Россия, которой не было - 2. Русская Атлантида - Андрей Буровский

А горожан в Московии не было. Города — были, но они не знали вольностей и Магдебургского права. Да и вечевые колокола не звонили больше после того, как подняли народ на восстание против монголов. И особого сословия горожан, не дворянства и не крестьянства, мятежных, самостоятельных, критичных горожан — не было.

Закрепощение крестьян и опора на дворянство, опора на служилые, а не на экономически самостоятельные слои населения означало одно — уменьшение личной свободы всех слоев общества. И «сверху», и «снизу».

Как ни парадоксально, убывала свобода и самого великого князя московского: принципы службы Московскому государству прямо касались и его. Единодержавие, необходимость передать трон только одному из наследников требует, казалось бы, четкой традиции. Кому же трон передавать? На католическом Западе все было ясно: все решало старшинство по прямой мужской линии. По византийской традиции, сидеть на троне мог сын с любым порядковым номером и вообще всякий, захвативший власть.

Сын и наследник Ивана Калиты, Симеон Гордый (1341—1353), сумел избежать дробления Московского княжества: подписал договор с братьями о том, что удельные князья не будут отделять свои владения от владений Москвы. Договор утверждал верховную судебную власть московского князя, передавал в его руки все военные силы. Симеон даже держал одного из своих братьев в тюрьме, и не за преступление, а так… на всякий случай. А то… характер у него плохой: вдруг восстанет?

Этот способ решать вопрос о престолонаследии московские великие князья будут использовать очень охотно, и даже усовершенствуют.

Вот Иван III, скажем, в 1491 году заключает в тюрьму своего брата Андрея, где тот вскоре и помер (в московитских тюрьмах жили недолго), гениально решив вопрос о возможных конкурентах. Митрополиту, который приехал просить за Андрея, он так и объясняет: мол, вдруг не сам Андрей… Вдруг его дети и внуки захотят искать престола?

Все правильно: нет детей и внуков, нет проблемы! Молодец, князюшка! И обширный же ум тебе дан, истинно государственный.

Но и после убийства брата Иван имел слишком много, сразу двух наследников престола! Оба равные, оба законные. Царевич Дмитрий, внук от рано умершего сына Ивана, от первой жены. Подозревают, что Ивана отравила вторая жена Ивана III, Софья Палеолог, расчищая дорогу на трон своему сыну Василию.

Сначала Иван III вознес Дмитрия, посадил на трон рядом с собой, а сына Василия посадил в тюрьму на всякий случай. Чтобы не смог бунтовать, оспаривая престол у другого, выбранного Иваном наследника. Потом Иван передумал и засунул в тюрьму уже Дмитрия; часть преданных ему бояр казнил, часть сослал. А вознес теперь уже Василия и помер так удачно для Василия, что не успел еще раз передумать. И Василий остался наследником, а Дмитрий так и умер в темнице. Ни за что, просто чтоб не мешал. Загубленная судьба? Ну и что? Это всякие там горожане задают ненужные вопросы, всякие там латиняне, ненастоящие христиане болтают глупости, будто у всех одинаковые души — у великих князей и мужиков и что их якобы одинаково нельзя губить. Московиты точно знают, что надо делать, и плевать им на всякую ересь про души, про личность и прочую ерунду, вредную для государственности. А великий князь на то и государь Всея Руси, чтобы ему было виднее, чью именно судьбу губить. Он выбирает, как хочет.

Единодержавие должно иметь основания. На Западе, в Китае и Японии основанием были обычай и закон. В Византии — традиции поздней Римской империи и необходимость сохранять целостность этой империи. В Московии основанием стало то, что великий князь, потом царь — это тоже слуга государства. Все служат — и он служит. Так сказать, общее благо дороже.

Дмитрий Донской, сражавшийся как рядовой воин, прекрасная иллюстрация этому. Он — один из всех и делает то же, что все. Так сказать, действует не по своей воле, а по воле необходимости. Если даже летописи изрядно преувеличили ранения Дмитрия, полученные им на Куликовом поле, приходится признать: Дмитрий Иванович честно выкупил власть своей кровью.

Точно так же и Петр I, который лично вытаскивал застрявшие в грязи пушки, заколачивал сваи, возглавлял атаки на шведские корабли, и Александр I, посвятивший парк в Царском селе «дорогим моим сослуживцам», всего лишь поддерживают «служебную» московскую традицию. Что поделать! Российская империя вышла из Московии и лишь продолжила ее путь.

Традиция тяглового государства позволяет многое что «списывать», оправдывать, в том числе и собственную агрессивность. Агрессивность Московии часто, слишком часто объясняли тем, что на ее границах нет никаких естественных преград: высоких гор, рек, пустынь. Лучше всего эта идея выражена в книге Ф. Ф. Нестерова, где утверждается: Россия открыта во все стороны света, и потому завоевание любых рубежей означает только одно — выход на новые рубежи. А со всех рубежей катятся бесконечные волны вражеских нашествий.

Это, мол, и потребовало от русских невероятной дисциплины и самоотверженности, готовности служить государству до последней капли крови. По Нестерову, Московия постоянно проигрывала по численности и по качеству вооружения, но всегда ухитрялась сосредоточивать максимум войск на необходимом направлении. А сами войска при самом плохом вооружении и невероятной бедности готовы были являть чудеса героизма, безоговорочно отдавая свою жизнь во имя и на благо государства. «Жить не необходимо», если «зато» противник задержался ненадолго, пока резал, и уже собственной гибелью человек внес вклад в общую победу. Если читатель сочтет, что я преувеличиваю, приписывая оппоненту лишнее, то отсылаю Вас к его книге.

Автор приводит пример, когда в память о некой героической рукопашной один из армейских полков получил редкий знак отличия — красные отвороты сапог. «Зачем же было выделять одну воинскую часть, когда весь народ на протяжении своей истории отбивался, стоя по колено в крови?» — патетически восклицает Нестеров .

Звучит романтически, красочно, и, наверное, не у одного россиянина возникает эдакое сладкое пощипывание в носу, ощущение некоего воспарения над скверною и гадостью земной, приобщения к чему-то высшему.

Но ведь здесь заколдованный круг: мы служим, вечно воюем со всеми и тем самым создаем необходимость защищаться от нас. Оскаленные железом границы, негативное, опасливое отношение соседей к московитам наглядно показывает: все против нас, надо служить своему государству! И то, что вызвано нашим же отношением к миру, служит превосходным подтверждением: мы, оказывается, правильно живем!

При Симеоне Гордом начинается и противостояние Москвы с Западной Русью. Пока — на территории северо-востока. В начале XIV века Великое княжество Литовское пытается присоединить Можайск. Вспыхивает война и за Можайск, и за все верховья Оки. Вскоре Тверское и Суздальско-Нижегородское княжества, а затем и другие начинают искать поддержки против усиления Москвы у литовских великих князей.

Увы! Даже очень сильные историки не могут порой отойти от вбитых с детства стереотипов. Я питаю глубочайшее уважение к высказываниям И. Ионова, но и у него прочитал, костенея от изумления: «Московские князья, начавшие как подручные татарского хана, превратились в защитников Руси от литовской агрессии» .