Веяние тихого ветра - Франсин Риверс

— Серьезных травм не нанесли? — ухмыляясь, спросил его Бато.

Атрет потер голову.

— Кажется вырвали немного волос, а вообще действительно казалось, что вот–вот разорвут на части, чтобы унести с собой на память. Но вроде бы я остался цел.

— Ну и хорошо, — сказал Бато. — Будем надеяться, что таким тебя и сохраним. — Затем он снова выглянул на улицу. — Есть тут недалеко одно местечко, куда бы мы сейчас могли пойти. И чем скорее мы туда доберемся, тем лучше. С твоей фигурой и твоими светлыми волосами тебя здесь сразу узнают. А эти девицы наверняка разбежались по всем улицам и ищут тебя.

— Это все твоя идея. Помнишь? Тридцать ауреев! — Атрет смачно выругался. — Ты же не предупредил меня, чем это может кончиться. Римляне все такие ненормальные?

— Когда они могут прикоснуться к своему идолу, им от этого становится радостно на душе. Ладно, не переживай. Я доведу тебя до лудуса. А Пунакс все равно раскошелится. Ты получишь свои десять ауреев, а потом еще больше. Я сам об этом позабочусь.

Они пошли по какой–то узкой аллее, которая вела к огромному двору, окруженному жилыми домами.

— Мне это место хорошо знакомо, — сказал Бато, остановившись у какой–то двери и постучавшись в нее. Когда никто не ответил, он постучал сильнее. По ту сторону двери раздался приглушенный голос — там спросили, кто это. Когда Бато назвал себя, дверь открылась. Атрет вслед за ним вошел в темное помещение. Дверь за ним закрыли, задвинув засов.

В дверях появилась стройная и красивая темнокожая женщина. В руках она держала маленькую терракотовую лампу. «Бато?» — произнесла она, и по ее голосу можно было понять, что этот визит был для нее полной неожиданностью. Бато заговорил с ней на своем родном языке. Она ничего не сказала, и он прошел к ней через всю комнату, взял из ее рук лампу и поставил на стол. Прикоснувшись к ее щеке своей огромной рукой, он снова заговорил с ней нежным и просящим голосом. Она что–то тихо сказала ему в ответ, и Бато обернулся к Атрету.

— Это Чиймадо, — сказал он гладиатору, — мой старый друг. Она согласилась впустить нас переночевать до утра. В задней части дома есть небольшая комната. Можешь спать там. Кто–нибудь из слуг принесет тебе поесть. Утром, пораньше, пока город еще будет спать, вернемся в лудус.

Атрет кивнул и пошел из комнаты вслед за служанкой. Ему принесли поднос. Сидя на соломенном тюфяке, он откинулся спиной к стене и пил вино. Он был голоден, но хлеб так и не взял. Комната была такой же по размерам, как и его камера, и такой же холодной. Ему стало интересно, лучше ли была та гостиница, в которую они направлялись. Он этого не знал, ведь ему так и не пришлось побывать в ней. И чем больше он об этом думал, тем злее становился.

Спустя какое–то время пришел Бато и склонился у низкого дверного косяка.

— Уже почти утро. Нам скоро уходить.

— Прежде чем вернуться в лудус, я хотел бы навестить Пунакса. — Атрет поставил опустевшую бутылку вина на пол и встал. — Все эти римские гарпии уже давно разбежались оттуда.

В этот предрассветный час улицы были пусты, все ночные гуляки разошлись по домам и спали. Бато провел Атрета по лабиринтам аллей и улиц к гостинице. Вокруг нее никого не было. Окна были занавешены, а двери закрыты. На улице валялись какие–то обломки. Бато громко постучал в дверь.

— Убирайтесь отсюда! — раздался изнутри сердитый мужской голос, затем послышалось ругательство. — Я вам уже тысячу раз говорил, что Атрета здесь нет! Проваливайте!

Начав терять терпение, Атрет подошел к двери, полный решимости выломать ее. Бато преградил ему путь и постучал снова.

— Это Бато, идиот! Открывай, или мы сейчас просто спалим твою гостиницу, и тебя заодно!

Услышав звук отодвигающегося засова, Атрет первым ворвался в открытую дверь.

— Ты должен мне тридцать ауреев за то, что пользовался в своей гостинице моим именем!

— Не горячись, — невозмутимо ответил ему Пунакс. — То, что я тебе обещал, ты получишь. — Это был крепкий мужчина примерно такого же сложения, как и Бато, с мощной грудью и сильными руками. Его коротко подстриженные волосы были седыми, а на груди красовался знак из слоновой кости, говорящий о том, что перед Атретом стоит освобожденный гладиатор. Увидев замешательство Атрета, Пунакс усмехнулся, обнажив свой рот, в котором на месте нескольких выбитых зубов зияли черные дыры. — Вам бы следовало взять с собой побольше стражников, — сказал Пунакс, повернувшись к Бато. — Хорошо, что этот парень умеет быстро бегать, а, приятель?

Бато засмеялся.

— Да, таким быстрым я его еще никогда не видел.

— Садитесь, — сказал хозяин, и в его голосе звучало не столько приглашение, сколько приказание. Атрету он указал на середину комнаты.

— Можно было бы сначала и со мной договориться, — недовольно сказал Атрет, усаживаясь поближе к жаровне, чтобы согреться. Взяв в руки порванную тунику, он добавил: — И еще ты должен мне новую одежду.

— Что еще прикажет твоя милость? — сухо и иронично спросил его Пунакс.

— Если ты дашь ему поесть и поспать, это поднимет ему настроение, — сказал Бато. — Да еще женщину, если у тебя есть сейчас кто–нибудь…

— Я их всех отправил по домам, — сказал Пунакс и кивнул в сторону стола, на котором были разложены самые разные яства. — Что касается еды, то все это было приготовлено в его честь. — Он взял со стола персик и протянул его Атрету. — На, подкрепи здоровье. Обещаю, что в следующий раз устрою тебе прием получше.

— А почему ты думаешь, что я захочу еще раз прийти в эту крысиную нору?

— А тебе что, твоя камера еще не надоела? — усмехнулся Пунакс. Затем он повернулся к Бато и со смехом добавил: — Наверное, он теперь боится женщин. — Увидев, как Атрет вскочил и схватился за стул, приняв угрожающую позу, Пунакс засмеялся еще громче.

— Сядь, — приказал Атрету Бато. — Ты еще на свет не родился, когда Пунакс сражался на арене. И сражался лучше тебя.

Пунакс продолжал смеяться.

— Вот смотрю я на него, и вспоминаются мне мои славные деньки. Ты помнишь Аполлинария, Бато? Женщины за ним стадами бегали. — Улыбка постепенно сошла с его лица. — Тогда мое имя произносили на всех углах. — Раскинув руки, он добавил. — И вот, что у меня теперь.

— Свобода и состояние, — сказал Бато.

— Ха! Налоги и долги. Я часто с болью думаю о том, что, когда я был рабом, мне жилось лучше. — Пунакс разлил вино в три кубка, протянул один Бато, другой Атрету, а третий взял сам. — За зрелища, — сказал он и жадно выпил.

Пунакс и Бато вспоминали свою молодость. Говорили о своих подвигах на арене, обсуждали тактические приемы гладиаторов, которых все давно уже забыли. Пунакс рассказал о некоторых своих схватках и показал те шрамы, которые у него остались.

— Император Нерон подарил мне деревянный меч, — сказал он. — Мне тогда казалось, что это самый великий день в моей жизни. И только гораздо позднее я понял, что моя жизнь кончена. Потому что у освобожденного гладиатора ее просто не остается.