Второй пояс. Откровения советника - Анатолий Воронин

Исмат возвращался из Кабула злющий-презлющий. Расхаживая по салону самолета авиакомпании «Бахтар» и потрясая зажатым в руке «Стечкиным», он втолковывал перепуганным пассажирам, что в этом пистолете есть два специальных патрона – для Таджа и его жены-проститутки. По прилете в Кандагар Муслим прямо из аэропорта укатил в свой Бульдак, где ударился в беспробудное пьянство. А позавчера, во время очередной встречи с генералом Варенниковым, Тадж сделал заявление, что Исмат готовит чуть ли не вооруженный переворот в провинции. Так это на самом деле или всего лишь очередная выдумка Таджа, никому не известно. Но с учетом непредсказуемости характера Исмата такой поворот событий никак не исключается.

– Да-а, веселенькая история, ничего не скажешь, – подытожил я исповедь командующего. – И вот, на фоне всех этих событий, вы принимаете решение о проведении переговоров с Мамад-ханом. Не рановато ли? Не получится ли так, что, узнав о ведущихся переговорах, Исмат предпримет встречные меры, направленные на их срыв? Или хуже того, чего доброго еще по дороге перестреляет всех царандоевских волонтеров.

– Вряд ли Исмат рискнет на такое. Не в его интересах сейчас конфликтовать с царандоем. Да и Гулябзой не простит ему такого подлого коварства. Ведь после встречи с Исматом Гулябзой заверил Наджиба, что смог достичь определенной договоренности с этим неуправляемым возмутителем спокойствия.

– Тогда я не совсем четко понимаю, зачем было вчера устраивать весь этот спектакль с направлением информации в Кабул? Какой резон в том, что я сообщил о предстоящих переговорах? Ведь если вы их запланировали, то все равно проведете. Ни я, ни руководство Представительства противостоять этому никогда не будут. Это ваше внутреннее дело – с кем и как вести переговоры для обеспечения безопасности в провинции. В конечном итоге, основной спрос за результат будет лично с вас, а не с меня. Я могу только что-то рекомендовать, а предпринимать реальные шаги по стабилизации обстановки в провинции все равно придется вам. Ведь так же? Или я что-то не совсем правильно понимаю?

– Все правильно, – согласился командующий, – и поэтому завтра мы вместе будем разыгрывать второй акт этого спланированного спектакля.

– Мы – это кто? – насторожился я.

– Царандой и мушавер-саиб, – невозмутимо ответил Мир Акай.

– Не понял, а я-то здесь причем?

Командующий улыбнулся в свои пышные усы и, стрельнув в меня проницательным взглядом своих карих глаз, начал излагать сущность «второго акта».

– О том, что будут вестись переговоры с Мамад-ханом, знает ограниченный круг надежных и проверенных офицеров царандоя. А теперь вот и мушавер-саиб в это посвящен. Независимо от того, как пройдут эти переговоры, сам факт их проведения на первом этапе будет засекречен для посторонних, в том числе и взаимодействующих. По крайней мере до тех пор, пока на постах второго пояса обороны не начнется замена личного состава царандоя на ополченцев Мамад-хана, об этом не должен знать никто лишний. А чтобы поездка группы сотрудников царандоя в приграничную зону ни у кого в Кандагаре, Тахтапуле и Спинбульдаке не вызвала лишних вопросов, она будет проводиться под видом планового распределения гуманитарной помощи, поступившей на днях из Советского Союза.

Исматовцы – народ ушлый. Машины с грузом будут еще только-только выезжать из Кандагара, а Муслим наверняка уже будет знать о них. Его нафары обязательно «настучат» ему об этом гуманитарном грузе. А уж он-то вряд ли упустит возможность экспроприировать весь груз еще до того, как он попадет к месту назначения. И вот тут-то пригодится ваша помощь. Присутствие советского представителя в колонне с гуманитарным грузом охладит пыл исматовцев, и они вряд ли рискнут нагло грабить караван. А пока будут проходить официальные мероприятия, связанные с передачей гуманитарной помощи старейшинам, Хаким встретится с Мамад-ханом и обговорит все условия по интересующему нас вопросу. Не исключено, что мушавер-саиб тоже примет определенное участие в этих переговорах.

– Стало быть, во всем этом, как вы выразились, «спектакле», мне отводится роль «шуравийского благодетеля», который и будет передавать «гуманитарку» старейшинам?

– А разве это плохо? – искренне удивился Мир Акай. – А потом, ведь не один же мушавер-саиб будет в этом участвовать. Я распорядился насчет того, чтобы в состав вашей группы был включен представитель тыловой службы, который и оформит все необходимые документы по передаваемому грузу. Мушаверу нужно будет только улыбаться и со всеми обниматься. Наш народ это очень любит.

Быть обычным «свадебным генералом» на чужом пиру мне не очень-то хотелось. Если я буду отлучен от процесса переговоров с Мамад-ханом, то зачем, собственно говоря, мне тогда тащиться в эту тмутаракань, больше чем за сто километров от Кандагара? Ведь есть же советник ложестика, и все вопросы, связанные с доставкой, учетом и последующим распределением гуманитарной помощи, находятся в его непосредственном ведении. Вот и ехал бы он с ней в «народные душманские массы». А заодно прихватил бы с собой еще и Олега Андреева. Кому, как не советнику политотдела, играть роль доброго дяди-шурави, раздающего направо и налево «гуманитарку».

Но уже в следующее мгновение я выбросил из головы эту крамольную мысль. Что же это такое получается? Один мой подсоветный в лице командующего царандоем именно на меня возлагает свои надежды в этом авантюрном мероприятии, полностью посвятив во все его детали. Второй подсоветный, Хаким, сам едет в такую даль. А я, стало быть, должен прятаться в кустах и подставлять вместо себя Николая с Олегом, которые ко всем нашим оперативным комбинациям вообще не имеют никакого отношения. Нет, ехать придется именно мне. Заодно погляжу, что там за воинство собралось под знаменами Мамад-хана. Способно ли оно вообще нести службу на постах обороны и надежно противостоять «духам».

Вот только одна неувязочка опять выплывает на горизонте. Если о предстоящей поездке в приграничье вообще не докладывать в Представительство, то, случись чего, я опять попаду в немилость к своему руководству за очередную самодеятельность. Предыдущее «китайское предупреждение» было совсем еще свежо в моей памяти. Но, с другой стороны, если доложить в Кабул все как есть, то наверняка зарубят на корню все инициативы Мир Акая. И как потом смотреть ему в глаза? Пожалуй, еще и за труса сочтет.

Решение созрело само собой. Собственно говоря, а кто узнает об этой поездке в приграничье, если я сам не сообщу о ней своему кабульскому начальству? Если моя персона вдруг и понадобится срочно «центру», шифровальщик доложит, что нахожусь я на «Майдане», где был вынужден задержаться по причине запоздалого совещания у Варенникова и отсутствия возможности вернуться в городок из-за небывалой активизации «духов» вдоль всей дороги из аэропорта в город. Такое на самом деле бывало не раз, и в Кабуле к этому уже давно привыкли. Ну, а если в «центре» не проявят интереса к моей персоне, то вообще промолчу об этой поездке к «мирным духам». Позже что-нибудь придумаю в оправдание излишней самостоятельности. А пока что и докладывать-то нечего, поскольку еще неизвестно, чем закончатся эти переговоры с Мамад-ханом.