будет, тем лучше. Лучше пусть сразу потеряют сознание, а то и умрут, чем будут в полном сознании мучиться до завтра.

Но Леннарт понял и это, снова усмехнулся:

– Ты зря думаешь, что им дадут сдохнуть от разрыва сердца или от болевого шока. Мы умеем останавливаться на грани. Смотри!

Я нашла другой выход: смотреть не видя. Просто отключить центр в мозгу, который отвечал за понимание того, что происходит перед глазами. Но полностью не видеть и не слышать не удалось, сквозь затуманенное сознание пробивались крики девушек и команды их мучителей.

Первой взялись за Вилте, но она долго не выдержала, девушка уже была на грани, видно, раньше ее терзали больше других. Вилте просто сошла с ума, и ее добили.