Рассекречено? Правда об острых эпизодах советской эпохи - Владимир Воронов

Отцы-командиры бросили умирать почти 100 тысяч красноармейцев и краснофлотцев. В том числе 23 тысячи раненых. Хотя, выступая в 1960-е годы на конференциях по обороне Севастополя, сам адмирал Октябрьский называл иную цифру брошенных им раненых: 36 тысяч человек. Он же и оправдывался: «В этих условиях встал вопрос: как быть? Если эвакуировать армию, то были бы потеряны армия и флот, оказавшийся сильно преуменьшившимся из-за потерь в боях. В конечном счете была потеряна армия, но сохранен флот». Флот (по состоянию на 4 июля 1942 года) — линкор, четыре крейсера, лидер эсминцев, девять эсминцев, вспомогательный крейсер, полтора десятка тральщиков, четыре канонерские лодки, 37 подводных лодок, два сторожевых корабля, свыше 100 боевых катеров — торпедных, сторожевых, речных мониторов. А еще помимо этого — сотни реквизированных под военные нужды гражданских плавсредств: транспорты, пароходы, катера, баркасы, сейнеры… Армада! Которую и обязаны были задействовать на спасение армии, да хотя бы и попытаться: спасение даже части армии оправдывало бы гибель любого количества кораблей и катеров. Да и зачем вообще нужен бездействующий флот, у которого нет базы, на глазах которого гибнет армия? И был ли основательный толк от флота, такой ценой сохраненного? Практика дальнейшего применения его на Черноморском ТВД этого как-то не подтвердила: по сути, флот своего главного предназначения так и не выполнил. И уж при любом раскладе военачальники обязаны до конца быть со своими бойцами, разделив их участь. Но они их предали и кинули, презрев уставы и военные традиции.

Львиная доля вины за Севастополь лежит, безусловно, на Сталине: по его приказу ведь держались до последнего, именно он подобрал и назначил руководить обороной людей, не справившихся с этим. Которые, кстати, отделались легким испугом. Но подлость тех, чье место на страницах позора, не может умалить героизма собственно рядовых защитников города. Большей частью так и оставшихся безымянными и числящимися «пропавшими без вести». В декабре 1942 года учредили медаль «За оборону Севастополя», но первыми ее получили Октябрьский и Петров. Всего эту медаль вручили около 52 тысяч человек: эвакуированному комсоставу, морякам уцелевших кораблей, да еще тем раненым, кому повезло быть вывезенными из Севастополя до середины июня 1942 года. Десятки и десятки тысяч настоящих героев, действительно стоявших до последнего, но попавшие в плен, за оборону «города русской славы» не награждали… Зато бросивший (а по сути — предавший) своих бойцов адмирал Ф. С. Октябрьский — не выигравший в своей жизни ни одной морской баталии (впрочем, за всю жизнь он никогда и не участвовал ни в одном морском бою!) — в 1958 году получил Золотую Звезду Героя Советского Союза, а на груди его сияло 11 орденов, в том числе три флотоводческих (!) и даже один «сухопутный» полководческий. Более того, он стал почетным гражданином Севастополя, его именем назвали улицу, учебный отряд Черноморского флота и даже боевой корабль! Генерал И. Е. Петров — хронический неудачник, проваливший все операции и тоже не выигравший ни одного сражения, — в 1944 году подрос в звании до генерала армии, а в 1945 году стал Героем Советского Союза, на его груди сияло 13 орденов, в том числе два полководческих. А в 1965 году звание Героя Советского Союза — за несуществующие подвиги — присвоили и вице-адмиралу Н. М. Кулакову, бывшему в 1942 году членом Военного совета Черноморского флота, бежавшему из Севастополя вместе с адмиралом Октябрьским в ночь на 1 июля 1942 года. К слову, среди наград у этого «политрабочего» и флотоводческая — орден Нахимова I степени…

Долгие десятилетия правду о падении Севастополя в 1942 году невозможно было не только писать, но и говорить — даже и в достаточно узком кругу военно-морских профессионалов. Как с горечью написал известный историк отечественного флота капитан 1 ранга Виталий Доценко, «в отечественной исторической военно-морской литературе существовали (и существуют до сих пор!) устоявшиеся стереотипы в описании (или определении) тех или иных событий. Эти своеобразные клише переходили из книги в книгу… Получалось патриотическое, поэтическое и весьма приятное чтиво, но само событие или стушевывалось, или представлялось совершенно в другом ракурсе». И при этом «порой описание подвига, стоившего жизни совершившим его, заслоняло собой все. Никто не задавался вопросами: почему погибают люди и тонут корабли, кто виноват в многочисленных трагедиях? Конечно, патриотизм и подвиг — благородное дело, с этим спорить нельзя. Но что для историка стоит опус, где есть одни ура-патриотические заклинания, где отсутствует предмет, то есть само событие, „имевшее место быть“? Что для историка стоит опус, где истинное событие искажено до неузнаваемости?»

Падение Севастополя — именно из этого разряда. Тот же капитан 1 ранга Виталий Доценко вспоминает, как уже во второй половине 1980-х годов в группе командирской подготовки главкома ВМФ ему пришлось читать лекцию о совместных действиях армии и флота во время Великой Отечественной войны. И, рассказав о проведении операций по обороне военно-морских баз, Доценко «подробно остановился на героизме советских воинов при обороне Таллина, Ханко, Одессы и Севастополя, а затем подверг резкой критике действия командующего Севастопольским оборонительным районом вице-адмирала Ф. С. Октябрьского (Иванова) и его заместителя по сухопутной части командующего Приморской армией генерал-майора И. Е. Петрова, бросивших на произвол судьбы более чем 80-тысячный гарнизон (в том числе 23 тысячи раненых) в осажденной противником крепости. Я сказал также о медлительности, а точнее, о бездеятельности наркома Военно-морского флота Н. Г. Кузнецова, не сумевшего грамотно проанализировать обстановку и вовремя доложить в Ставку Верховного Главнокомандования о немедленной эвакуации войск из Севастополя. Полководческой прозорливости не хватило и у представителей Северо-Кавказского фронта маршала С. М. Буденного и его заместителя по морской части адмирала И. С. Исакова, которым непосредственно подчинялся командующий Севастопольским оборонительным районом». Оценка военно-морского историка однозначна: «В критической обстановке два высших военачальника предали своих бойцов. Этот поступок надо рассматривать как бегство с театра военных действий. С петровских времен в Морском (а затем и в Корабельном) уставе записано: „Командир покидает корабль последним“. В русской военной истории трудно найти примеры, когда командиры первыми покидали свой корабль (или войска). В период первой обороны Севастополя в 1854–1855 годах ни один из адмиралов и генералов не оставил свои войска. Даже фельдмаршал Паулюс не покинул обреченные на гибель и плен свои войска под Сталинградом, он разделил их участь». Но, лаконично отмечает офицер, «некоторым слушателям эта критика не понравилась». И потому на карьере самого Доценко тогда был поставлен жирный крест…

В августе сорок четвертого был опубликован указ Президиума Верховного Совета СССР о награждении орденами и медалями большой группы военных авиаторов. Но, просматривая наградные листы, приметил пару товарищей совершенно не летных специальностей — с броской строкой в графе «должность, часть»: отдел контрразведки СМЕРШ[59]. И мое воображение тут же нарисовало сцены лихих оперативных комбинаций, за которые получили ордена офицеры СМЕРШа, — это же «В августе сорок четвертого», в натуре!