Адепт - Адам Пшехшта

– До завтра, – едва выдавил из себя алхимик.

* * *

Тишину зимнего леса нарушали только ведущиеся шепотом разговоры и деликатный хруст снега: генерал-губернатор приказал, чтобы поединок провели за пределами города. Поляна, которую секунданты выбрали для дуэли, напоминала размерами футбольное поле, густая ширма сосен защищала ее от порывов ветра.

Рудницкий расстегнулся и после минутного колебания снял пальто, оставаясь в костюме. Он одевался под пристальным присмотром Анкевича, боясь нарушить правила дуэльного этикета. Темный костюм, белоснежная рубашка, льняной платочек, выступающий из нагрудного кармашка, хорошо подобранный галстук и серебряные запонки. Единственным отступлением от идеала была приличная бутылка в кармане брюк, портящая линию бедер. «Если проиграю, им не придется меня переодевать для похорон», – мрачно подумал алхимик.

– Приготовиться! – произнес Самарин.

Генерал следил за поединком от имени Драгунова, роль секундантов Рудницкого взяли на себя Анквич и Черский, а Потурину ассистировали Будзевич и худой пожилой россиянин по фамилии Теплаков, один из высокопоставленных адептов «Северного ветра». Похоже, российская гильдия хотела получить доклад из первых рук. Независимо от результатов поединка.

Рудницкий создал защитный круг, посыпав снег синим порошком, смешанным с первичной материей. Его противник сделал то же самое. Алхимик нервно заморгал: левый глаз показывал ему Потурина, окруженного переплетением узоров, светящимся красным.

– Очень элегантная структура, – с восхищением заявила Анастасия. – Не только отобьет вражескую энергию, но в случае ее проникновения за барьер направит часть в другую сторону. А сейчас слушай внимательно! – сказала она, видя приближающихся секундантов противника. – Потурин использует слово силы, означающее огонь. Нет других вариантов, это единственный символ нападения, появившийся в библиотеке до сих пор.

– Но есть другие библиотеки, – неуверенно заметил Рудницкий.

– Не перебивай! Каждая библиотека является отражением всех других. Ты должен подождать, пока первая волна силы схлынет, и лишь тогда освободить гомункулуса. Иначе погибнешь.

– Моя защита может этого не выдержать! Ты говорила, что гомункулус возьмет на себя любой удар, направленный на меня.

– Что ты видишь вокруг Потурина? Тем глазом?

– Что-то типа линий или силовых полей, но…

– Он обманул россиян, – прервала его нетерпеливо девушка. – У него при себе большая часть первичной материи из твоей гильдии. Ни один, даже самый сильный, гибрид, не выдержит такого удара! Не реагируй на первый удар! – повторила она.

– Он же меня убьет!

– Нет! Я не просто так выбрала эту поляну, ты должен мне доверять.

– Я думал, что это секунданты…

– Я была с Сашкой и предложила это место. Все согласились: кто же заподозрит подвох от пустоголовой барышни. У Потурина столько первичной материи, что он мог бы сжечь половину Варшавы. Помни, пропусти первую атаку! Могу поспорить, он усилит ее большей частью первичной материи.

– А почему это?

– Он боится.

– Меня?

– Ну да, конечно! Своих заказчиков, дурень! Он знает, что, если ты выживешь, они его убьют. Конец разговорам!

– И как господин великий магистр? – насмешливым тоном спросил Будзевич. – Вы готовы?

Рудницкий смерил его хмурым взглядом. Не вызывало сомнений, что бывший секретарь гильдии знает о преимуществе Потурина и наслаждается каждой минутой.

– Конечно!

– Можем начинать? – спросил Теплаков.

– Когда вы только захотите, – ответил алхимик.

Россиянин кивнул и направился к группе военных, окруживших Самарина.

– Советую отойти отсюда, сударыня, – обратился Будзевич к Анастасии. – Вокруг господина Рудницкого может стать горячо. В самом прямом смыс…

Самарин поднял красный флажок, Будзевич замолчал на полуслове и поспешил отойти в сторону.

– Удачи! – прошептала Анастасия, отходя.

Какое-то время Рудницкий отмечал каждый шум и движение, словно его чувства внезапно стали неестественно обострены, но через мгновение все заглушили удары сердца. Быстрее, еще быстрее, и шум крови в ушах, он едва не пропустил команду Самарина. Началось!

Потурин что-то выкрикнул в небо и рассеял вокруг первичную материю. Рудницкий не понял ни слова, но каким-то образом они ассоциировались у него с трескающимися от жара камнями и пламенем, жадно пожирающим пространство. Перед Потуриным сформировалась широкая, на несколько метров, стена огня и медленно, неуверенно двинулась вперед. Алхимик нервно вытащил бутылку из штанов и склонился над возвышающимся в центре защитного круга засыпанным снегом пеньком.

А тем временем огненная стихия ускорилась, растапливая белый пух и оставляя за собой полосу остекленевшего песка. Рудницкий стиснул зубы, глядя на приближающийся с триумфальным ревом огонь. Инстинкт призывал его разбить бутылку и выставить гомункулуса против огненной смерти, чтобы остановить ее хотя бы на мгновение, продлить жизнь на несколько ударов сердца. Однако он ждал. Кричал от боли, по лицу стекали невероятно горячие слезы, но он ждал обещанного Анастасией чуда. И чудо случилось! Неожиданно из-под снега выскочил перепуганный заяц, пламя охватило его за долю секунды, выстрелило в небо и исчезло, до того как на сгоревшую землю осыпался пепел несчастного зверя.

Лицо Потурина искривила гримаса ужаса, он потянулся к притороченной к поясу сумке, но Рудницкий был быстрей. Он разбил об пень бутылку и выплюнул только одно слово: «Убить!»

Сначала показалось, что на снег упал сгусток крови, но постепенно он стал обретать человеческие формы, рос, чтобы, наконец, принять вид четырехлетнего ребенка. Ужасного, сгорбленного, с руками до колен и непропорционально большой головой. Гомункулус понесся по поляне неуклюжими, жабьими прыжками и напал на окружающий Потурина барьер. Брызнула кровь, а пронзительный, полный невыносимой муки крик гибрида почти свалил Рудницкого, однако гомункулус, несмотря ни на что, неустанно атаковал барьер.

Потурин зачерпнул из сумки черную пыль, но гомункулус был уже перед ним. Окровавленный, с опаленным, покрытым сажей телом, с кусками слезшей кожи, однако живой.

– Убить! – повторил он высоким, детским голосом.

Доведенный до отчаяния, россиянин ударил гибрида кулаком, но гомункулус нечеловечески быстрым движением избежал удара, после чего вцепился ему в горло. Когтистые руки рвали тело Потурина, и, казалось бы, хрупкие детские ручки крушили кости под аккомпанемент пронзительных криков адепта «Северного ветра». Не было сомнений, что создание играется с ним, как кот с мышью. Рудницкий вышел из круга, и его стошнило. Он старался не слушать отвратительных звуков, сопровождающих резню. Наконец опустилась тишина, и на поляну вышел бледный как смерть Самарин.