Дети Ржавчины - Михаил Тырин
Шрифт:
Интервал:
Закладка:
Не знаю, сколько продолжался наш отчаянный, лихорадочный поиск. Мы не нашли никого. Уже на рассвете вернулись на базу, оставив на всякий случай две машины в разоренном селении. Я предложил было оставшимся в живых перебраться на эту ночь к нам, но никто не согласился.
— Я могу найти человека, который согласится убить Лучистого, — предложил мне Подорожник, когда я сидел на крыльце своего дома и молча смотрел в пустоту.
— Не нужно, — ответил я, хотя в тот момент мне действительно хотелось огня и крови. — Кто был тот человек с обожженным лицом?
— Его имя Мертвый Коготь, но все зовут его Горелый.
— Кто же его подпалил?
— В детстве отец уронил Горелого в костер, и тот весь обжегся. Какой-то нищий выкупил его у родителей и водил с собой — за уродство ему больше подавали.
— Так, может, лучше его убить?
— Можно, но отряд послал Лучистый. Они сделали это, чтоб крестьяне больше не шли к нам.
— Я это понял.
— Если это не поможет, они убьют и тебя.
— Если бы хотели, убили бы раньше.
— Нет. Раньше им выгоднее было перекупить тебя или запугать. Ведь ты один владел тайной. Теперь это не тайна. Любой из нас может заменить тебя. Они ничего не потеряют, если тебя убьют.
— И что ты предлагаешь? — усмехнулся я.
— Сиди дома. Погонщики будут тебя охранять. Не летай никуда.
Я лишь покачал головой. Подорожник неодобрительно нахмурился.
— Знаешь, чем занимался Горелый до того, как попал к Лучистому? Он искал детей-сирот, уродовал их, учил клянчить деньги, а потом продавал нищим. Он умеет ломать ноги не только детям, я сам это видел. Подумай хорошо.
— Я не буду сидеть взаперти из-за этой жирной свиньи, — сказал я. — Пусть они нас боятся, а не мы их. Потому что мы сильнее.
— Как хочешь, — ответил Подорожник. — Но ты снова забыл, что я знаю Лучистого лучше, чем ты. Он повернулся и пошел прочь.
Карательная экспедиция в деревню не отпугнула от нас крестьян. Можно сказать, ничего не изменилось. Разве только охранять селения мы стали лучше. Я пообещал, что лично буду облетать посты и проверять. И если застигну кого-то в обнимку с бутылкой, то или отправлю на поля вместе с крестьянами, или вовсе на все четыре стороны.
Ужесточение режима прошло при всеобщем молчаливом согласии. Людей действительно напугало последнее происшествие, они стали держаться настороженно. Но я понимал, что все это до поры, до времени. Пройдет несколько дней, все расслабятся, потеряют чувство опасности, и тогда уже придется выполнять обещанное. Люди будут недовольны, но иного выхода нет.
Однажды утром ко мне пришел Друг Лошадей. По его лицу было видно, что у нас появилась очередная проблема, которую нужно немедленно решать.
Он сел, минуту помолчал, собираясь с мыслями и глядя, как я затягиваю шнуровку на сапогах. Наконец заговорил.
— Раньше у нас был обычай — когда мужчина и женщина начинали жить вместе, они собирали людей, чтобы открыто сказать им об этом. Кто побогаче, в тот день угощали, устраивали праздник. Были еще магические ритуалы...
— Хороший обычай, — кивнул я, — у нас тоже есть такой. И что из того?
— Этот обычай почти забыт. Богатые часто меняли женщин, они не хотели каждый раз делать из этого праздник.
— А бедные?
— Бедные всегда смотрят на богатых и стараются поступать, как они. Они тоже перестали соблюдать старые ритуалы. Мы, старики, этим очень недовольны, но кто нас хочет слушать? Только в глухих деревнях кто-то еще помнит, как это делается.
— Значит, ты хочешь, чтоб я тебя послушал? Зря пришел, я не собираюсь заключать союз ни с какой женщиной.
— Нет, подожди! Ты же сам сказал, что это был хороший обычай. Может, стоить возродить его у нас? Я удивленно посмотрел на старика.
— Ты думаешь, — медленно проговорил я, — что у нас не осталось никаких забот, кроме этой?
— Да нет же! — с досадой проговорил Друг Лошадей. — У нас много забот. Но один-единственный ритуал не отнимет много времени. Да и не в этом дело. Мы живем не так, как все, — мы лучше других. У нас вдоволь еды, у нас нет старост с длинными тесаками, у нас никто не заставляет другого делать то, что он не хочет.
— Ну, не совсем... — тихо проговорил я.
— Так пусть и в этом мы будем лучше! — старик заглянул мне в глаза. — Пойми, я очень хочу, чтоб у нас все было так, как должно быть у людей. Чтобы все человеческие законы соблюдались.
— Я тоже хочу, но в такое время... Постой, а кого ты имеешь в виду?
Старик вздохнул, отвернулся к окну.
— Все знают, что Подорожник и женщина Надежда ночуют вместе.
— Да, я тоже знаю. Но еще у нас есть такой обычай — не подглядывать за чужой жизнью.
— А чего подглядывать, если и так все ясно? — махнул рукой Друг Лошадей. — Но ведь они не просто жители деревни, они осененные древней силой. Чтобы их уважали и слушались, нужно чтить старые традиции.
— Я думаю, они знают, что делают, — спокойно заявил я, одеваясь. — И потом, у погонщиков свои традиции.
Друг Лошадей схватил меня за куртку и легонько потряс.
— Послушай меня, я плохого не посоветую, — напористо заговорил он. — Здесь есть не только погонщики, но и крестьяне. Ты каждый день говоришь, как нам необходим порядок и послушание, а сам позволяешь так грубо нарушать человеческие законы.
— Эти законы никто, кроме тебя, не помнит.
— Их помнят крестьяне! — горячо возразил старик. — И если Подорожник и его женщина покажут, что чтут их, за ними последуют и другие. Все изменится, когда мы возродим порядок, завещанный предками.
— Не знаю, — я пожал плечами.
— Поговори с ними, убеди. Меня, старика, они слушать не будут.
— Ну хорошо, я поговорю, — пообещал я. — Попробую поговорить, когда будет время.
Я вышел из дома и направился к стоянке. Вчера мы пригнали из хранилища-вулкана два бомбардировщика— Надежда с утра была около них, проверяя механизмы. Я подошел, пожелал доброго утра.
Бомбардировщики совсем не походили на легкие и стремительные истребители. Формой они напоминали скорее дирижабли — пузатые, неуклюжие и очень вместительные.
— Надо опробовать технику, — сказала девушка, вытирая руки тряпкой. — Составишь компанию?
— Вчера вроде опробовали.
— Вчера мы проверяли двигатели, а еще есть бомбы и ракеты.
— Можно, но зачем их зря тратить? Давай с пользой употребим.
— Что ты предлагаешь? — заинтересовалась Надежда.
— Удивляюсь я на тебя, — усмехнулся я. — Мы можем за несколько часов перелететь океан и оказаться на другом континенте, а тебе это даже в голову не приходит. Неужели не хочется увидеть, что вокруг?