Танцуя с тигром - Лили Райт

К полудню у него заболел живот. Черный археолог нашел в рюкзаке сигарету, присел, прислонившись к стене, и закурил. Он вспомнил Чело. Милую Чело. Имя напоминало ему о виолончели. Он задумался, похожа ли Чело на виолончель, но не смог вспомнить, как выглядит этот инструмент. Нужно было заниматься музыкой, когда учился в школе. Ходить в оркестр. Еще одно сожаление. Он мог складывать их стопками, как фишки в покере.

Он взял в руки лопату, с нежностью вспоминая ее тело. Он хотел ее, всю ее, даже с ребенком. Ему разбивали сердце ее ровные гладкие волосы, ее открытый лоб. Они были хорошей парой. У нее была вера. У него – опыт. Он много повидал. Она стирала белье. В то первое утро она погладила ему рубашку, и он почувствовал, какая она теплая, когда одевался.

Гребаный корень.

Черный археолог полез за пилой. Ему хотелось сходить с девушкой на пляж, заняться любовью в волнах. Однажды он видел такую сцену в фильме. Пока копал, он играл с этой фантазией. Иногда ее купальник растворялся в воде. Иногда Чело не была беременна. Ребенок тихонько лежал в люльке. Он был горделивым дураком. Пускай бы девушка верила, во что ей хочется.

Залаяла собака. Черный археолог схватил пистолет и бросился наружу. На отвесном берегу стояла пятнистая белая собака и, просунув морду через ограду из проволоки, смотрела в его сторону. Черный археолог прицелился, потом передумал и бросил в нее камень. Собака озверела.

– Faustino! – послышался гневный испанский. Наверное, домработница.

Черный археолог отступил обратно в туннель. Он мог убить собаку, но не женщину.

– Qué haces ahí?[353]

Затрещали ветки. Снова лай, еще громче.

– Кто-то копает. Кто там?

Черный археолог закрыл глаза и представил Пресвятую Деву. В доме Мари он вспоминал складки на зеленом одеянии Богородицы, ее лицо, которое выражало спокойствие и материнскую любовь. Сейчас он просил ее сделать так, чтобы домработница ушла, чтобы ее позвала señora, чтобы закипела вода в ее чайнике, чтобы у нее начались месячные. Молитва дала свои плоды.

– Basta! – крикнула женщина. – Отстань от рабочих. Ты уже весь в грязи.

Пес заскулил. Шаги стихли. Вновь зазвучала манящая песня инструмента для заточки ножей. Черный археолог уронил лопату. К черту туннель. Он хотел вернуть девушку.

Он не смог найти ее дом. Все улицы выглядели одинаково. Он остановил нескольких человек, спрашивал у них, не знают ли они девушку по имени Чело. «Вот такого примерно роста. С веснушками. Lunares[354]». Женщины качали головой, с трудом скрывая недоверие. Но когда пухлая женщина с коляской спросила: «У Чело неприятности?» – он понял, что нашел ее.

– Нет, нет. Я ее друг, я приехал в гости, но потерял адрес. Может быть, мне стоило покричать: Чело, Чело!

Он изобразил, как зовет ее, приложив руки ко рту, посреди улицы, думая, что со стороны выглядит как сумасшедший. Она сказала ему, что дом Чело в двух кварталах отсюда. Номер 48 не казался ему знакомым, пока он не увидел белого кота, который бродил у стены.

Нужно было купить подарок. На углу стоял магазинчик papelería, но это не спасет. Прости, я был мудаком. Вот тебе цветные карандаши. Рядом был обувной магазин. Однажды летом ему довелось поработать в обувном магазине, и он знал разницу между кожей и самопалом. Он хотел купить Чело хорошие туфли, но не знал ее размера. За обувным, хвала Всевышнему, был цветочный магазин. Он купил розовые тюльпаны и мягкую игрушку – щенка с красным языком из фетра. Мексиканские девушки любят игрушки. Он подметил это. Он гордился собой: он тратил деньги на девушку, думая о том, что доставило бы ей удовольствие.

Он позвонил в дверь. Он обливался пóтом, а кто бы не обливался?

Дверь открылась. Чело выглядела как фигурка, которую нарисовал бы ребенок. Луна живота. Тонкие палочки рук и ног. Ровные волосы. Брызги веснушек. Глупая улыбка появилась на его лице, и он сам этому удивился. Наверное, он любил ее. Или, может быть, это была та часть истории, после которой любовь обретает имя.

– Я нашел тебя. – Он протянул подарок. – Lo siento[355].

Он выучил Lo siento еще в старшей школе. Привет. Пока. Мне хочется. Я сожалею. Человек мог путешествовать по миру, зная четыре простых выражения. А его член и кошелек справятся со всем остальным. Извиняться на испанском было легче. Слова будто соскальзывали с языка. Lo siento. Lo siento могло бы быть саундтреком всей его жизни.

Девушка приняла подарки без эмоций и благодарности. Он не смог прочитать, что написано у нее на лице. Ее щека была в грязи. Чело работала в саду. Его бабушка тоже занималась садоводством, давала ему семена, и он бросал их в лунки, которые сам выкапывал в почве. Когда появлялись первые ростки, он чувствовал себя отцом. Его гордыня шевельнулась внутри. Он мог потерять контроль над собой, растаять и стечь к ее ногам. Он смотрел вдаль поверх ее плеча, надеясь, что тетя не появится в этот неподходящий момент, что у нее как раз сейчас случится изнурительное обострение слоновьей болезни.

Он сделал еще одну попытку:

– Я помолился Богородице, и свинья сказала мне…Ты была права. Я вернулся, потому что был неправ. И потому что я скучал по тебе.

Чело посоветовалась со своей маткой, как будто у ребенка тоже было право голоса.

Он не будет пресмыкаться перед ней.

– Puedo pasar?[356]

Ее рука упала вниз, отпустив дверной косяк. Он провел ладонью по ее бедру. Виолончель. Теперь он вспомнил, как она выглядит. Он не заслужил эту девушку, но мог стать мужчиной, который заслуживает. Принцип Равновесия Противоположностей по Мэддоксу говорил, что всегда есть время развернуть лодку. Упорно трудиться. Заботиться. Держать слово.

Он поцеловал ее в щеку и стер с нее грязь губами. Когда он отступил, она улыбнулась. Он мог нарисовать ее из шести простых фигур. Два круга, четыре линии. Но она была простой только внешне.

Она дотронулась до его лица.

– Ты можешь помочь мне в саду? Мне тяжело нагибаться. – Она хихикнула. – Я даже не вижу своих пяток.

– С этого момента твои пятки – это моя забота.

Он произнес это. Он имел в виду это.

Дэниел Рэмси не мог уснуть. Тошнота. Сожаление. Пресный металлический привкус во рту. Он смотрел сквозь тюремную решетку в коридор, который менял свой цвет от темного к светлому в лучах солнца из невидимого окна. К его камере подошел человек. Добрых метр восемьдесят роста, поджарый, вкрадчиво привлекательный, он был похож на игрока в бейсбол, скорее всего кэтчера, парня, который принимает мяч, подсказав бьющему наиболее хитрый способ подачи. Тень от его кепки скрывала все лицо, на свету оставалась лишь сильная линия челюсти. Он взялся за решетку, будто раздумывая, обращаться ли к заключенному.