Идеальное преступление - Иван Сербин

— Что, братан, занято?

Андрей оглянулся. Двое ребят, лет по двадцать, не больше. Смотрят без всякого интереса.

— Занято, — ответил Андрей.

Он чувствовал себя полным идиотом. С рюмкой в руке, у сортира, в котором сидит мертвец. Бред.

Один из парней шагнул в сторону, смело толкнул дверь.

— Во, б…, — пробормотал он озадаченно и снова посмотрел на Андрея. — Кто это его?

— Не знаю.

— Глянь, баксы! — воскликнул второй.

— Да вижу, — негромко ответил первый. — Не ори. Народ же сбежится. Слышь, мужик! — Он оглянулся торопливо. — Тут штук пять, наверное, не меньше. И тебе, и нам хватит. Давай так. Грины пополам, так? Ему-то бабки теперь без надобности, — и кивнул на мертвого старика. — А «погоны» вызывать не будем. А то нас же и повяжут. А? Ну? Ну че ты, мужик? Согласен?

Андрей повернулся и побрел в зал. Машинально выпил коньяк, поставил рюмку на стойку, двинулся к выходу. Дверь в туалет была закрыта. Малолетние «крысята» делили добычу. Андрей миновал кассира.

— Ваш друг не показывался, — сообщил тот.

— Я знаю, спасибо.

На улице он огляделся. Черного «Сааба» поблизости не наблюдалось. Как, впрочем, и «Ленд-Крузера». Но Андрей не сомневался: парни ТриТэ рядом. Они кружат в ночи, как акулы в непроглядной черноте океана. Андрей свернул направо, прошел по улице Чехова, за «Ленкомом» свернул в темный пустой двор. Здесь стянул пальто и принялся тщательно ощупывать швы, воротник и подкладку. Время от времени он оглядывал улицу, но ничего подозрительного не заметил. Микрофон и «маяк» отыскались минут через двадцать. Микрофон был спрятан под воротником, «маяк» вшит под подкладку. Андрей подумал пару секунд, затем вновь натянул пальто и зашагал к метро. На ходу достал из кармана телефон, набрал номер…

26 Октября. Утро. Волин

Путь до Щукина отнял у него около часа. Весь этот час он обдумывал версию «Скобцов — козел отпущения». Располагает ли следствие неоспоримыми фактами, подтверждающими невиновность Скобцова? Пожалуй, нет. Показания Чернозерского? Но Чернозерский — лицо заинтересованное. Кстати, со смертью жены он скорее выигрывает, нежели проигрывает. В материальном смысле. К тому же в банковском деле Чернозерский разбирается не меньше Третьякова или Татьяны Скобцовой. Значит, тут мимо кассы. «Пожилой театрал», старик в черном, мертв. Данный факт наверняка подтвердится, достаточно будет поднять сводки за неделю. Вот, пожалуй, и все.

С другой стороны, в деле куча свидетельств, подтверждающих, что Скобцов — убийца. Мало того, сумасшедший убийца. Волину пришла на ум фраза, слышанная им в одном из Катькиных «видюшных» фильмов: «Хороший заговор хорош именно тем, что его невозможно доказать». Передай он сейчас дело в суд — и Скобцов стопроцентно получил бы приговор. Или отправился бы в дурдом. И никто — ни судья, ни адвокат, ни прокурор, ни один из присяжных, если, конечно, состоится суд присяжных, — не поверит в то, что Скобцов невиновен. Никто. Никогда. Хороший заговор?

Волин шагал вдоль улицы, поглядывая на аккуратные, послевоенной постройки трехэтажные дома, и удивлялся тому, насколько точно Скобцов передал атмосферу района. Даже новенькие панельные башни не смогли убить в нем дух прошлого. Ближе к площади Курчатова трехэтажные строения сменились восьмиэтажными «кирпичками» постройки конца шестидесятых. Вон там, у «бородатой головы» Великого Атомщика, Скобцов встретился с детективами. А в этом гастрономе они покупали пиво.

Дворик оказался именно таким, каким его описал Скобцов. Небольшим и довольно уютным. Граница парка проходила метрах в десяти от подъезда. На асфальтовой площадке приткнулись три «ракушки». Рядом с ними — Волин признал ее сразу — «дремала» вишневая «Нюська». У служебных дверей гастронома стоял «ЗИЛ», и трое грузчиков, отчаянно матерясь, таскали в недра магазина алюминиевые поддоны с товаром. Обнесенная зеленой кирпичной стеной помойка, на которую Скобцов отнес пакет с мусором.

Волин поднял взгляд на окна. Он точно знал, что увидит, и не ошибся. Третий этаж. Седая, сухонькая старушка, делающая вид, что разглядывает улицу, а на самом деле изучающая его. Анна Михайловна. Волин вошел в подъезд, поднялся на второй этаж, позвонил в нужную квартиру. Никаких признаков жизни. Не то чтобы он, Волин, был сильно разочарован. Может быть, это и к лучшему, что никого нет. Этажом выше щелкнул замок. Волин подождал. Но на сей раз Анна Михайловна решила ограничиться только «прослушкой». Волин усмехнулся, зашагал вверх по лестнице.

Оказавшись на площадке между вторым и третьим этажами, успел заметить закрывающуюся дверь. М-да, подумал он. Поживи с такими соседями. Через год взвоешь. Однако в работе следственных органов помощь таких вот старушек иной раз бывает поистине неоценимой. Волин остановился у нужной двери, нажал кнопку звонка. Звонок не работал. Волин постучал.

— Кто там? — донеслось из-за двери.

— Милиция, — ответил он. — Откройте, пожалуйста, мне нужно задать вам несколько вопросов.

— Кто?

— Милиция, — чуть ли не по слогам повторил Волин.

Лязгнула цепочка. Старушечий глаз, наполненный подозрительностью, уставился на него из узкой щели.

— Милиция? — уточнила Анна Михайловна.

— Совершенно верно. — Волин продемонстрировал удостоверение.

— А ко мне вчера уже приходили.

— Да-да, — согласно кивнул он. — Это был наш сотрудник. Анна Михайловна, мне нужно задать вам пару вопросов. Я могу войти?

Старушка явно неохотно скинула цепочку. Волин сделал шаг, едва не споткнувшись о низкий стульчик, стоящий у самой двери. В квартире пахло лекарствами, нафталином и старостью.

— Вы живете одна? — спросил Волин, озираясь.

После его «стандартной пятиэтажечной» квартира Анны Михайловны казалась не просто большой, а огромной.

— Одна я, батюшка, одна, — закивала мелко старушка, поправляя цветастый байковый халат. — Кому ж еще тут быть? А те комнаты, — махнула она рукой по коридору, — у меня на ключ запертые. Я туда и не захожу. На что мне? Мне много не надо. Комнатка есть, и ладно.

— Не тоскливо одной-то?

— Так старая, чтобы квартирантов пускать. Шуметь ить будут. Музыку заводить.

— Кошку бы взяли. Или собачку.

— Так куда мне. Я ить лежу все время, не встаю почти.

Они прошли в комнату. Обстановка была едва ли не спартанской. Узкая кровать с ветхим бельем. Рядом с кроватью табуретка, на которой многочисленные аптекарские склянки, таблетки, ложка, мензурка, стакан с водой. Старый комод, еще более древний платяной шкаф. Зато на окнах горшки с цветами. Штук восемь. И ведь ни один не завял. Значит, двигается бабулька. Скромничает. Через спинку кровати висит врачебный стетоскоп. Зачем он старушке? А затем, что такой вот стетоскоп — самый универсальный прибор для подслушивания. Чувствительность у него — дай бог любому современному микрофону.