Паутина удачи - Оксана Демченко

– Как вы догадливы, – восхитилась Анна и снова потянула брошенные было без присмотра перчатки. – Так что, передумали?

– Вы ужасно продешевили, – ехидно отметил Рони, выворачивая карманы. На паркет звонко посыпались мелкие шайбочки, брякнул гаечный ключ, запрыгали каучуковые и кожаные кольца уплотнений, цокнула плоская баночка со смазкой. – У меня с собой от силы рублей двадцать.

Иноземка на происходящее смотрела с растущим смятением. Саня молча радовался тому, что успел забрать уникальную свистульку и спрятать еще на базаре в свой карман. Безупречная вещь не достанется мстительной злыдне Анне в придачу к прочим Юркиным ценностям. Рони подмигнул ему:

– Саня, ни слова Беренике, договорились? Не то получится, что сударыня Ушкова ее расстроила, а не меня.

– Вашу кабанью шкуру моими булавками, видимо, не пробить, – с некоторой симпатией отметила Анна. – Но я не намерена по столь примитивной причине отказаться от удовольствия. Идите и кричите громче.

– Вы не будете разочарованы, – пообещал Рони.

Он уже покидал ателье, когда из двери внутреннего помещения вышла Валентина, кивнула гостям и устроилась на свободном стуле. Услышав первый вопль с улицы, она вздрогнула, но лишь пожала плечами, не желая мешать дочери в ее затеях, после чего обернулась к просительнице:

– Я вас помню. Вы были с господином, который обманом выманил у меня платье. Оплатил его стоимость, но разве в цене дело? Это было мерзко, у меня еще два дня болела голова, словно я отравилась его вкрадчивым голосом.

– Так и произошло, сударыня, – тихо и твердо сообщила прибывшая. – Мсье Шарль использовал против вас свое магическое обаяние. Я не помешала ему, хотя мои убеждения не позволяли мне принять происходящее. Мне стыдно, что я участвовала в воровстве.

– Покупка оплачена, – сухо отметила Валентина.

Рони за окном взвыл особенно громко, франконка вздрогнула и опасливо покосилась в сторону витрины. Достав свернутые бумаги, она выложила их на стол:

– Это черновик патентной заявки, я перевела на ваш язык. Полагаю, прочитав ее, вы поймете, что мы вас подло и бесчестно ограбили. Наверное, мне придется гораздо дольше, нежели этому сударю, кричать у дверей, чтобы вы позволили мне продолжить разговор.

Анна пробежала глазами текст. Задумалась, подвинула бумаги по столу – матери, охнула и толкнула Валентину под локоть, указывая на сидящую напротив иноземку:

– Мама, я убеждена, что это та самая франконская Мари, о которой третьего дня нам твердили все достойные фон Гессы.

Валентина Ушкова закончила просмотр черновика, заинтересованно шевельнула бровью и свернула листки в трубочку:

– Мари, вам ведь вряд ли разрешили визит сюда.

– Я принесла платье и оригинал патента, – тихо отозвалась франконка. – Мне казалось, все будет как-то иначе… Вы правы, мой поступок сильно повлияет на мою репутацию. Но я не могу вас ни о чем просить, как намеревалась. Это бессмысленно.

– Пожалуй. За кражу я с вас так и так получу… – усмехнулась Валентина и поморщилась: очередной вопль Рони мешал продолжить фразу. – Анна, да уйми ты его! Что за выходки, у нас приличное ателье.

Дочь Валентины Ушковой рассмеялась, прошла к двери, распахнула ее и поманила пальчиком Рони. Составившие немалую толпу слушателей пассажиры двух конок, несколько кучеров, лоточник, дворник, два путейца и полицейский разочарованно загудели, лишившись занятного зрелища. В наступившей тишине Валентина смогла продолжить чинное чаепитие и деловой разговор:

– Итак, у меня к вам немало обязательных требований. Вы немедленно подаете документы на смену подданства – я не беру на работу иноземок. До весны вы будете находиться при ателье неотлучно, я желаю понять, верны ли рекомендации, которые мне дали относительно вас. И я намерена платить вам в это время всего пять рублей в неделю, вменив в обязанности работу с посетителями и помощь в пошиве. Кроме того, я желаю получить не позднее февраля грамотно и полно оформленные на бумаге представления о том, как, по вашему мнению, можно расширить мое дело. И сверх перечисленного вы изготовите необходимые документы для патентной защиты кроя. Без оплаты.

– То есть вы берете меня в ателье? – поразилась Мари. – Прямо сейчас?

– Именно. Юрий! – Ушкова обернулась к Рони, наблюдающему за упаковкой сумочки и перчаток. – Я намерена расширить ваше наказание. Помогите моей новой работнице перевезти вещи из посольства.

– Не надо, – осторожно улыбнулась Мари. – Вещи на вокзале. Я ведь, если разобраться, во второй раз украла платье, теперь возвратиться в посольство невозможно. Меня Береника предупреждала, что нельзя вернуться, если меняешь судьбу. Но я не знала, что это так страшно. Гораздо тяжелее, чем представлялось в мыслях.

Валентина Ушкова согласно кивнула. Достав с полочки под столешницей ножницы, разрезала шнурок свертка и вскрыла его. Погладила пальцами возвращенное платье. Встряхнула. Довольно вздохнула, даже прикрыла глаза: удачный день и хорошее разрешение от тревоги, возникшей после разговора с Береникой.

– Мари, вы уже у меня работаете. Вот поручение. Поезжайте к этим ужасным фон Гессам. Вечером прием, а готовить им решительно некогда, продукты-то до сих пор мерзнут в пакетах перед ателье. К тому же на приеме будет Евсей Оттович, а быстрее и надежнее, нежели как при вмешательстве тайной полиции, вам документы никто не оформит.

Франконка недоуменно развела руками: она никак не могла понять логики своих новых знакомых. И скорости происходящего – тем более. Перед визитом она мучительно долго стояла на улице возле ателье, мысленно выстраивала беседу, в которой раз за разом получала неизбежный отказ. Выслушивала ею же придуманные закономерные упреки, вложенные воображением в уста Валентины Ушковой. Мысленно уходила одна, непонятая и потерявшая все. А то и уезжала в полицейской карете, арестованная за воровство. Но ни разу в своих размышлениях не забиралась на высокую подножку незнакомого автомобиля, не садилась в холодный, промерзший насквозь открытый салон и не получала от выбежавшей следом Анны шубу: «А то заморозят, ироды». И даже не представляла себе, что зимой можно передвигаться с такой страшной скоростью по узким улицам. Ветер рвал с головы шапочку, снег сек кожу лица. Закрытые веки, кажется, совершенно смерзлись. Машина ревела и прыгала, рыжий некрасивый шофер кричал во весь голос, перекрывая шум и не думая о неизбежной ангине… А на душе было светло и легко, как никогда за долгие годы взрослой жизни, выстроенной по плану. Едва ли удастся вернуть сбережения, хранящиеся в банке во Франконии. Но даже это пока что не беспокоило.

Автомобиль отчаянно затормозил, когда Мари казалось, что она уже превратилась в настоящего снеговика, того самого, которого собиралась лепить Береника из первого зимнего снега. Пришлось тереть засыпанные белой порошей глаза. Когда холодная пыль осела, удалось рассмотреть заброшенный, голый парк, скромный, сильно обветшавший и неухоженный особняк с воротами вместо окон. И неправдоподобно красивую рыжеволосую женщину, мрачно поигрывающую тяжелой поварешкой. Такую красивую, что на миг Мари с ужасом предположила, что в Ликре тоже есть джинны, но – о чудеса равноправия! – их отбирают и воспитывают среди девочек, а не из числа одаренных мальчиков.