История городов будущего - Дэниэл Брук

В жизни мумбайской элиты центральное место занимает не общественная жизнь, а непреходящие традиции жизни семейной, и прежде всего институт брака. И хотя так называемые «космополитичные» личные объявления без указания касты и религии распространены в Мумбае больше, чем в других городах страны, брачные договоры, заключенные между родителями жениха и невесты, по-прежнему считаются нормой даже среди глобальных индийцев. Появление женщин в офисах и университетах, где в настоящее время они составляют 42 % выпускников19, не смогло подорвать традиции брака; обладательницы престижных дипломов подробно перечисляют свои заслуги в брачных объявлениях, надеясь, что это снизит размер приданого. День святого Валентина отмечается в Мумбае повсеместно – к ужасу партии «Шив сена», члены которой в знак протеста устроили аутодафе розовых бумажных сердец. Но большая часть романтических свиданий носит тут по сути театрализованный характер: западный ритуал лишен своего практического значения, поскольку встречаются уже обрученные пары. Только самые космополитичные мумбайцы могут позволить себе то, что назвали бы свиданием на Западе.

Здания, построенные Хафизом Контрактором, – это идеальные декорации, в которых глобальные индийцы могут разыгрывать свои сценки из западной жизни; Pizza Hut в древнеримском торговом центре – лучшее место для недосвидания в День святого Валентина. Живущий теперь в Вашингтоне Дхиру Тхадани – бомбейский специалист по городскому планированию, который работал с Контрактором над проектом Hiranandani Gardens, – так описывает своего коллегу: «Он подыгрывает индийскому эго, которое нашептывает нам, что все должно быть самым высоким, самым невероятным, самым красочным. Как в любой развивающейся стране, мы не ценим то, что у нас есть, и считаем, что все лучшее находится за границей – скажем, в Америке. Кроме того, мы страшно боимся показаться отсталыми, хотя никто в этом и не признается». Но, как правильно замечает Тхадани, не нужно быть специалистом, чтобы почувствовать фальшь в архитектуре Контрактора. Видя колонну в 30 этажей высотой, любой человек интуитивно понимает, что на самом деле она не держит здание, что это всего лишь нашлепка на каркасе из стали и бетона. «Я вообще-то не пурист в таких вопросах, но это уж совсем ни в какие ворота, просто мультфильм какой-то. По мне, Контрактор не занимается архитектурой. То, что он делает, – это скорее мода». Возможно, это и мода, но в сегодняшнем Мумбае – это явно последний писк.

Причину привлекательности фантазий, которыми тешат себя глобальные индийцы, можно понять, только пройдясь по улицам Мумбая. Заполняющий их мусор, который не спутаешь с мусором ни в одном другом городе Земли, оказывается зримым свидетельством проблем пореформенной Индии.

Преобразования начала 1990-х годов открыли Индию для всевозможных потребительских товаров иностранного производства, одновременно сняв с правительства всякую ответственность за создание системы вывоза и утилизации отходов. Прежде индийская уличная еда продавалась в упаковке из легко разлагающихся материалов – на скрепленных зубочистками банановых листах или в глиняных чашках, которые мгновенно превращались в пыль под ногами прохожих. А вот упаковка товаров западных корпораций или их местных подражателей разлагается гораздо дольше. Улицы Мумбая теперь усыпаны пакетами из-под давно съеденных чипсов и обертками невесть когда сплюнутого «паана» – похожей на табак жевательной массы из бетеля, которую некогда продавали завернутой в листья, а теперь – в фольгу. Единственная эффективно функционирующая система сбора отходов в городе – это бездомные дети, которые подбирают мусор, сортируют его и сдают что можно на вторичную переработку.

Уличные дети стали побочным эффектом обрушившейся на Мумбай волны мигрантов. Экономический бум, породивший новый класс имущих, привлек в город и деревенских жителей, рассчитывавших заработать на их обслуживании. В течение десяти пореформенных лет население региона выросло на треть20. Индийская конституция гарантирует всем гражданам свободу передвижения по стране, а государственные субсидии, получаемые Индийскими железными дорогами на перевозки между штатами, позволяют пересечь субконтинент из конца в конец примерно за десять долларов, если ехать в самых дешевых вагонах, куда наряду с людьми пускают и мелкий домашний скот21. Толпы служанок и шоферов, готовых работать за три доллара в день, заполонили Мумбай. В одном из самых дорогих городов мира с такими доходами остается только одна дорога – в трущобы. Даже самые примитивные «гостиницы», где вдоль коридоров ветхих зданий расставлены двухъярусные кровати по два доллара за сутки, оказываются им не по карману.

Показательно, что сами мумбайцы используют слово «трущобы» только для обозначения временного самостроя. К зданиям, построенным по правилам, вне зависимости от степени их запущенности, этот термин никогда не применяется. В самопальном жилье, подходящем под местное определение «трущоб», и живет большинство мумбайцев22. Отсутствие элементарных удобств и открытые сточные канавы приводят к распространению эпидемий. В Дхарави, самом крупном трущобном районе Мумбая (да и всей Азии), где проживает от 600 тысяч до миллиона человек, на каждую тысячу жителей, по оценкам, приходится один работающий туалет23. Средняя продолжительность жизни в Мумбае на целых семь лет ниже24 и так не блестящих общеиндийских показателей, по которым страна не входит и в первую сотню государств мира25. Даже в самых дорогих районах города трущобы заполняют любое незанятое пространство. Маленькое незаконное поселение расположено на одной улице с самым дорогим частным домом в мире – недавно возведенной по американскому проекту 27-этажной личной высоткой короля нефтепереработки Мукеша Амбани, строительство которой обошлось примерно в миллиард долларов26.

Из окон вертикального особняка Амбани отрывается лучший в городе вид на закат и на мечеть Хаджи Али – фантасмагорическое место с самой высокой в городе концентрацией унижений и отчаяния. Каждый день во время отлива, когда к расположенной на небольшом островке мусульманской святыне открывается пеший доступ из Мумбая, мечеть Хаджи Али становится сценой своего рода конкурса красоты наоборот. Как только вода отступает, нищие калеки выстраиваются вдоль перешейка, чтобы клянчить у благоверных мусульман прописанную в Коране милостыню-закят, выставляя напоказ свои увечья и фактически конкурируя между собой на свободном рынке убожества. По мере продвижения паломника к святыне ему демонстрируется то слоновая болезнь, то поздняя стадия проказы, то результаты намеренного членовредительства профессиональных нищих. Смуглый мужчина с трепещущей культей вместо ноги печется на солнце, опустив лицо и без конца твердя по-арабски первую фразу мусульманского символа веры: «Нет бога, кроме Аллаха, нет бога, кроме Аллаха». Зрелище заставляет усомниться, смотрит ли на все это Бог – или только Мукеш Амбани?

Однако никакой закят не может заменить функционирующую городскую администрацию. Мумбай изнывает под тяжестью все большего числа людей и все большего количества вещей. В то время как крупные города в других развивающихся странах, в первую очередь Шанхай, реализовали масштабные инфраструктурные проекты, в Мумбае мало что изменилось со времен британского владычества, хотя теперь население города составляет 20 миллионов, по сравнению с четырьмя на момент обретения независимости27. Поезд с вокзала Чхатрапати Шиваджи (бывшего вокзала Виктория) в Тане, города на материке сразу за проливом, сегодня идет пятьдесят пять минут, что не принципиально меньше, чем в 1869 году, когда поездка занимала час двадцать28. За годы, которые ушли на проектирование и строительство единственной линии мумбайского метро, в Шанхае построили самую большую в мире подземку.