Тайна "Сиракузского кодекса" - Джим Нисбет
Шрифт:
Интервал:
Закладка:
— Я думаю! Так эти помощнички тоже от Томми?
— Тоже от Томми, — подтвердила она.
— Это уже серьезно. Ты сильно запуталась с этим Вонгом?
Она покачала головой.
— Я уже ничего не знаю.
— А он знает, что мы здесь?
Она не ответила.
— Сукин сын. — Я оглянулся на улицу. — Эти двое?..
— Нет, — сказала она, — они ни малейшего представления не имеют, в чем дело. Томми связал меня с ними через одного из своих бригадиров на стройке. И больше ничего не знает.
— Мне что-то не верится.
— Про отель они не соврали, — торопливо заверила она; голос у нее начал немного вздрагивать. — Я позвонила Эмилю сразу после твоего звонка.
— Эмилю? Этого креола зовут Эмиль?
— Да.
— А когда ты звонила Томми?
— После того, как позвонила ему.
— Что ты ему сказала?
— Что собираюсь встретиться с тобой и что ты о нем спрашивал.
— Черт побери! — я опустил кулак на стол.
— Что-нибудь не так, сэр?
Озабоченное лицо официантки выглянуло из-за прилавка.
— Все отлично! — рявкнул я. — Подайте счет.
— Не волнуйся, — тихо проговорила Мисси. — Он меня ждет.
— Дома?
— Да.
— Зачем?
— Чтоб я тебя к нему доставила.
Я взглянул на нее.
— Ты собиралась это сделать?
Она ответила умоляющим взглядом.
— Он всего лишь интересуется…
— Отлично, — сказал я. — Он тебя коварно обманул? Уверял, что никому не причинят вреда? Ты что, не слушала, что я говорил? Джон Пленти убит. А это, — я ткнул пальцем в снимок, — как раз то, из-за чего его убили. И знаешь что?
— Э… — трепеща, откликнулась Мисси, — что?
— У него этого не было, вот что. Он даже не знал, что это такое. Как и я. Я не знал, что это такое, пока не явился Бодич с безумной историей своей ученой сержантши. Как там ее звали?
— Мэйсл, — несчастным голосом напомнила Мисси. — Она — знаменитость.
— Сержант Мэйсл знаменита? Чем же?
— Своим переводом «Сиракузского кодекса», — несколько удивленно пояснила Мисси. — Он широко цитировался еще до выхода боллингеновского издания.
— Что?
— Я не вру, — проскулила Мисси. — Пожалуйста, поверь мне.
— Ни за что. Успокойся. Разберемся, так или иначе. Оставив в стороне этот светоч учености в лице сержанта департамента полиции Сан-Франциско, изгнанной на Парковый участок за то, что у нее хватило дерзости обвинить своего шефа в сексуальных домогательствах — что, кажется, не приостановило выпуска боллингеновского издания ее перевода «Сиракузского кодекса», — ты-то откуда все это узнала? Ведь уже ясно, что ты все знала уже давно и, лежа со мной в постели, слушала, как Бодич объясняет то, что тебе было прекрасно известно. И почему, черт побери, это настолько интересует Томми Вонга, что он готов убивать?
Мисси безнадежно возразила:
— Убивает кто-то другой. Томми бы пальцем никого не тронул.
— Это как посмотреть. Он подсовывает тебе тройку переулочных костоломов, или кто там они такие; они вооружены и похищают людей, а ты полагаешь, что Томми Вонг никого не обидит? Маленький вопрос: каким образом он бы помешал им обижать людей?
— Это не Томми, — упрямо твердила она. — Он просто коллекционер.
— И что он коллекционирует?
Она указала подбородком на снимок:
— Он когда-то принадлежал ему.
— Принадлежал ему? Великолепно. Может, ты теперь хоть скажешь мне, что это за чертовщина?
Я бросил снимок через стол.
Она в искреннем изумлении переводила взгляд со снимка на меня и обратно.
— Ты правда не знаешь?
Я покачал головой.
— Правда не знаю.
— Это крупный план шлифованного граната.
У меня вздернулась вверх бровь.
— Это камень, — объявила Мисси, — из перстня Теодоса.
— Что ты говоришь?
Я взял фотографию и стал рассматривать ее с возросшим интересом.
Мисси пристально наблюдала за мной. Теперь, когда мы перешли к обсуждению ее излюбленного предмета, она отчасти обрела прежнюю уверенность.
— Дэнни, ты меня не обманываешь? Ты правда совсем ничего ни о чем этом не знаешь? Правда-правда-правда?
Я уронил снимок на стол.
— Никогда в жизни не видел этого перстня. Я в полном мраке. — Я откинулся назад. — И знаешь что, Мисси? Если ты оставишь меня во мраке, я могу однажды дозреть, как писал некогда поэт Филип Вален, будто помидор или сумасшедший.
Она поджала губы.
— Во мраке, — горестно заметила она, — ты мог бы еще дожить до старости.
— Ты не следишь за логикой современной жизни. Во мраке жить до старости противопоказано. И дело не только в этом.
Я опять постучал по фотографии.
— Все говорят, что «Кодекс» сгорел в пожаре в Милл-Вэлли, но никто его там не видел. В то же время девочка из службы погоды собирала драгоценности. Не попал ли этот перстень в ее коллекцию? И не из-за него ли началась вся суматоха?
— Ладно-ладно, — вздохнула она, приподняла фотографию, так что она стояла перпендикулярно столу, посмотрела на нее и снова уронила.
— «Сиракузский кодекс» пропал из Национальной библиотеки лет сто семьдесят назад.
— В 1830-м.
— Это точная дата. А в подпольном мире искусства его местонахождение известно по меньшей мере пятьдесят лет. С тех пор, как он исчез с виллы на побережье Греции во время Второй мировой.
— Из греческого музея?
— Разве я говорила о музее?
— Но я думал, тот телевизионщик…
— Кен Хэйпик.
— Верно. Господи, ну и имечко!
Мисси пожала плечами.
— Это был его сценический псевдоним. Ты не о том думаешь.
— У ведущих новостей бывают сценические псевдонимы?
— Дэнни, — Мисси улыбнулась. — Ты, бедняжка, и вправду обитаешь в невероятно крошечном мирке.
— Если в новостях выступают под сценическими псевдонимами, — тупо повторил я, — осталось ли в мире что-нибудь святое?
— Уж конечно, не в программах новостей, — возразила Мисси.
— Словом, я думал, он украл…
— Купил, — поправила она.