Адмирал Ямамото. Путь самурая, разгромившего Перл-Харбор. 1921 - 1943 гг. - Хироюки Агава

Тут сам по себе возникает вопрос: а действительно ли Америка не знала, что Япония намеревается напасть на Пёрл-Харбор? По результатам работы Комиссии по расследованию событий в Пёрл-Харборе (собиралась несколько раз во время войны), а также послевоенного совместного Комитета обеих палат по расследованию установлено, что ответственность за Пёрл-Харбор несут командующий Тихоокеанским флотом адмирал Киммель, командующий войсками в Гавайском районе генерал Шорт и начальник морских операций Старк по причине небрежного исполнения своих обязанностей. Однако этот приговор встретил много возражений и до сих пор является источником противоречий даже в самой Америке.

Одно представляется несомненным: даже зная заранее о надвигающейся атаке, Америка не ожидала, что понесет столь опустошительные потери; причина в грубой недооценке японской воздушной мощи. Сходным образом, как говорит Инуэ Сигейоси, «японские политики и армейская верхушка недооценили природную мощь Америки и духовную силу ее народа, особенно женщин. Существовало детское убеждение, что, поскольку женщины в этой стране имеют большой вес и силу, они через короткое время станут выступать против войны…». Точно так же большинство американцев в то время вполне серьезно воспринимали японцев как карикатурных персонажей: этакие маленькие смешные человечки, с клыками, очки в роговой оправе и непроницаемая улыбка на лицах; не могут быть хорошими летчиками в силу необычного строения. Что можно утверждать наверняка, так это существование взаимного невежества и презрения, что сыграло не на пользу обеим сторонам.

Фучида Мицуо пережил войну, насовсем приземлившись из-за ноги, сломанной в битве при Мидуэе; после войны он стал католическим священником и сейчас большую часть года проводит в Америке. Из собственного опыта он заключает: многие американские интеллектуалы склонны считать, что руководство США знало о внезапной атаке японцев на Пёрл-Харбор заранее. С подобной позиции написана книга контр-адмирала Теобальда. В предисловии Уильям Ф. Хэлси говорит, что Киммель и Шорт оказались «нашими выдающимися военными жертвами», брошенными на съедение волкам ради чего-то, с чем они сами ничего не могли поделать.

Но, отмечает Накано Горо в послесловии к японскому переводу, в Америке существуют и сильные возражения против теории Теобальда; немногие в Японии выражают противоположную точку зрения. Томиока Садатоси считает: «Допустим, что Америка хотела от Японии первого выстрела, — все равно не было нужды в том, чтобы он был произведен на Гавайях и таким жутким образом. Цинично предполагать, что Америка знала о плане нападения на Пёрл-Харбор заранее».

Такаги Сокичи убежден, что Америка ничего не знала, а Кусака Рюносуке заявляет: «Из своего собственного опыта знаю, что американское стремление сохранить человеческие жизни превыше всего, что только можно вообразить, а потому просто немыслимо, что американцы сознательно спровоцировали нападение на Пёрл-Харбор за счет тысяч жизней своих моряков».

Особого доверия заслуживает мнение Тимоды Чжуна, который занимается изучением современной истории в Национальной парламентской библиотеке. Как считает доктор Тимода, по этому вопросу еще не пришли ни к какому заключению. Версия, что Америка заранее знала о готовящемся событии, выдвигается главным образом историками из Чикагского и других университетов, которые считаются в Америке пристанищем ревизионистского меньшинства. Наиболее детально факты, относящиеся к Пёрл-Харбору, обобщены в книге Роберты Уолстеттер «Пёрл-Харбор: Предупреждение и решение», вышедшей в издательстве «Стэнфорд юнивесити пресс». В этой книге также нет ничего, что поддерживает версию о сознательном завлечении Японии в Пёрл-Харбор.

Сегодня большинство исследователей, говорит Тимода, склонны отрицать такое знание априори, и он сам согласен с этим. Проблема, считает он, вот в чем: те, кто нес ответственность за Пёрл-Харбор, до сих пор возмущены, что от них скрыли информацию, которой правительство располагало, и негодуют — их использовали как приманку; так что взгляды эти не обязательно односторонни. Однако подобные заявления, вместе с другими — мол, Америка знала заранее, — точно так же не обязательно неприятны для японских ушей; Тимода полагает, что мнение меньшинства в Америке — это в Японии мнение большинства и постепенно оно становится преобладающим. Предупреждает: японскому обществу следует опасаться такого подхода.

Сегодня, более чем через тридцать лет после нападения Японии на Пёрл-Харбор, этот вопрос переходит в руки тех, кого касается напрямую, и историков. Вероятно, мнение, что Америка не знала о нападении заранее, постепенно станет общепринятым. Если до сих пор не опубликованные правительственные документы, что лежат сейчас в самых темных нишах какого-нибудь хранилища госдепартамента или министерства обороны, по какой-то причине вдруг увидят свет и опрокинут убеждение большинства историков, — несомненно, дух Ямамото Исороку печально оскалит зубы при мысли о своей наивности: ведь он до самой смерти нес в себе чувство вины по поводу «трусливого нападения». Но, несмотря на ряд все еще неясных моментов, сейчас представляется невероятным, что этот день когда-нибудь придет.

Когда началась война, на борт «Ямато» каждый день стало поступать в адрес Ямамото множество писем со всех концов страны. Сам он писал: «…безмерно смущен — боевые подвиги подчиненных и молодых матросов за ночь превратили меня в звезду».

Старший вестовой Оми говорит: даже после того, как возбуждение, поднятое в стране Пёрл-Харбором, стало спадать, пачки писем толщиной сантиметров двадцать продолжали приходить к Ямамото каждый день. От старых генералов и правых, которые когда-то его так ненавидели; от семей моряков, служивших у него, и даже от учеников начальных классов; по стилю варьировали от простых панегириков до весьма нахальных просьб, — скажем, директора деревенской школы прислать образец его каллиграфии, чтобы использовать как приз лучшей школе в префектуре. Ямамото, с его наивным чувством обязательности, лично писал ответы кисточкой и тушью на каждое послание. Потому и нет ничего необычного, что тут и там все еще хранятся письма, написанные рукой Ямамото; всякая коллекция его писем почти наверняка огромна. Однако большая их часть, скорее всего, вежливые отписки и выражения благодарности, а ценность их лишь в том, что они написаны рукой Ямамото; если письма представляли собой нечто большее, чем вежливая отписка, они чаще всего не сохранялись.

Общее количество писем, будь то официальных или личных, по которым можно судить о подлинных мыслях Ямамото, не так велико; отберем два-три, написанных в первые дни войны, из тех, что цитировались в разных документах, или мною собственноручно скопированных.

В начале 1942 года, 9 января, Ямамото послал ответ на благодарственное письмо от Огаты Такеторы; вот отрывок из него: «Благодарю за Ваше любезное письмо под Новый год. Военный человек едва ли может хвалиться тем, что „поразил спящего врага“; тут важнее позор, который переживает побежденный. Хотел бы, чтобы Вы оценили, увидев своими глазами, то, что делает враг: уверен, — взбешенный и возмущенный, он вскоре нанесет решительный контрудар, будет ли то полномасштабное морское сражение, воздушные налеты на Японию или мощная атака на главные силы нашего флота. В любом случае мое единственное желание — довести до конца первую стадию операций, до того как враг оправится, и по крайней мере внешне достичь какой-то основы для затяжной войны…»