Небо цвета лазурита - Айгуль Грау

– Да, с этим тоже. Но основная цель куда значительней. – Он неловко засмеялся.

– И какая?

– Не могу сказать, – он улыбнулся с добрым лукавством. – Как вам чай?

– Хороший. – Опять соврала, даже не пригубив напиток.

– Но вы даже не пробовали. – По-детски возмутился Церин. – Да не собираюсь я вас травить. Это очень вкусный чай. Я же пью, не бойтесь.

– Простите, не переношу молоко. – Она смотрела, поджав губы, как по белесой поверхности расходятся круги.

– Это не молоко. Это сладкий сок растений из нашего озера. Очень полезный. Дает трезвость рассудка. Улучшает память, делает сон более крепким. По вкусу похож на молоко.

– То есть это снотворное? – Возмутилась Харша.

– Да нет же, нет. – Церин вздохнул, обреченно прикрыв свои кошачьи глаза. – Тот сам видит подвох во всем, кто в мыслях имеет такое. Но мой разум чист, я желаю вам блага. – Произнес он неожиданно на старинный манер.

Пристыженная Харша отпила из кружки. Вкус воспоминаний раннего детства ворвался ей в душу. И она замерла. Запахи, звуки влились отовсюду. Вспомнила, как маленькой детской ручонкой перебирала, запуская пальцы в мамин мешочек с жемчугом. Розовый, желтый, черный и белоснежный, так околдовывал блеском. Сколько было его там – не счесть. Рассыпала его тогда по всей кровати. Потом собирала, но все же непослушные пару жемчужин ускользнули, закатились, спрятались в царских чертогах. Не отыскать их. И тогда, именно тот день был незримой нитью связан со вкусом напитка. Силилась вспомнить. Церин следил за ней со спокойной улыбкой.

– Ну и как? Нравиться?

– Так странно. Я вспомнила детство. Мама давала мне нечто подобное. Вспомнила! Этот сок для детей. – С ликованием к нему обратилась. – Давно не пробовала этот вкус. Очень редкий. Поэтому дают только детям, чтобы они росли крепче. Да, вы правы, очень полезный. Только вот я никогда не знала из чего его получают, потому что была еще ребенком в то время.

Церин загадочно улыбался сам себе, не глядя на Зару, грея руки о кружку горячего чая, сидя почти у ног своей новой знакомой. Но вот, подняв взгляд от поседевшей зелени мха, с предвкушением, предчувствием странным, он обратился к ней.

– Это сок из корня лунного лотоса. А вы, Зара, точно из России?

Сердце Харши замерло, она побледнела, покраснела, покрылась пятнами, но вовремя очнувшись, смогла спрятать тон своего лица за умелой иллюзией и максимально беспечно засмеялась.

– Нет, мои родители из Казахстана. Так уж получилось. И у нас тоже есть озера. Представляете! – Слова так быстро неловко придуманы, аж стыдно стало, но продолжала оправдываться. – И в этих озерах тоже растут лотосы. Белые такие…да…

Церин тоже засмеялся, но взгляд его стал внимательным, понимающим, даже сочувствующим.

– Ха, я уж решил, что вы тоже из деревни близ Манасаровара. Ну ничего, пусть будет Казахстан.

Они помолчали немного. Ветер усиливался, сгоняя черные, полные ливня тучи в низину деревни. Ослик жевал траву, звеня колокольчиком. Допив напиток, Харша с благодарностью вернула кружку. Парень вытер остатки чая ветошью и прикрутил обратно к термосу.

– Что ж, приятно было познакомиться, Зара. – Произнес он поднимаясь. – Надеюсь еще увидимся. – Харша кивнула в ответ. – Желаю вам добиться успехов на вашем пути. Ведь не просто так вы зашли так далеко от дома, забравшись в эту забытую глушь.

Он помахал ей рукой на прощанье и вскоре скрылся в дали темнеющих туч, унеся с собой звон колокольчика. А Харша осталась в ожидании грозы, так и не пришедшей, пролившей без остатка все свои воды в деревне. Глубокий и ровный сон, какого не было у нее долгие годы, посетил той ночью принцессу.

– Хватит мечтать, Харша, подай мне ведро! – Прикрикнула толстая, вечно недовольная тибетка неопределенного возраста, махнув рукой в сторону.

Хоть и с трудом различив, все же поняла, чего от нее хотят, Харша сходила за ведром и подала его хозяйке.

– Ишь какая вальяжная курица. – Про себя бубнила женщина, устанавливая ведро для дойки под выменем мохнатой коровы-«нака»66, принявшись доить. Харша остановилась, уставившись взглядом на быстрые обветренные руки. Та недовольно повернулась, хмуря брови.

– Хватит здесь стоять и глазеть. Хлев не чищен. Лопата на своем месте. Давай, давай, быстрее! – При последних словах ее нижняя губа выпятилась с отвращением. – Ох уж за что ты послана на мою голову.

Харша привычным жестом взяв лопату, принялась выгребать навоз из еще теплого от дыхания животных хлева. Воздух снаружи трещал морозом. Хозяйка Джолма издали косилась на Харшу, сидя на низкой скамеечке, то и дело выглядывая из-за хвоста нака.

– Теперь пойди на улицу, поставь сушиться. – Хозяйка крикнула, когда работница закончила выгребать. – Что же тебя постоянно нужно учить-то. И потом сена принеси! Чтоб тебя. – Крикнула она вдогонку.

Харша дотащила ведро до пустой части забора, где обычно сушились прилепленные к нему коровьи лепешки, которыми по обыкновению топили печь, грелись и готовили. Яки снабжали людей почти всем необходимым. Принявшись загребать правой рукой, она формировала в ладошках блинчик с размаху ударяя им об стену, после чего он там и оставался прилепленный. Месяцы ушли у нее на то, чтобы прекрасно овладеть этим «мастерством». Из кадки с навозом шел пар, лицо обжигало морозом, но руки пока не замерзали и то ладно.

Может хорошо, что он меня не видит в таком состоянии. До чего докатилась. Из принцессы в рабыню. Стыдно было бы перед Владыкой такой показаться. В грязи живу и от грязи рук не отрываю. Если бы эта дура знала, что раньше у меня было жемчуга больше, чем навоза в ее поганом хлеву. Золото не знали куда девать. Даже подсвечники из него делали. Глупая гусыня! Если бы не мастер Чова, то и не удостоилась бы она этой чести – иметь принцессу нагов на побегушках.

Навоз закончился и Харша схватив теми же грязными руками ведро, спешила обратно. Слишком студено сегодня. Яки мерно жевали траву, и хозяйка уже успела подоить всех коров.

– А где сено? – Крикнула она, увидав Харшу с пустыми руками. – Сено, сено. – Повелительно повторила, тыча пальцем в полупустые кормушки.

Харша выбежала на улицу, в дверях столкнувшись с хозяином. Он сделал вид, что не заметил. Фух, пронесло. Не хотелось туда возвращаться. Они оба не любили ее, и она ощущала это всей кожей. Неудивительно, ведь желая исполнить волю мастера Чова, они и не думали, что за это придется чем-то пожертвовать. Надои снизились почти вдвое, как только Харша поселилась у них. Хозяйка догадывалась об этом и все время давила на мужа, который и так поседел раньше времени от постоянных хлопот. «Нам нужно переселить ее оттуда» – вновь и вновь повторяла она вместо мантры на ухо засыпающему супругу. «Да отвяжись ты» – бурчал он в ответ, понимая, что не может нарушить свое обещание. Так получилось, что суеверная хозяйка незамедлительно стала гнобить новую служанку, вынуждая бросить работу и уйти. В это же время хозяин потратил уйму денег из отложенных, приглашая монахов, чтобы те проводили ритуалы для скота. Ритуалы, как ни странно, не работали, надои продолжали снижаться, и хозяин даже решил пригласить ветеринара, ждать которого пришлось почти месяц, а его посещение оказалось столь же бессмысленным, как и ожидание. Животные здоровы, вот и все. «Она – злой дух» – то и дело шептала жена, денно и нощно настраивая его против служанки. И действительно. Откуда она вообще свалилась на нашу голову. Все же было хорошо. Он планировал стать благодетелем нового монастыря, но теперь боялся, что годы трудов пойдет насмарку, видя, как богатства тают как весенний снег. Да она даже никогда не сидела с ними за одним столом, а ведь столько раз приглашали. Никогда не видел, чтобы она ела. «Это она по ночам наших наков досуха выпивает» – зудила супруга. Пару раз видел у нее гостя. Весьма неприятный человек. Мрачный, недобрый. И вот они вдвоем остаются с коровами по вечерам, когда хозяева уже не видят, и кто их знает, что они там творят. Одно время решил следить за ней. Смотрел в закоптившее стекло – она учила тибетский. Выводила буковку за буковкой, повторяла что-то. Другой раз просто сидела очень долго и неподвижно, так как люди никогда не делают, но ноги устали стоять на носочках возле форточки, и он бросил это дело. После этого решил больше не слушать жену, а верить гуру Чова. Пусть живет и все тут. Раз сказал, значит надо. Но постоянное монотонное жужжание под ухом, подобное назойливому рою мух, круживших в коровнике, изводило его день за днем. Мы так совсем разоримся, по миру пойдем, и платье я последнее донашиваю, и продуктов надо на базаре накупить, половики у дверей-то совсем прохудились, а все эта прошмандовка, так ее перетак, все из-за этой поганой сволочи, выпивает наших кормилиц, а я такая несчастная, бедная одна-одинешенька, и муж родной даже меня не слушает, а как помрет, то я точно по миру пойду, милостыню просить, и в монахини меня не возьмут потому что старая, и никому я уже не нужна, а всю жизнь работала как проклятая, да за что мне такая жизнь, уж на что такая у меня карма плохая, и духи злые меня преследуют, и нет мне избавления. Она начинала выть, сама себя раззадоривая и подначивая, краем глаза подглядывая за супругом, который обычно вставал и молча выходил на улицу. Но в этот раз не выдержал и залепил пощечину. «Да захлопни уже свой рот» – крикнул он. Джолма застыла, молча прижимая руку к щеке, с обидой глядя на него. Глаза наполнились непритворными слезами, и она молча выбежала в соседнюю комнату. Потом не разговаривала с ним целый день.