Судьбы и фурии - Лорен Грофф

Они сливались, как молекулы в диффузии. Лотто смотрел на ее губы, пока она говорила что-то, а затем мягко сжал ее подбородок и поцеловал, сомкнув свои длинные ресницы. Она не остановилась и продолжала говорить, так что ее губы двигались и двигались, а затем она рассмеялась в его рот. В тот момент Чолли понял, что у них все очень серьезно. Что бы ни происходило между ними, оно носило такой взрывной характер, что даже преподаватели оборачивались вслед, когда эта пара проходила мимо. Тогда же Чолли понял, что представляет собой Матильда.

Он, пожиратель жизни, с легкостью узнал другого такого же. У него не было своего дома, и он обрел его у Лотто. Она отняла у него даже это.

[В следующее воскресенье после встречи в поезде Чолли дремал в постели Лотто под ворохом одежды, когда в комнату вошел сам Лотто. Он так широко улыбался, что Чолли решил никак не выдавать своего присутствия и просто промолчать. В состоянии эйфории Лотто взял телефон и позвонил во Флориду этой жирной шлюхе, своей матери, которая когда-то хотела оторвать Чолли яйца. Лотто пошутил над чем-то, странные у них все же были отношения. А затем вдруг сказал матери, что женился. Женился! Да ведь они же еще дети! Чолли заледенел от ужаса и пропустил оставшуюся часть разговора, оставаясь неподвижным в своем укрытии, до тех пор пока Лотто не ушел. Не может этого быть. И в то же время он знал, что это правда. А спустя еще пару минут бедный Чолли уже вовсю всхлипывал и рыдал, прячась под ворохом одежды.]

Но в тот день в поезде Лотто еще можно было спасти от этой девицы. И Чолли решил воспользоваться этой возможностью. Он прошел по проходу и сел позади Матильды. Прядь ее волос свесилась со спинки сиденья, и Чолли осторожно понюхал ее. Розмарин.

Она встала на Пен-стейшн, и Чолли последовал за ней. Они поднялись из вонючего подземного перехода навстречу жаркому солнцу. Она подошла к черной машине, водитель открыл дверь, и Матильда скользнула внутрь.

Над запруженным толпой центром города палило полуденное солнце.

Чолли передвигался на удивление быстро, хотя пот и одышка затрудняли дело. Когда машина остановилась перед картинной галереей, Матильда вышла.

Швейцаром там работала горилла в костюме и со статен-айлендским акцентом. Чолли решил состроить дурачка – так будет быстрее всего.

Он спросил:

– Вы не знаете, кто эта блондинка, которая только что вошла?

Швейцар пожал плечами. Чолли вынул из кармана десятку и протянул ему. Тогда швейцар сказал:

– Подружка владельца квартиры 4-B.

Чолли уставился на него, и швейцар снова протянул ладонь. Пришлось отдать ему все, что у него было, но зато это сработало. Мужчина усмехнулся и сказал:

– Она уже много лет навещает его, с тех пор как была еще совсем девчонкой. Сечешь, о чем я? Он вроде как продавец произведений искусства. Зовут Ариель Инглиш.

Чолли ждал, что он скажет еще что-нибудь, но швейцар заупрямился:

– Это все, что ты можешь получить от меня за эти крохи, приятель.

Позже Чолли сидел в ресторане напротив и наблюдал за дверью из окна. Его пропотевшая рубашка высохла. Официантка уже устала спрашивать, не хочет ли он чего-нибудь заказать, поэтому просто долила кофе в его чашку и ушла.

Когда здание напротив окутали сумерки, Чолли сдался и решил вернуться в колледж. В конце концов, у проблемы есть выход. Он поищет эту галерею в телефонных книгах или проведет расследование…

Но тут вдруг швейцар шевельнулся и открыл дверь, и оттуда выбралось какое-то чудовище с мясистой рожей и телом, похожим на струйку дыма, облаченную в костюм. В его движениях и даже стрижке чувствовалось огромное состояние. За ним следовал живой манекен. Чолли даже не сразу узнал ее. Матильда шла на очень высоких каблуках, ее форменная юбка была урезана до минимума, волосы подняты, а лицо покрывал слой косметики.

[Она отказалась продлевать срок сделки больше чем на четыре года. Уязвленный Ариель, зная, как ее можно уколоть, заставил ее одеться во все это.]

На ее лице застыла та самая слабая улыбка, одновременно загадочная и притягательная, а глаза напоминали окна заброшенного здания. Она шла с таким видом, будто впервые оказалась в этом мире и не знала, какой эффект производят ее соски, видневшиеся сквозь полупрозрачную блузку. Они пересекли улицу, и Чолли оцепенел от ужаса, когда понял, что они направляются в тот же ресторан, где сидит он.

Они расположились в кабинке в углу. Мужчина сделал заказ за обоих: себе попросил греческий омлет из белых яиц, а ей – шоколадный коктейль. Лотто наблюдал за их перевернутым отражением в металлической подставке для салфеток. Она ничего не ела и просто пялилась прямо перед собой.

Мужчина что-то шептал ей на ухо, а затем его рука исчезла в темноте между ее ног. Матильда была совершенно спокойна, никак не воспротивилась и позволила ему это сделать.

[Внешне она, может и оставалась спокойной, но лишь потому, что ей хорошо удавалось контролировать внутренний взрыв.]

Чолли был потрясен. Он почувствовал, как внутри развернулся ураган: он был в ярости от обиды за Лотто и в то же время боялся потерять то, что так старался сберечь. Он в смятении вскочил и отправился на вокзал. Поезд мчался сквозь мрак, и в пути Чолли прижимался разгоряченным лбом к холодному стеклу, а дома, в Вассаре, упал на постель Лотто, пытаясь придумать, как сказать ему, кто на самом деле его подружка.

Шлюха.

А потом он просто заснул. Проснулся, услышав смех в общей комнате и шум телевизора. На светящихся часах была половина первого ночи.

Он вышел из комнаты и чуть не потерял сознание от изумления. Нет, у происходящего было только одно объяснение: у Матильды была сестра-близнец. Девушка, сидящая у Лотто на коленях, была одета в семейные трусы, ее волосы были собраны в растрепанный хвостик, она смеялась над тем, что Лотто шептал ей на ухо, и просто не могла быть той, кого Чолли видел сегодня. Он наверняка ошибся. А может, ему это приснилось?

На столе стоял наполовину съеденный яблочный пирог, и Чолли покачнулся от голода.

– Привет! – Лотто обернулся к нему. – Чолли, ты ведь еще не знаком с моей… – Он вдруг рассмеялся. – …моей Матильдой? Девушкой, от которой я просто без ума. Матильда, это – Чолли, мой самый старый и лучший друг.

– О! – Она слезла с него, подошла к Чолли, высокая, как башня, и обняла его. – Рада с тобой познакомиться. Лотто мне о тебе много рассказывал.

От нее пахло сливочным мылом и, конечно, розмарином.

Много лет спустя, когда садовник попытался вырастить розмарин на балконе его пентхауса, Чолли сбросил горшки вниз и с удовольствием смотрел, как они разбиваются и цветы гибнут в тучах грязи.

– Знаешь, – сказал он, – я вроде как видел тебя раньше.

– Ее трудно не заметить. Шесть футов совершенства, и ноги до луны, – сказал Лотто.

– Нет. Сегодня видел. В поезде в город. Это точно была ты.