Семь лет в Тибете. Моя жизнь при дворе Далай-ламы - Генрих Харрер

Экипажам других американских самолетов, которые терпели крушение во время войны, везло гораздо меньше. В Восточном Тибете были найдены обломки двух машин, экипажи которых явно не имели шансов спастись. Правительство распорядилось отнести обломки в сараи и опечатать их. Еще один самолет, по-видимому, разбился южнее Гималаев, в провинции, джунгли которой населяют полудикие люди. Они не исповедуют буддизм, ходят практически нагими и стреляют отравленными стрелами. Из лесов они выходят довольно редко – только чтобы обменять шкуры и мускус на соль и побрякушки. Однажды эти люди предложили для обмена предметы, которые могли быть только из американского самолета. Но это было единственное указание на то, что в этих краях произошло несчастье. Все поиски оказались тщетны. Я бы с готовностью отправился на поиски упавшей машины и приложил бы все усилия, чтобы найти ее следы, но расстояние до той провинции было слишком велико.

Политическая ситуация в Тибете все ухудшалась. В Пекине уже торжественно объявили о намерении в скором времени «освободить» Тибет. Даже в Лхасе люди не сомневались, что к этой угрозе следует относиться серьезно, ведь до сих пор китайские коммунисты всегда достигали поставленных целей.

Поэтому тибетское правительство в спешном порядке занялось реформированием армии. Эта важная задача была возложена на одного из членов Кабинета министров. В Тибете есть постоянная армия. Каждое поселение в зависимости от числа жителей обязано предоставлять определенное количество мужчин для военной службы. Это часть обязанностей жителей перед государством. Военного призыва в нашем понимании здесь нет, потому что государство интересует только численность вооруженных сил, а не то, будет ли служить конкретный человек. Поэтому тот, кому по жребию выпадает идти в армию, может нанять себе заместителя и отправить его служить вместо себя. Довольно часто эти люди так и проводят в армии всю жизнь.

Армейское командование проходило обучение в Индии и умело пользоваться современным вооружением. Команды до сих пор отдавались на смеси тибетского, индийского и английского. Одним из первых нововведений нового министра стало требование отдавать приказы исключительно на местном языке. Кроме того, вместо английского гимна «God Save the King» были написаны музыка и текст нового тибетского гимна. В нем воспевалась независимость Тибета и восхвалялся светлейший правитель страны, Далай-лама.

Равнинные пастбища вокруг Лхасы преобразовали в плацдармы для военных маневров, были сформированы новые полки, а Национальное собрание решило обратиться к аристократии и богатым людям с призывом собрать и экипировать еще тысячу человек. Им предоставили право самим решать, идти в армию самостоятельно или послать служить заместителей. Для подготовки офицеров из светских чиновников и монахов были организованы специальные курсы. Бо́льшая часть населения восприняла эти нововведения с энтузиазмом.

Летом военные носили хлопковую форму цвета хаки, а зимняя форма шилась из крашенной зелеными ореховыми скорлупками материи из овечьей шерсти. Покрой соответствовал обычному тибетскому костюму: сверху похожая на пальто накидка, которая также может служить одеялом, на ногах длинные штаны и высокие сапоги тибетского фасона. Летом голову солдат от палящего солнца защищает широкополая шляпа, а зимой от холода – меховая шапка. Армия во время построения производит очень хорошее и действительно воинственное впечатление, так что ее даже можно сравнить с европейской или американской. Конечно, прусский фельдфебель нашел бы множество недочетов – но более беспрекословного подчинения уж точно нет нигде. И это неудивительно, ведь по большей части в армии служат крепостные, которые привыкли слепо повиноваться. К тому же все прониклись мыслью о том, что им придется защищать свою страну и религию, что повысило боевой настрой.

В прежние мирные времена об армии не очень беспокоились. Но и тогда родные районы рекрутов поставляли провизию и средства на содержание солдат. Теперь же правительство осознало важность хорошей организации и установило фиксированное довольствие для офицеров и рядовых.

Сначала было непросто обеспечить бесперебойное снабжение множества новых полков. Вся транспортная система оказалась перегружена, а необходимое зерно зачастую приходилось везти с далеких складов. Эти склады, расположенные в хлебородных местностях, представляют собой большие каменные строения без окон, но с отверстиями для вентиляции. Зерно можно хранить в них столетиями, благодаря сухости воздуха оно совершенно не портится. Но теперь эти склады спешно опустошили: запасы провианта перебазировали в те районы, где в случае войны мог проходить фронт. Поэтому нехватка провизии стране еще долго не должна была угрожать. Вокруг Тибета можно было возвести стену, и никто не страдал бы от голода и холода, поскольку все, что нужно для жизни трехмиллионного населения этой огромной страны, так или иначе имелось в наличии.

Общие кухни снабжали солдат едой, а денежного довольствия хватало на сигареты и чан. Все были довольны.

Отличить офицера тибетской армии от рядового очень легко: чем выше звание, тем больше на форме золотых украшений. Правда, строгих правил относительно них не существует. Однажды я видел генерала, у которого, помимо золотых эполет, грудь украшало еще множество блестящих подвесок. Видимо, он насмотрелся фотографий в журналах и решил не уступать европейским военным, хотя в Тибете не существовало медалей. Тибетские солдаты за заслуги вместо знаков отличия получают куда более осязаемое вознаграждение. После победы солдатам полагалась часть трофеев, поэтому случаи мародерства были нередки. Сдавалось только захваченное оружие. В качестве примера работы такой системы можно привести борьбу с шайками разбойников, которой я был свидетелем. Местные пёнпо обращались к правительству за помощью, если сами не могли справиться с грабителями. Тогда к ним направляли небольшие военные подразделения. Хотя бандиты были известны своей жестокостью и отчаянным сопротивлением, солдаты прямо-таки рвались участвовать в подобных вылазках, думая только о богатой добыче, а не об опасности. Это нередко шло во вред. Мне самому довелось быть свидетелем одного трагического случая, когда такой подход стоил жизни многим людям.

Когда коммунисты захватили Туркестан, американский консул Макгирнан вместе со своим молодым земляком, студентом по имени Бессак, и тремя русскими белогвардейцами решил бежать в Тибет, предварительно сделав запрос через посольство США в Индии тибетскому правительству с просьбой разрешить им перемещение по стране. Лхаса тут же отправила гонцов во все стороны, чтобы предупредить усиленную пограничную охрану, что этим людям не надо чинить никаких препятствий. Путь маленького каравана пролегал через Куньлунь и дальше – через Чантан. Верблюды держались превосходно, люди добывали свежее мясо, охотясь на кьянов. По несчастному стечению обстоятельств гонец слишком поздно прибыл именно в то место, где американец со своими спутниками переходили границу. Тибетские пограничники стали стрелять без предупреждения и не вступая в переговоры. Наверняка их рвение объяснялось не только стремлением выполнить долг перед родиной, но и видом дюжины тяжелогруженых верблюдов. Американский консул и двое русских погибли на месте. Третий русский был ранен, и только Бессак не пострадал. Его взяли в плен и вместе с раненым товарищем отправили к губернатору. Обращались с ними, считая нарушителями границы, грубо, осыпали оскорблениями и угрозами. Рьяные пограничники тут же приступили к дележу добычи и немало обрадовались, обнаружив такие ценные вещи, как бинокли и фотокамеры. Но еще прежде, чем конвой с пленниками добрался до местного пёнпо, явился гонец с приказом принять обоих американцев и их спутников как гостей правительства. Настроение у солдат тут же переменилось, они стушевались и стали рассыпаться в любезностях. Но сделанного не воротишь – жизнь трем убитым людям не вернешь. Губернатор послал рапорт в Лхасу. В столице пришли в ужас от этого происшествия и постарались всеми мыслимыми способами выразить свою скорбь. К Бессаку и раненому русскому послали выучившегося в Индии санитара с подарками. Их обоих пригласили приехать в Лхасу, чтобы выступить главными свидетелями на суде против двух пограничников, к тому моменту уже арестованных. Высокопоставленный тибетский чиновник, говоривший немного по-английски, выехал, согласно обычаю, навстречу приближавшимся к Лхасе иностранцам. Я присоединился к нему, подумав, что, быть может, молодого американца хоть немного утешит возможность поговорить обо всем, что с ним произошло, с европейцем. Кроме того, я надеялся убедить его, что правительство совершенно не виновато в произошедшем и искренне соболезнует. Мы встретились под проливным дождем. Американец оказался высоченным парнем, под которым маленькой тибетской лошадки было почти не видно. Я вполне мог себе представить, каково у бедняги было на душе. Их маленький караван несколько месяцев провел в пути, в бегах, постоянно в опасности, и вот – первая встреча с жителями той страны, где они надеялись найти убежище, стоила троим из них жизни.