Русские были и небылицы - Игорь Кузнецов

По выходе из тела душа принимает вид маленького человечка и видна праведным.

[Ставят на раскрытое окно стакан или чашку с водой], чтобы душа, вышедшая из тела покойника, в этой воде или искупалась-омылась, или запила этой водой ту горечь, которую они чувствовала при расставании с телом.

Сверх того кладут в углу под иконами в доме умершего хлеб, который должен пролежать тут шесть недель, потому что покойник будет приходить каждую ночь в тот дом и подкреплять себя этою пищею.

Душа – дуновение, дух, ветер.

Когда слышится завывание ветра в трубе, суеверные люди говорят:

– Чья-то душа родная жалуется, что ее не поминаем!

Умирал наш зять. Сидим мы около него. Потом вижу, как ему умереть-то: из окна в окно пролетела… Не видала кто, а как будто маточка (мотылек).

Когда умирает человек, то стараются в последние минуты подержать у его рта ковш с горячими угольями и ладаном – чтобы душе легче было подняться на небо.

Связанные у покойника руки и ноги перед тем, как хоронить, развязывают, чтобы свободнее ему было предстать на тот свет.

На том свете покойник живет той же жизнью, какой жил и прежде, сохраняя все свои внутренние и внешние качества, и исключение представляют лишь дети. Они, по воззрению олончан, продолжают расти и мужать.

А потому когда умирает ребенок, то меряют рост его отца ниткою, обрывают ее и кладут нитку в гроб, «для того чтобы он родителей не перерос, а рос бы да мерился да вовремя остановился».

Маленьким кладут в гроб под подушку яйца и говорят:

– Он радуется пусть яичку, может быть, и поиграет там…

Когда обрезывают ногти, то обрезки их собирают в одно место и хранят, а при погребении покойнику кладут в гроб и его ногти, чтобы они помогли перебираться ему через какую-то высокую гору на том свете.

Единственное отчетливое представление народа о загробной жизни – это ее вечность. Там во веки веков будешь мучиться или жить хорошо… И не умрешь больше, и никакой перемены больше не будет…

Народу не нравятся, например, ночи, потому что «в темно» свободно разгуливает везде нечистый и приходится опасаться лихого человека; не нравится также и холод – и их не будет на том свете.

Там будут всякие древа, вишенья и цветы… Из «того света» народ исключает заботы о своих насущных потребностях, т. е. то, что для него тяжело…

На том свете Бог дает неизносимые одеянье и обутку. Есть не будут на том свете, без еды все сыты будут.

– А что же делать-то там будем?

– А уж это что Господу угодно заставить.

Прибавляют, впрочем, еще, что все родные, попавшие в рай, будут жить «вместях».

Души умерших взрослых людей пребывают в темном пустом месте до страшного Христова судилища, – праведники и грешники все вместе. В то время, когда за них вынимают просфору, глаза их видят свет.

Лучше всего служить по покойникам панихиду и поминать их в субботу или в какой-нибудь праздник на неделе, тогда они видят свет вплоть до того времени, когда священник кончит воскресную службу. А если поминать их в воскресенье, то свет осеняет их глаза лишь на то время, пока длится служба.

Мы не знаем ничего – где какая душа будет после Христова судилища, в раю ли, в аду ли. Но сама душа в то время, когда мы ее поминаем, видит уготованное ей место. Если человеку умершему приготовлено место в аду, то родные и близкие его на земле могут спасти его своими молитвами, могут умолить за него Господа. Особенно легко может мать умолить за своих детей – молитва матери всегда доходит до Бога. Так же и жена за мужа. А муж за жену умолить не может: таков уж закон.

Если в субботу отслужить заупокойную обедню по покойнику, то душа его освобождается из темного места, где она заключена, – на целые сутки, вплоть до окончания воскресной службы. Душа в это время свободно гуляет по белому свету.

Если она праведная, то невидимо пребывает с нами в это время, остерегая нас от греха; если же она грешная, то летает по тем местам, где грешила, мучится, глядя на совершенные ею грехи, терпит казнь и этим постепенно искупает свои прегрешения.

Сами за себя умершие не могут молиться – они молятся только за нас, в то время, когда мы поминаем их за обедней, и по их молитве прощаются нам многие наши грехи. Мы за них молимся, а они – за нас, ни им без нас, ни нам без них нельзя быть.

До Страшного суда и грешники, и праведники живут в особом помещении, темном и страшном: свету и радости не имеют.

Поэтому праведники молят Бога, чтобы свет поскорее кончился, а грешникам расчета нет, потому что мучения их начнутся только после Суда, – до тех пор сидят хоть и в темноте да в тепле, и никакого наказания пока нет.

После Суда души поселяются в тех местах, где кому назначено. Будет построен огромный дом с бесконечным числом этажей вверх и вниз. В среднем этаже будут жить те люди, за которыми нет особых грехов, ни особых добродетелей… Чем человек праведнее, тем его вечное поселение будет выше. Выше людей будут ангелы, а на самом верху – Бог.

Чем человек грешнее, тем ниже будут ему отведены покои. Самая нижняя комната – в виде необъятного котла. В этом котле огромное колесо, вращающееся около оси три года раз. Налит котел расплавленными металлами, и грешники купаются в этой массе. Посередине сидит сатана и радуется, созерцая эту картину мук…

До Страшного суда чертей в аду очень мало: они все почти на земле, около людей.

Рай – обширная обетованная земля с горами, садами и полями. В ней живут на восточной стороне ангелы и архангелы; в полдни («на полдённой стороне») – младенцы до семилетнего возраста, а мечта взрослых – попасть бы хоть на закатную сторону, к Маронию на райское поле. Здесь хотя и нет яблок, жить все-таки недурно.

Что касается младенцев, то им не всем равное царство. Так, младенцы, помирающие вскоре после рождения, не попробовавшие соски, но крещеные, живут на восточной стороне, как ангелы. Младенцы безымянные, т. е. некрещеные, живут хотя и в раю, но они слепы.

Рай – прекрасный сад, изобилующий всем, чего только в состоянии человек пожелать. В раю никто из живых людей никогда не был.