David Bowie. Встречи и интервью - Шон Иган

Когда бурная волна бешеной поп-славы — миллионы языков в одной жопе — постепенно и неизбежно спала, Боуи выбросило на берег — он был этаким Никому-не-нужным Джонни на островке в Стране придурочных пидоров. Покончить с собой, задохнуться собственной токсичной рвотой или жить в аду вечной самопародии — все эти возможности открылись перед ним. Он бежал в Берлин в компании не менее чокнутого Игги Попа.

— У меня впервые появились друзья. Я знаю, это прозвучит странно, но прежде мне было практически не с кем себя сравнить и сказать: у меня не такая жизнь, как у них. Я никого не знал, совсем никого. Игги один из немногих людей, с кем я был более-менее знаком. У нас и сейчас теплые отношения, но мы относимся друг к другу с некоторой осторожностью — даже в лучшие времена связь между нами была довольно слаба. Я даже не могу назвать нас закадычными приятелями…

— То есть вы не приходите к нему домой поиграть в машинки?

— ХА-ХА-ХА-ХА-ХА-ХА-ХА-ХА-ХА-ХА! (Кашель!) ХА-ХА-ХА-ХА-ХА-ХА-ХА-ХА-ХА-ХА-ХА-ХА-ХА-ХА-ХА! (Кашель!) ХА-ХА-ХА-ХА-ХА-ХА-ХА!

— Вы неравнодушны к дешевой сентиментальности?

— Я питаюсь дешевой сентиментальностью! Очень люблю поплакать!

— Вы преданный зритель «Маленького домика в прериях»?

— А, помню. Нет, им я никогда не увлекался, но любой хорошо сделанный фильм или даже дрянной фильм, если он отзывается во мне, и я сразу понимаю его символизм. Я очень хорошая публика.

— Бывает ли так, что вы смотрите в зеркало и говорите: «Вашу мать, это же Дэвид Боуи!»?

— ХЕ-ХЕ-ХЕ! Я давно это перерос. Думаю, самое близкое к тому, что вы описали, это когда я стараюсь себе понравиться. Сказать себе, что я хорош. У меня всегда была с этим проблема…

— Вам не хватает уверенности в себе?

— Да, ужасно не хватает. Когда-то мне было очень важно суметь поверить в то, что я действительно очень хорош в том, что делаю, хм-м…

— Несмотря на то, что все лизали вам зад?

— Нет, нет, этому я никогда не доверял. У меня всегда была большая проблема с моей ценностью как художника и, наверное, просто как человека тоже. Страшно низкая самооценка. Чертовски, дьявольски низкая. Не поверите, насколько.

— Тогда вам должно было быть тяжело в период Tin Machine — это ведь ни одному м***ку не понравилось.

— Да-да, ага, гм, на самом деле я получил большое удовольствие. Мне очень понравилось. Мне очень понравилось, какой поднялся переполох, хе-хе! И сам факт, что я все еще могу вызвать столько враждебности. Мне повезло, что никто никогда не был ко мне равнодушен. Единственное время, когда я ощущал беразличие, было в середине 80-х, когда я делал такие «безразличные» альбомы, и я прочувствовал, что это такое — быть посредственностью, да? Ирония судьбы в том, что эти два альбома, Tonight и этот, как его, я даже забыл, гм, Never Let Me Down — я извлек из них еще один урок: дерьмо продается. Хе-хе-хе! Дерьмовые песни, совершенно ужасные!

— И все же вы еще здесь, все еще стройный, сексуальный и крутой. Сохранили репутацию, несмотря на Tin Machine и несколько дерьмовых альбомов. Сколько вообще классных белых людей среднего возраста есть в рок-н-ролле? Вы, Нил Янг, Игги и Киф.

— ХЕ! (Кашель!) ХЕ! ХЕ!

— Может быть, Tin Machine стали для вас способом за один раз исторгнуть из своего организма все, что в вас было стыдного от рок-звезды среднего возраста?

— Вот что я скажу: сделайте мне одолжение, когда доберетесь до своего проигрывателя, разыщите пластинку Tin Machine и послушайте песню «I Can’t Read», послушайте ее, хорошо? Я не прошу вас слушать остальное, послушайте только одну эту песню, потому что, по-моему, это одна из лучших песен, которые я написал. Я правда так думаю!

Ууууууупс! Сменим тему. Альбом Outside (с подзаголовком «Дневники Натана Адлера: Нелинейный готическ-драматический гипер-цикл»), вроде как, посвящен странному типу, «арт-детективу», живущему в мире, населенном психами, которые создают звуковые скульптуры из трупов четырнадцатилетних девочек, втыкают швейные иголки себе в голову и вообще всячески развлекаются. Во время записи (за пультом сидел находящийся на свободном выгуле умник Брайан Ино) каждому музыканту выдавали карточки с инструкциями вроде: «Вы единственный человек, оставшийся в живых после катастрофы, и вы постараетесь играть так, чтобы заглушить чувство одиночества», или: «Вы — недовольный экс-участник рок-группы из Южной Африки; играйте те ноты, которые вам не разрешают играть».

В результате получился своего рода гибрид раннего киберпанк-романа и эмбиентного ремикса на пластинку одной из этих модно-хоррор-веганских групп пост-грайндкор-индастриал-пугало-мигрени, но такой, где все участники имеют пятерки по изящным искусствам. Вещь абсолютно немодная — отчаянно постапокалиптическая пугалка в стиле «мы все умрем БУ-У-У!», «интеллектуальная», миллениально-мондо-футуро-космополитичная — и это в эпоху, когда актуальные темы классной поп-музыки для молодых людей это богатенькие однокурсницы, которые хотят тебя трахнуть, признание того, что ты задрот, мотоциклы-чопперы, сигареты и ограниченность и тупость.

Рядом с ироничным, лукавым остроумием в духе Kinks, которое предлагают слушателям Blur, Supergrass и восхитительные Pulp, Outside выглядит сбитым и сбивающим с толку монстром неоготического авант-черт-его-знает-что-они-хотят-сказать-гарда. Представьте себе, что вы зашли поесть фиш-энд-чипс, и вам принесли какого-то дикого пучеглазого морского черта-мутанта из самых глубин Атлантической впадины, а вы-то привыкли к рациону из приятной, безопасной, удобной и успокоительной трески.

В поддержку Outside вышли интервью, в которых Боуи многословно рассказывал, как все летит киберпсу под хвост и как весь мир едва держится на трескающемся краю бездны, где клокочет и кипит бурлящее варево безумных, наносекундных, фактоидных реплик — все более бессмысленное настоящее и уже близкое, распадающееся на части будущее, осмыслить которое, по-видимому, под силу только музыке в духе Боуи и Ино и искусству в духе Дэмиена Херста.

И вот я читаю все это в метро и слушаю Outside в наушниках, и мне становится страшно — я боюсь поднять взгляд, чтобы мой мозг не был изнасилован видом электрифицированных пассажиров, которые колют себе в глаза ноотропы и устраивают художественные теракты с использованием паяльников, мертвых овец и гениталий друг друга. В конце концов я собираюсь с духом, поднимаю глаза и вижу все тех же старых, скучных ублюдков в скучной одежде, которые считают, что «искусство» это красивые картинки, а все наркотики это зло, просто и понятно. Мировосприятие Джарвиса Кокера исчерпывающе описывает этих ублюдков и подсовывает наркотики их детям. Мировосприятие Боуи кажется просто нелепостью.

— Это было в лондонском метро?

Э-э, да…

— Хм-м, в Штатах это повсюду. Это страна, которая действительно предана насилию как стилю жизни. Сейчас там очень страшно, гораздо страшнее, чем десять лет назад. И не только насилие — сегрегация просто ужасает. Не думаю, что у нас в Европе когда-нибудь было такое…