Дочь палача - Оливер Петч

— Скоро это закончится. Мы выберемся отсюда, и потом все прояснится. Нужно только…

Он не договорил. В носу защипало от чуть уловимого едкого запаха, и Симон умолк.

Пахло дымом. И запах становился сильнее.

Затем где-то над ними послышался голос, надрывный и хриплый:

— Ты слышишь меня палач? Я вот пока не помер! А ты? Я тут наверху неплохой костерок развел. Масло из твоей лампы и несколько сырых досок дают знатный дым, не находишь? — Он делано покашлял. — Теперь мне надо только подождать, пока вы не вылезете из норы, словно крысы. Вы, конечно, можете и там задохнуться. Что вам больше по душе?

Куизль тем временем подошел к ним в проход. Грудь его была замотана в грязные куски ткани от плаща. Симон больше не заметил крови. Палач прижал палец к губам.

— Знаешь что, палачишка? — снова раздался голос, но уже ближе. — Я тут подумал… Я все-таки сейчас спущусь к вам. Дым все равно никуда не денется…

— Поторапливайтесь, — прошипел Куизль. — Я встречу его. Симон, понесешь Клару. Если проход не удастся расчистить быстро или там тупик, идите ко мне.

— А дьявол?.. — начал Симон.

Палач уже забирался в дыру, ведущую из пещеры.

— Его я отправлю в ад. Теперь уже насовсем.

Затем он скрылся в туннеле.

Магдалена лежала на земле и не могла пошевелиться. Глаза ей так и не развязали, а кляп во рту едва позволял дышать. Едва уловимый запах разложения щекотал ноздри. Что-то монотонно поскрипывало. Она поняла, что это цепь, на которой болтался висельник. Отец всегда следил за тем, чтобы цепи были хорошо смазаны. Но за месяцы под ветрами, снегами и дождями даже хорошо смазанная цепь когда-нибудь заржавеет.

Георг Бранднер, останки которого теперь служили кормом воронью, был вожаком одной из многих разбойничьих шаек. Солдаты ландграфа схватили его банду в конце января. Грабители вместе с женами и детьми укрылись в пещере в Аммертале. После трехдневной осады они наконец сдались, договорившись с солдатами, что их семьям позволят уйти, если они сложат оружие и предстанут перед судом. Молодым разбойникам, совсем еще детям, отсекли правые руки и изгнали. Четверых главных преступников повесили на висельном холме. Народу присутствовало немного. Было слишком холодно, снег лежал по колено, так что казнь прошла вполне благопристойно. Никто не бросал гнилых овощей, прозвучало лишь несколько оскорбительных выкриков. Отец Магдалены провел всех по очереди по лестнице, накинул каждому петлю на шею и выбил скамьи из-под ног. Разбойники немного подрыгали ногами, обмочили штаны, и все закончилось. Троих мужчин семьям позволили снять и забрать домой. Одного Бранднера оставили привязанным к цепи всем в назидание. С тех пор прошло три месяца. Холод неплохо сохранил тело. Правда, правую ногу кто-то отгрыз, и вообще останки его теперь мало чем напоминали человека.

Разбойники, по крайней мере, насладились перед смертью прекрасным видом. Висельный холм располагался севернее от города, и в хорошую погоду оттуда можно было увидеть большу́ю часть Альп. Он одиноко высился среди полей и лесов, так что путники могли убедиться, что в Шонгау с уличными грабителями не церемонились. Останки предводителя разбойников служили для устрашения в назидание другим грешникам.

Магдалена чувствовала, как ветер трепал одежду. Недалеко от нее посмеивались мужчины. Похоже, они пили и играли в кости, однако девушка не могла расслышать, о чем они переговаривались. Она выругалась про себя. Лучшего укрытия, чем это, не придумать. Даже если в ближайшее время в Шонгау приедет княжеский управляющий, наемникам здесь нечего бояться. Холм висельников считался проклятым местом. Здесь вешали уже с незапамятных времен. Здесь обитали души повешенных, а земля была усеяна их костями. Без надобности сюда никто не полезет. И то, что холм просматривался издалека, шло наемникам только на пользу. Ведь если спрятаться у всех под носом, то можно не сомневаться, что разыщут тебя не скоро.

Магдалена терла руки друг о друга, чтобы как-то ослабить путы. Как долго она уже это проделывала? Час? Или два? Уже начали петь первые птицы. Значит, близилось утро. Только вот который теперь час? Она потеряла всякий счет времени.

Немного погодя девушка заметила, что веревки стягивали руки уже не так крепко, узлы ослабли. Она осторожно сдвинулась в сторону и почувствовала под собой острый камень. Его край больно врезался ей между ребер. Она легла так, чтобы камень оказался точно под запястьями, и принялась перетирать путы. Через некоторое время Магдалена почувствовала, как волокна веревок начали рваться. Если тереть медленно и достаточно сильно, руки скоро будут свободны.

А что потом?

Из-за повязки на глазах она так и не смогла увидеть солдат, но по тому лишь, как ее несли, можно предположить, что, по крайней мере, один из них довольно силен. Кроме того, они наверняка вооружены и очень проворны. Как она от них убежит?

Когда с веревками было покончено, голоса внезапно умолкли. Послышались шаги. Она снова сделала вид, что без сознания. Кто-то остановился возле нее, и в лицо ей полилась холодная вода. Магдалена фыркнула и стала глотать воздух.

— Я выиграл тебя, девчонка. В кости… — раздался над ней низкий голос, и кто-то пнул ее в бок. — Давай, просыпайся и развлеки нас немного. Если нам понравится, может, мы и отпустим тебя, пока не пришел Брауншвайгер. Ну, сначала, конечно, придется порадовать и Кристофа…

— Давай, Ганс, — прозвучал в отдалении второй голос, тяжело и неразборчиво. — Скоро уже день. Этот подонок может явиться в любую минуту. Навешаем ему и свалим отсюда!

— Вот именно, девка, — сказал Ганс, который тем временем склонился над ней и шептал в самое ухо; от него несло дымом и спиртом. Магдалена поняла, что он сильно пьян. — Сегодня у тебя счастливый день. Мы накостыляем Брауншвайгеру, этому упырю, и тогда он не изрубит тебя в куски. А мы уйдем с кладом. Но перед этим мы хорошенько тебе отплатим. Не то что твой костлявый доктор, который тебя лишь слюнявит…

Он запустил руку ей под юбку.

В то же мгновение Магдалена справилась с последним узлом. Не задумываясь, она рванула вверх правое колено и врезала солдату между ног. Тот с приглушенным воплем рухнул на землю.

— Проклятая стерва…

Дочь палача сорвала кляп и повязку. Приближался рассвет. Сумерки пока не рассеялись, и солдат, скорчившийся на земле, казался ей в редком тумане серым комком. Магдалена потерла глаза. Она так долго проносила повязку, что глаза очень медленно привыкали к тусклому свету. Наконец девушка огляделась, как затравленное животное.

Над ней возвышалась виселица. Останки Георга Бранднера болтались из стороны в сторону. Примерно в двадцати шагах от нее в кустах горел небольшой костер. Оттуда поднялся человек и торопливо двинулся к ним. Солдата шатало, но приближался он с угрожающей быстротой.

— Погоди, Ганс, я придержу стерву…

Магдалена хотела уже пуститься наутек, но ее ударили в затылок. Мужчина возле нее, должно быть, выпрямился и врезал ей веткой или чем-то еще. Боль пронзила голову и стрелой пронеслась ко лбу. На какое-то мгновение Магдалене показалось, что она ослепла. Затем зрение вернулось, она качнулась вперед, упала и почувствовала вдруг, что покатилась вниз по склону. В волосах запутались ветки и колючки, в рот забилась грязь и трава. Потом она поднялась на ноги и заковыляла к подлеску. За спиной слышались крики, и стал приближаться топот.