Школа хороших матерей - Джессамин Чан

ее вину. На лбу у нее выступают капли пота. Она смотрит летние видеозаписи и сгорает от стыда. Во время танца они близко друг к другу, явная пара. Желание очевидно.

Они смонтировали запись так, будто она и Таккер все время были вместе. В день экзамена по действиям в условиях опасности она выглядит беспомощной, женщиной, которая не может спасти никакого ребенка, не может спасти себя. Крупные планы плачущей Эммануэль. Стоп-кадр с Эммануэль в крови Фриды. Запись: она и Таккер на парковке, играют руками друг друга. Ей показали больше сцен с сексуальным подтекстом, чем сцен, в которых она выступает в роли матери.

* * *

Они получают прогнозы на следующий день. У Фриды высокая оценка за нежность, эмпатию и заботу. Ее материнские инстинкты многократно улучшились, хотя наблюдались и показатели вины и стыда, некоторые вспышки сексуального желания, когда она просматривала видеозаписи ее с Таккером.

— Мы ни разу не поцеловалась, — говорит Фрида. — Эту черту я не перешла.

— Но желание у вас было, — говорит психолог. — И это желание отвлекало вас от занятий. Я вам говорила: держитесь подальше от этого человека, но вы явно хотели привлечь к себе его внимание. Как мы можем быть уверены, что вы не завяжете с ним отношения по окончании школы? Вы понимаете, что не должны с ним встречаться?

Она не спрашивает, почему не должна.

— Обещаю, что не буду с ним встречаться. Вы говорили, что, если я закончу первой в группе, судья может сделать исключение.

Разве она не выполнила самое сложное задание? Разве она не научила Эммануэль быть человеком?

— Судья будет учитывать все сведения. Помните, Фрида, ваш скан должен был получиться чистым и материнским.

— Моя семья нуждается во мне. — Она снова приводит доводы в свою защиту. Она может заботиться о Гарриет, пока Сюзанна выздоравливает. Кто-то должен помочь им с Гарриет. Гаст и Сюзанна будут заняты. Гарриет может жить с ней, пока Гаст и Сюзанна обустраивают свою жизнь с младенцем. Она будет готовить для них. Будет сидеть с их ребенком. Гарриет нужна мать. Она обладает всеми навыками, чтобы сделать жизнь Гарриет хорошей. Она всегда будет помнить то, чему научила ее школа.

— У моих родителей всего одна внучка, — говорит она.

— Об этом нужно было думать до того, как вы оставили дом в тот день, — сказала психолог. — Мы вложились в вас, Фрида. Мы сделали для вас все, что могли.

Прогноз Фриды от плохого до благоприятного. Психолог не может предугадать действия судьи.

Психолог протягивает руку. Благодарит Фриду за участие в программе.

Фрида так и не спросила, есть ли у психолога дети, хотя ей это интересно. Психолог никогда не говорила об этом. Она пожимает руку психолога и благодарит за наставничество. Она в последний раз перечисляет свои недостатки.

Психолог подсказывает ей:

— Вы плохая мать, потому что у вас плотские желания.

— Я плохая мать, потому что у меня возникали плотские желания. Я плохая мать, потому что была слабой.

Сегодня День благодарения. Ее мать, вероятно, покупает подарок Гарриет на Рождество. Она купит Гарриет, как всегда, одежду. Может быть, уже купила. Когда Фрида была беременна, ее мать сказала ей, что иметь дочь — все равно что иметь свою собственную настоящую куклу.

«Твоя дочка будет красивая, — сказала ей мать. — Как ты была красивее меня, так и твой ребенок будет красивее тебя».

Остальную часть утра Фрида вышагивает по каменному двору. Она думает о Гарриет зимой, о доме, куда свет проникает сбоку, о том, чтобы закрыть входную дверь, уехать. О сыне Таккера, который выходит из домика на дереве. Школа должна увидеть, что Фрида изменилась, но можно ли выживание считать прогрессом? Гарриет заслуживает большего, чем мать, самое большое достижение которой в том, что она выжила.

Один раз она случайно поцарапала щеку Гарриет до крови. В другой раз она слишком коротко постригла ей ноготь на большом пальце.

«Ты плохая», — сказала ей Гарриет. Она станет старше и скажет больше: «Почему ты это сделала? Почему ты меня оставила?»

Фрида слышит крики, доносящиеся из «Пирса». Хлопают двери. Она видит матерей, спешащих вниз по склону холма. Они проходят по лужайке, мимо амфитеатра. Оказавшись у линии деревьев, они начинают выть. Начинают понимать. Начинают скорбеть. Голоса у них как у Лукреции в день ее катастрофы со снежным ангелом. Как куклы в тот день, когда их били. Единственное слово, которое удается разобрать Фриде, это «нет». Она ждет и слушает, потом решает присоединиться к ним.

* * *

Сигнал тревоги срабатывает в полночь. Матери выстраиваются в коридоре на поверку. Как только охранник уходит и гаснет свет, они начинают перешептываться. Мерил снова отсутствует.

«Нет», — хочет крикнуть Фрида, но ее голос прерывается. Она протискивается через толпу матерей, находит соседку Мерил по комнате. Соседка говорит, что была какая-то записка, но она не успела ее прочесть — записку забрали. К ним поднимается миз Гибсон и говорит, чтобы все разошлись по своим комнатам.

Фрида той ночью не может уснуть, она прислушивается и молится о том, чтобы не раздались сирены «Скорой». Может быть, Мерил где-то прячется. Она могла найти другого охранника, который согласился ей помочь.

Ей не следовало звать с собой Мерил, когда она пошла к линии деревьев и присоединилась к скорбящим матерям. У Мерил был плохой прогноз. Ее социальная работница была недовольна уходом, который мать Мерил обеспечила для Оушн, отвергла кандидатуру отца Оушн — он в опекуны не годился. После окончательного слушания по делу Мерил ребенок, скорее всего, будет отдан приемным родителям.

Мерил орала так, что у нее кровеносные сосуды на шее проступали. Матери кричали, пока не потеряли голоса. Они поддерживали друг друга. Некоторые падали на колени. Некоторые молились. Некоторые кусали себя за руки.

Фрида подумала о своем отце. Ее отец и ее дядя, вероятно, кричали, как Мерил, в тот вечер, когда чуть не убили Ахму. Тело может генерировать беспримесный страх. Беспримесный звук. Звук, который затмевает мысль. А Мерил кричала еще громче. Фрида ухватила Мерил за руку, чтобы та не упала лицом в снег, она почувствовала, как что-то поднялось над кричащей Мерил, словно та выпрыгнула из своей кожи.

Мерил хотела на будущий год учить Оушн ездить на велосипеде. Не на трехколесном — на двухколесном. Она сказала, что язык любви Оушн — движение[36]. Мерил представляла, как Оушн вырастет, будет высокой, как ее отец, станет бегуньей, или прыгуньей в высоту, или метательницей копья. Если девочка станет бегуньей, она получит грант на учебу. Если получит грант, то не забеременеет.

«Я могу разорвать этот долбаный