Линия разлома - Александр Афанасьев

Тем временем второй крепит заряд взрывчатки на сейф. Надо бы еще кому-то прикрывать – но людей и так не хватает. И времени тоже.

– Бойся!

Заряд направленный, специально подобранный для вскрытия сейфов – потому вместо обычного представления о взрыве, огонь, дым – только глухой, металлический какой-то хлопок. Сейф стандартный и компы стандартные… не было у них денег новые, нормальные поставить. А вот на портрет Бандеры – хватило.

Кисло пахнет взрывчаткой и окалиной. Дверь поддается сразу, без ломика – остается только достать мешок для мусора и выгрести из сейфа все, что там есть. Разберутся потом, времени нет…

Какой-то мешок, тяжелый. Внутри что-то… неравномерное. Явно не деньги. Держа зубами фонарик, ополченец ножом вскрывает пакет…

– Миха, глянь…

Пакет. Килограмма два – не меньше. В пакете – золото. Самое разное – цепочки, кольца, какие-то брошки. Некоторые с камнями, некоторые без. Зубов вырванных не видно – но от пакета все равно веет могильным холодом.

Вот же с…

Взятки. Хватали, сажали – благо сейчас на Украине схватить могут любого, и придумывать особо ничего не надо – шпионаж… тут вообще безумие творится, как в тридцать седьмом. А потом – брать у обезумевших родственников последнее за освобождение. Деньги, доллары, если есть. Квартиры… а на кой черт они нужны здесь, квартиры? Чтобы жить здесь и рисковать в один прекрасный день оказаться в камере по обвинению в оскорблении?[111]

Вот и брали – тем, что всегда в цене. Золотом, золотыми украшениями. Царювали. Один следак, убогое чмо – нацарювал килограмма два на людской беде.

И что с такими делать?

– Брось.

– Не…

– Брось!

– Не… ты не прав, брат. Я с собой возьму. Пусть эта с… тут от жадности удавится. Отдам… в фонд беженцев отдам. Пусть эта гадина тут удавится…

– Сотый – всем номерам отход! Сотый – отход всем номерам. Красный, повторяю – красный. Отход!

– Пошли!

Они вываливаются в коридор, с застройки – уже нащупывают их автоматными очередями. Снизу прикрывает пулемет, стекла давно выбиты, добыча – мешок за мешком – летит вниз, в кузов самосвала…

У Петро – того, кто нашел пакет с драгоценностями в сейфе, – вдруг падает планка, он вскидывает автомат и бьет на весь магазин – по огневым точкам в домах напротив.

– Гады-ы-ы-ы…

– Отход! Пошли!

Магазин в автомате пуст. Времени идти вниз нет, они прыгают в кузов вслед за мешками – с четвертого этажа. Трассеры – разбиваются искрами на бетонной стене здания, летят в небо, и кажется – что идет салют.

День победы…

Через минуту конвой выруливает на улицу, огрызаясь огнем. Первым идет «Ланд Крузер» с мигалкой, за ним – «БТР» и чуть поотстав – самосвал с основной добычей. В хаосе на улицах, при вырубленной сотовой связи – никто не поймет, кого задерживать, на каких машинах ушли. Машины идут быстро… надо успеть, пока не чухнули и не начали ставить блокпосты. Небо над Львовом полнится грохотом. Пылает.

Керивник не спал.

Он лежал на спине, тяжело дыша, и находился в каком-то неприятном забытьи. Это был не сон и не бодрствование, отдыха оно не давало…

Он понимал, что надо повернуться на бок… тогда, наверное, получится заснуть. На спине он спать не мог – ему снились кошмары и было тяжело дышать.

В голове проигрывался страшный мотивчик одной русской песни. Когда ее слушали – он или выключал радио, или уходил в другое место.

Когда взойдет весна, и смерти вопреки

Сгорают от любви все призраки дворца.

Тысячелетний страх колени преклонит,

И мертвые уста словами жгут гранит:

«Я не забуду о тебе никогда,

Никогда, никогда!

С тобою буду до конца,

До конца, до конца, до конца!»

Почему-то он был уверен в том, что эту песню он услышит перед самой своей смертью. Эта была какая-то… темная мелодия, она заманивала и открывала самые глубины бездны.

Ф-ф-фух!

Он резко сел, пытаясь понять, жив он еще или провалился в ад?

Жив…

Не спалось. Сна не было ни в одном глазу. Он понял, что еще как минимум час не уснет.

Надо дождаться, пока устанешь и тебя по-настоящему потянет в сон. Потому что если он попытается заснуть сейчас – то снова услышит эту проклятую песню…

Луганск… гребаный Луганск. Там это было…

Нет!

Он не хотел ничего помнить. Не хотел снова оказаться в глубоком колодце своей памяти и сидеть там, тоскливо смотря на звезду, светящую с неба в черный зев колодца. Этим колодцем была его память.

Выпростался из спальника, выполз из палатки. Встал, привычно повесив на плечо автомат. Прислушался… тихо, только сверчки сверчат сильно…

Пошел к столу… там всегда была вода. Надо хлебнуть немного. Может, и полегчает.

Голова была тяжелой, смурной…

Вода была на месте. Он свернул пробку бутылки, начал пить прямо из горла.

– Никогда не подходи ко мне со спины, – не оборачиваясь, сказал он.

– Все в порядке, пан керивник?

– Иди на пост…

Часовой, приблизившийся, чтобы проверить, что за движение, пошел обратно, на пост.

Что же делать…

Он чувствовал, что время уходит. Как песок сквозь пальцы…

За это время он многое передумал. И пришел к мысли, что они ввязались в игру, победы в которой не будет. Там, в тоннеле – в конце нет ничего, кроме тьмы. Ничего.

Русских они не победят. Потому что русских вчетверо больше, потому что у русских есть атомная бомба, потому что у русских есть огромные доходы от нефти и на них они переоснастили армию… да много по каким причинам. Хотя бы и потому, что у русских за границей не сидит половина их бывших сограждан, пытающихся их уничтожить.

Давид не победит Голиафа. Так бывает в книжках, а не в жизни.

Западу на них тоже плевать. Если так подумать – что Запад сделал для Украины? Бескорыстно, без задней мысли. Когда они поднялись и смели насквозь коррумпированную владу, а русские оттяпали у них Крым – кто и чем им помог? Запад похлопал в ладоши нарождающейся демократии и тонко намекнул, что долги, сделанные старой, в общем-то, никто не отменял. Да, он давал им оружие, инструкторов – но все для того, чтобы они воевали. С москалями воевали. Со своими, с восточниками воевали. Лили кровь.