Акимуды - Виктор Ерофеев

142.0

<В СТОРОНУ РАЯ>

Скандал – бог сегодняшней жизни. Нет скандала – нет человека. Скандал – последний клапан славы. Все остальное – мох равнодушия. Порядочный человек обязан держаться в стороне от скандалов, но кому интересен такой невидимка?

Я ненавижу скандал. Об этом я думаю, оказавшись в эпицентре скандала. Я улетел из Акимуд, уверенный, что именно там я разгадал суть русской жизни. Я разорвал договор с Акимудом, сказав им всем напоследок, что это – фашистский проект. Им не понравилось резкое слово, а мне не понравилось то, что они даже не поняли, о чем идет речь.

Смысл игры «Попади в рай» состоит в том, чтобы, отталкивая конкурентов, первым оказаться в раю. В проекте «Попади в рай» новый Робинзон Крузо должен побеждать, пожирая остальных Робинзонов, выдавливая их из игры всеми возможными способами.

Символом этого безумия оказался, как ни странно, российский флаг. Когда наши участники проекта были переброшены мелкими самолетами из Панамы на вполне обитаемый остров Карибского моря, откуда им предстояло отправиться играть в «Попади в рай», на аэродроме нас встретило большое количество телекамер. В небе плясал вертолет с оператором, выпадающим из кабины. Но главное – нам предложили не автобусы, не грузовики, а скотовозки, узкие, высокие, с черными решетками для свиней, козлов и баранов.

Какому идиоту пришла в голову мысль снабдить начавшуюся игру зверским издевательством над свежими душами, в этом надо еще разобраться, но когда скотовозки тронулись в путь, над одной из них не умудренная мыслью свежая душа гордо подняла российский флаг. Он развевался, на радость и удивление крестьянам-аборигенам, которые никогда в жизни не видели души белых людей – наркоманов или торговцев оружием? – в столь бесправном состоянии.

Скотовозки были лишь скромным началом. Когда участников посмертного шоу привезли в огороженный проволокой пункт Х., где они должны были переночевать перед потешной робинзонадой, райские агенты встретили их в лучших традициях концлагеря. В тропической форме панамских полицейских – только без знаков различия, – они устроили шмон. Из репродуктора шипящим голосом звучали глухие угрозы. Ну, точно Освенцим! Ценные вещи – на стол! Бесцеремонно рылись в рюкзаках. Фотограф, длинноволосая девица со шпилькой в зубах, снимала преставившихся анфас и в профиль на фоне таблицы, определяющей их рост.

А вот и следующий шаг: сейчас всех разденут, отправят в душ, потом на нары. Душ – вот он, рядом, и некоторые души мужчин и женщин уже стали раздеваться, но тут мы не выдержали. Неужели все взбунтовались? После того как прошли через смертные муки? Количество этих «мы» свелось к двум персонам. Одним был я, другим – актер Никола Бурда.

Мы познакомилсь с ним еще в Шереметьево. В рай тоже летят из Шереметьево. Под видом обычных пассажиров. Через Амстердам. В Амстердаме была остановка на шесть часов. Все остались в аэропорту, а мы сели в такси и поехали в город. В городе Никола Бурда пожелал покурить марихуану:

– Я не знаю, будет ли в раю марихуана.

До этого мы зашли в порношоп, и Бурда купил себе духи. Он хотел, чтобы в раю на него слетались женские души. Он обильно попрыскался, и мы пошли вдоль каналов в поисках марихуаны.

– Смотри, как они сейчас будут липнуть ко мне! – сказал Бурда о женщинах.

Мы вошли в кофешоп. Хозяйка, моложавая полька в черных штанах, предложила нам курево. Мужчины с интересом разглядывали рыжеголового Бурду. Некоторые пытались вступить с ним в разговор, но он не говорил ни на одном иностранном языке. Мужчины трогали Бурду за рубашку, а один даже поцеловал его в шею.

– Чего это они ко мне пристали? – отбивался Бурда от мужчин. – Верно говорят, что здесь все голубые.

– Вам покрепче или нормальные? – спросила хозяйка кофешопа.

Мы взяли покрепче.

– Почему ты пахнешь женщиной? – поинтересовалась Крыся.

– Какой женщиной?

– Ты пахнешь женщиной!

Бурда показал ей заветные духи.

– Это порнодухи для женщин, – прочитала Крыся.

– Как для женщин?

Мы бросились смотреть. Точно! Бурда купил не те духи. Он помчался в туалет стирать запах, но вернулся еще больше пахнущий женщиной. Даже меня сводил с ума этот пряный запах, в парах которого Бурда казался аппетитной рыжей телкой огромных размеров.

Бурда от горя обкурился и позеленел. Зеленый, он сел на порог кофешопа и тупо смотрел на канал. Прошло полчаса – он все смотрел. Я заволновался. Нам нужно было скоро улетать в Панаму – откуда шла отправка на Акимуды, – а Бурда вонял женщиной и был невменяемым. Я не знал, как с ним сладить. Изо рта у него торчал потухший бычок. Расплатившись с Крысей и проклиная все на свете, я потащил Бурду за собой. Я думал: он проветрится. Бурда засунул бычок в карман и стал распевать на весь город громкие песни своего сочинения. Амстердамские прохожие и велосипедисты глядели на нас с подозрением.

Мы час шатались по улицам, пока не наткнулись на музей Ван Гога. Бурду потянуло в музей. Как я его ни удерживал, он был непреклонен. В конце концов, решил я, может быть, он очухается при виде гениальных картин. В музей нас пускать не захотели, но запах женщины, который источал Бурда, склонил охранников в нашу сторону.

Мы вошли в первый зал. Это были черные депрессивные картины. На картинах унылые люди уныло ели картофель. Бурда присмирел от вида картофельной депрессии. Но когда мы двинулись дальше, на нас пролился непонятно откуда взявшийся вангоговский свет. Все преобразилось в один миг. Зал сиял всеми красками. Пораженный обилием света, бурей красок и крушением пессимизма, Бурда кинулся к солнценосной картине, загоготал и в знак восторга ткнул в нее своим прокуренным пальцем. Сначала я увидел перепуганные лица посетителей, и – тут же дико заорала тревога. Звук бесновался, но Бурда стоял перед картиной, ничего не замечая. Его палец упирался в шедевр. На нас бросились полицейские. Нас скрутили. Щелкнули наручники. Нас поволокли в подвальное помещение. Но полицейские тоже купились на запах женщины и смотрели на Бурду с недоумением, переходящим в желание. Воспользовавшись моментом, я попросил встречи с администрацией. Минут через десять к нам в подвал спустился директор музея. Он пригрозил нам долгим тюремным заключением. Я, в свою очередь, стал объяснять ему, что Бурда – великий русский певец, новый Шаляпин, и он не мог не сойти с ума, увидев перед собой произведения своего брата по божьему дару. Директор принюхался к запаху Бурды – такого он еще не нюхал. Его закружил поток фантазий. Через пять минут нас выбросили на улицу.

Я поймал такси и затолкал Бурду в машину. В Схипхол! Водитель недоверчиво осмотрел нас, но повез. В машине Бурда снова провонял. Он еще не отошел от травы и ничего не соображал. Было видно, что Амстердам ему только снится.

– Кто вы? – спросил водитель, подвозя нас к аэропорту. – Я еще никогда не видел такого огромного рыжего трансвестита! У меня от вашего запаха трещит в штанах!