Таинственное пламя царицы Лоаны - Умберто Эко

Почти одиннадцать часов, время закрывать мой альбом с марками. Время идти спать. Мама уже накалила в печи кирпич. Кирпич завернут в ветошь и положат в кровать под простыню. На него так приятно ставить ноги. И вдобавок меньше зудят на пальцах волдыри. Эти волдыри на пальцах рук и ног — повально у всех мальчишек (голодание, авитаминоз, гормональные бури).

Собака воет в долине в сторожке пастуха.

С Граньолой мы обсуждали все на свете. Я рассказывал ему о прочитанном, он реагировал удивительно живо.

— Жюль Верн, — провозглашал он, — гораздо лучше этого Сальгари, потому что у Жюля Верна все научно. Гораздо проще вообразить, как Сайрус Смит изготавливает нитроглицерин, нежели как этот дурацкий Сандокан разрывает себе до крови ногтями грудь лишь потому, что ему приглянулась пятнадцатилетняя дуреха.

— Тебе не нравится Сандокан? — спросил я.

— По-моему, он немножечко фашист.

Я сказал ему, что читаю «Сердце» Де Амичиса, а он на это начал уговаривать меня выкинуть «Сердце» в помойку, потому что Де Амичис фашист.

— Ну подумай только сам, — горячился он. — Все должны быть против бедного Франти, который из такой разнесчастной семьи; все против него, и все выслуживаются перед этим фашистюгой учителем. Кто там самый положительный? Гарроне, бессовестный подлиза? Маленький ломбардец-разведчик, который должен погибнуть, потому что сукин сын королевский офицер посылает ребенка поглядеть, не наступают ли враги? Сардинский барабанщик, который тоже несовершеннолетний и которого гонят в самое пекло боя, а когда бедолаге отрывает ногу, то полковник-поганец рухает ему на грудь с распростертыми объятиями и трижды целует в сердце? Покалеченных, кстати, надо поскорее тащить в лазарет, а не целовать в сердце. Это положено знать любому идиоту, даже полковнику королевской пьемонтской армии. Кто там еще? Отец Коретти, который предлагает сыну пожать его руку, еще теплую от рукопожатия короля-душегуба? К стенке всех, к стенке! Такие субчики, как этот твой Де Амичис, они и проторили дорогу фашизму.

Он рассказал мне, что за люди были Сократ и Джордано Бруно. И Михаил Бакунин, по поводу которого я никак не мог сам уяснить, кем он был и что утверждал. Он рассказывал мне про Кампанеллу, Сарпи, Галилея, как их держали в тюрьме и пытали священники за то, что те проводили в жизнь принципы науки, и как некоторым пришлось даже перерезать себе горло, как Ардиго,[339]потому что хозяева и Ватикан их затравили.

Поскольку в «Новейшем Мельци» я прочел в статье про какого-то Гегеля: «Выдающ. нем. фил. пантеистической школы», я захотел справиться у Граньолы.

— Гегель не был пантеистом, а твой Мельци остолоп. Пантеистом, если уж на то пошло, можно называть Джордано Бруно. Пантеист утверждает, что бог во всем, даже в том мушином кале, который вон налип на окна. Тоже радость, понимаешь, существовать во всем. Это вроде как и не существовать. И вдобавок имей в виду — по мнению Гегеля, не господь бог, а государство должно было быть везде и во всем. Так что Гегель был фашист.

— Да он же жил сто лет назад!

— И что из этого? И Жанна д'Арк была фашисткой чистой воды. Фашисты существовали всегда. Начиная с времен… Начиная с времен господа бога. Вот возьми господа бога. Фашист тоже.

— Но ты же атеист и говоришь, будто бога нет?

— Кто это говорит? Отец Коньяссо, который ничего ни в чем не понимает? Я утверждаю, будто бог есть. К сожалению. И, к сожалению, этот бог — фашист.

— А почему фашист?

— Слушай, ты еще маловат для богословской лекции. Давай поговорим о том, что ты определенно уловишь. Перечисли мне десять заповедей, тех, что в молельне тебе вколачивают в голову.

Я перечислил. — Вот, — сказал Граньола, — а теперь разберемся. Из этих десяти заповедей четыре, повторяю, только четыре предписывают что-то хорошее. Да и тут, если разобраться, можно повозражать… Все же с этими четырьмя мы в принципе готовы согласиться: не убий, не укради, не лжесвидетельствуй и не желай жены ближнего. В последнем случае заповедь правильная, для джентльменов. Нельзя наставлять рога друзьям. Да и свою семью разрушать нельзя. Я согласен. Анархисты в будущем отменят семью, но всему свое время. Невозможно всего добиться сразу. Допустим. Эти четыре правильные заповеди — это только диктуемый здравым смыслом минимум. Да и то… не обманывать… так ведь все на свете обманывают. Пускай даже и в благих целях… Допустим. Я согласен насчет убийства. Убивать действительно не следует никого и никогда, совершенно никого, ни при каких обстоятельствах…

— Даже когда король пошлет на войну?

— Именно когда король пошлет на войну. Священники тебе скажут, что если посылает король, то ты не только можешь, но и должен убивать. Ответственность же не на тебе, а на короле. Тем они оправдывают войну, в то время как войне, конечно, нет оправдания, в особенности если на войну тебя шлет лысое жирное чучело. В заповедях не указывается, что на войне убивать можно.

— А дальше?

— Другие заповеди? Я Господь Бог твой… Это не заповедь, а то бы их было одиннадцать. Это так, для затравки. Но с подковыркой, ежели вдуматься. Моисею вдруг явился… бог весть кто, его и не видно было даже, а только слышно. После чего Моисей пошел к народу и заявил: вы обязаны слушаться, эти заповеди от бога. На основании чего он это решил? На основании высказывания «Я есмь Господь Бог твой». А если это вовсе не бог говорил? Представь, я тебя задержу на улице и скажу, что я переодетый карабинер, с тебя штраф десять лир, по этой улице проход запрещается. Если ты достаточно умен, мне ответишь: а кто докажет, что ты действительно карабинер? А может, ты сам по себе мастак стрелять по десятке с прохожих? Покажи удостоверение. Бог не показывал. Все начиналось с лжесвидетельства.

— То есть не бог дал заповеди Моисею?

— Нет, я как раз думаю, что он их дал. Но бог при этом использовал некорректную аргументацию. И он использует некорректную аргументацию всегда. Ты должен-де верить в библию, потому что она вдохновляется богом. Но кто доказывает, что библия вдохновляется богом? Сама библия. Понятно, где фокус? Продолжим. Первая заповедь гласит: да не будет у тебя иного бога, кроме меня. Значит, господь препятствует людям думать, ну там не знаю, об Аллахе, о Будде или, может быть, о Венере, хотя, честно сказать, иметь в качестве бога такую дусю я лично был бы вовсе не против. Господь препятствует людям верить и в философию, и в науку, и не велит людям думать, что человек произошел от обезьяны. Нет, да не будет никого, кроме него. И до свидания. Что же касается прочих заповедей, все прочие заповеди абсолютно фашистские. Они придуманы, чтобы заставить нас с тобой принимать общество таким, какое оно есть. Помни день субботний, чтобы святить его… Что ты на эту тему скажешь? Подумай…

— На эту тему… Ходить на мессу по воскресеньям, что же дурного?

— Да это тебе так толкует дон Коньяссо, который, как все попы, в библии не смыслит ни уха ни рыла. Приди в себя! В том примитивнейшем племени, которое таскал за собой Моисей, «чти день субботний» значило — соблюдай всевозможные ритуалы, а ритуалы были нужны, чтобы дурить народ. От человеческих жертвоприношений до шабаша лысого мерзавца на площади Венеции! Почитай отца твоего и матерь твою… Молчи, ты можешь не пояснять, что хорошее дело — нормально относиться к родителям. Да, хорошее. Для детсадовцев. Для тех, кем нужно руководить. А на самом деле «почитай отца и мать» означает — поддакивай старшим по званию, не противодействуй порядку, не пробуй переменить жизнь. Понятно? Не годится отрубать королю голову. Даже такому бездарному королю, как этот шибздик Савойя, который предал солдат и сгубил цвет офицерства. Теперь понятно, почему не укради и не убий не такие уж милые рекомендации? Эти правила запрещают сопротивляться диктатурам. Запрещают трогать собственность. Но погоди, давай разберем дальше! Давай разберем три следующие заповеди. Что такое «не прелюбы сотвори»? Твой Коньяссо и его компания всячески убеждают, что предосудительно самого себя теребить между ног. О! Такое великое дело, скрижали завета, растрачиваются на такую ерунду, как рукоблудие? Кстати, что прикажете делать вместо этого? Вот мне что делать, если я таков как есть, родился некрасивым да еще и охромел, и настоящей женщины в жизни в руках не держал? Мне самое ничтожное облегчение запрещается, по-вашему?