Фюрер как полководец - Николай Баженов

О том, что весной 1942 г. рассматривалась возможность применения химического оружия, говорит также факт участившихся в Вермахте занятий по химподготовке, которые ранее были почти забыты. Так, в дневнике стрелка бронемашины Вилли Кубека из 13-й танковой дивизии говорится: «15.01.42. Занятие по химподготовке. Тема: «Газы и средства противохимической защиты». Я чуть не теряю сознание – случайно вдыхаю какой-то отвратный газ… 21.04.42. Удалось увильнуть от занятия по химподготовке… 3.06.42… остальные заняты химподготовкой».

Еще одним доказательством являются перекрестные данные советской и британской разведок. Так, в начале января сразу несколько резидентов военной разведки доложили в Центр о том, что «Гитлер приказал применить на Восточном фронте химические отравляющие вещества». 2 февраля резидент под псевдонимом «Конрад» сообщил, что в Германии подготовлено большое количество тары для перевозки отравляющих веществ на Восточный фронт, а 12 февраля уже Шандор Радо по кличке «Дора» докладывал из Швейцарии: «В немецких противотанковых войсках усиленно ведется химическая подготовка. В каждой роте имеется унтер-офицер в качестве химинструктора».

Весной 1942 г. в Москву поступили свежие разведданные, согласно которым Германия вела подготовку к применению против Красной Армии химического оружия. Причем ожидалось его использование как на фронте против регулярных войск, так и против тыловых городов, в т. ч. Москвы и Ленинграда.

Так, 22 февраля начальник военной разведки генерал А. Панфилов направил сообщение Сталину «О продолжающейся подготовке германской армии к применению химических средств». В нем говорилось: «Полученные главразведуправлением данные за февраль 1942 г. подтверждают продолжающуюся ускоренную подготовку противника к применению химических средств против Красной Армии.

Мероприятия германского командования направлены на подготовку к химической войне не только на фронте, но и в глубоком тылу… По данным целого ряда источников, начало химической войны приурочивается к весне этого года в связи с предполагаемым наступлением».

Очередное специальное сообщение пришло Сталину 11 марта: «Германское командование продолжает подготовку к химической войне. Установлено, что химическая подготовка германских войск проводится по всему фронту. Части противника, расположенные в гг. Красногвардейск, Прилуки, Харьков, Таганрог, усиленно обучаются применению химических отравляющих веществ и мерам противохимической защиты. Продолжается переброска на Восточный фронт отравляющих веществ и химических боеприпасов…»

В городах за противохимическую защиту отвечала созданная еще в 30-е годы служба ПВХО, организационно входившая в структуру МПВО (местной противовоздушной обороны), в свою очередь подчинявшейся НКВД.

Несмотря на постоянные указания и распоряжения, дело с защитой от химического нападения в СССР традиционно обстояло хуже некуда. Во-первых, по причине элементарного разгильдяйства, во-вторых, из-за банальной нехватки технических средств и настоящих укрытий. Обычные «щели», читай траншеи, самый массовый тип укрытий для населения на случай бомбардировки, представляли собой, по сути, окопы, вырытые во дворах и на территории предприятий. Естественно, они не могли защитить от отравляющих газов. Дело с обеспечением противогазов обстояло несколько лучше. Без них попросту не пускали на завод и на работу. Однако за техническим состоянием этих подручных средств никто не следил, да и в случае применения нервно-паралитических газов противогаз был попросту бесполезен. Полноценных газоубежищ к весне 1942 г. были построены единицы, в первую очередь для начальства и военных.

Понятно, что химические бомбардировки могли привести к массовым жертвам и бегству уцелевших жителей в сельские районы. В связи с этим 10 марта шеф НКВД Лаврентий Берия, а также А. Щербаков и председатель Моссовета Н. Пронин направили письмо Сталину, в котором, в частности, говорилось: «Ввиду опасности применения фашистскими захватчиками химических средств нападения, НКВД СССР, МК ВКП (б) и Московский Совет считают целесообразным немедленно возобновить работу по простейшему приспособлению существующих станций и тоннелей 3-й очереди метрополитена под газоубежища»[77].

Это предложение обсуждалось на заседаниях ГКО, после чего 16 марта было принято постановление Госкомитета обороны № 1460сс «О приспособлении Московского метрополитена под газоубежища для населения Москвы». Согласно ему, работы должны были быть закончены к 30 июля[78].

Устрашающие письма о возможном применении химического оружия получили и городские комитеты обороны в других городах страны. Метро там не было, посему реальными газоубежищами могли стать только штольни в откосах и глубокие подземные бункеры. Так, Горьковский городской комитет обороны 19 марта обсудил вопрос об обеспечении электромоторами спецстроительства № 74. Речь шла о бункере, строившемся на глубине 36 метров в толще волжского откоса, недалеко от Нижегородского Кремля. Работы были начаты еще осенью 1941 г. Укрытие должно было иметь герметичные двери и мощные воздушные фильтры. На последующих заседаниях комитета, который возглавлял первый секретарь обкома партии М. И. Родионов, тема противохимической защиты поднималась неоднократно[79].

Сталинградский комитет обороны тоже получил соответствующие указания. По приказу его председателя А. С. Чуянова в городе активизировались работы по строительству и ремонту укрытий для населения, регулярно проводились проверки состояния МПВО и ПВХО. К 15 апреля в городе имелось 66 км открытых и закрытых щелей, в которых могли разместиться 132 тысячи человек. Для газо– и бомбоубежищ предназначались 237 подвалов на 33 500 человек. При населении города порядка 450 тысяч человек этого было, мягко говоря, недостаточно. Кроме того, комитет обороны поручил предприятиям области дополнительно изготовить 50 тысяч противогазов, дегазаторов, защитных комбинезонов и фартуков. Поскольку соответствующих промышленных мощностей не хватало, приняли решение создать специальную мастерскую по производству средств индивидуальной защиты.

Все эти факты говорят о том, что весной 1942 г. власти СССР всерьез опасались применения Гитлером отравляющих газов, и на то были веские основания.

Немецкий химический арсенал, имевшийся к этому времени, действительно поражал воображение. Помимо бомб и снарядов, на вооружении имелись химические мины, фугасы, ручные гранаты, шашки ядовитого дыма и даже специальные машины для распыления ядовитых газов и заражения местности. То есть в принципе к удару было все готово. Однако отдать роковой приказ Гитлер так и не решился. И не последнюю роль в этом сыграли союзники. Британское правительство, которое узнало о приготовлениях Германии от разведки, открыто заявило, что, в случае чего, нанесет ответный удар.

29 марта 1942 г. Сталин писал Уинстону Черчиллю: «Выражаю Вам признательность советского правительства за заверение, что правительство Великобритании будет рассматривать всякое использование немцами ядовитых газов против СССР так же, как если бы это оружие было направлено против Великобритании, и что британские военно-воздушные силы не преминут немедленно использовать имеющиеся в Англии большие запасы химических бомб для сбрасывания на подходящие объекты Германии»[80]. При этом Сталин настойчиво торопил Черчилля – «выступление Британского Правительства с указанным выше предупреждением Германии следовало бы произвести не позже конца апреля или начала мая». Вождь также намекнул на нехватку у него «средств ответного химического удара», в ответ на что премьер-министр предложил Сталину в качестве союзнической помощи отправить с ближайшим конвоем тысячу тонн иприта и столько же хлора.