Слишком много щупалец - Дмитрий Казаков

Его необходимо было воткнуть в ляпушку «смеси» и раздавить верхушку, после чего у тебя оставалось тридцать минут, чтобы убраться подальше.

– Все понятно? – спросила Ангелика, закончив импровизированную лекцию. – Или еще показать?

Один из взрывателей она раскурочила, чтобы мы поглядели, как он устроен.

– Насчет показать – отличная идея, – сказал я, похабно подмигивая. – Только жаль, что у нас нет магнитофона. Включили бы приятую музычку, врыли тут столб, и ты бы нам все показала.

Глаза нашей шпионки потемнели, и я подумал, что наконец-то мне удалось ее разозлить. Еще немного, и она возьмет «Вулкан», пристрелит наглого Пата, а затем будет рыдать над хладным трупом.

От расправы меня спас рокот вертолетного мотора.

– Возвращается, – сказал я, показывая вверх. – Надо бы посмотреть, кого везет.

Ангелика отвела от меня взгляд, и я понял, что расправа пока откладывается.

Сине-белый вертолет завис над островом и плавно, точно перышко, опустился на ВПП. Распахнулась дверца, и на подставленную лесенку выбрался некто высокий и лысый, в сером костюме.

– Это он? – спросил я, чувствуя, как сердце начинает биться чаще.

Неужели на Фьярое возник самый главный злыдень, обладатель полудюжины имен и мерзкой привычки приносить людей в жертву? Неужто нам повезло, и появился шанс слегка пощупать его за задницу, да так, чтобы там не осталось ни единого мягкого места?

– Он, – ответила смотревшая в бинокль Ангелика. – На, сам глянь.

Я приложил прибор к глазам, нацелил куда нужно и увидел знакомое смуглое лицо, мрачное и властное. И, честно говоря, в этот момент я сильно пожалел, что в руках у меня не снайперская винтовка.

Один выстрел, лысая башка разлетится вдребезги, и никаких проблем.

– Да, он и есть, – сказал я, возвращая бинокль белокурой бестии. – А это значит, что обряда, скорее всего, еще не было, мы прибыли вовремя. И вряд ли они начнут пробуждать Кхтул-лу в дневное время, для таких вещей лучше подходит ночь. А тут уж и мы подоспеем…

И с помощью жестов я показал, что нужно делать со злобными сектантами.

Хмурый норвежский день тянулся, словно ожидание в приемной зубного врача. Ангелика следила за островом, пытаясь определить, сколько там народу и как организована охрана. Харальд проверял снаряжение, возился с ластами и баллонами, а я учил Антона пользоваться «Вулканом».

До сих пор мне не приходилось выступать в роли наставника, и я выяснил, что занятие это довольно утомительное.

– Ну вот, слава аллаху, – сказал я, когда Бартоломью наконец сообразил, как менять обойму. – Жизнь прожита не зря, я могу уходить на пенсию с чистой совестью, да и помирать тоже.

– Да? – худред заморгал. – Это почему?

Объяснять ему я не стал, и мы перешли к следующему уровню обращения с оружием – сборке-разборке.

После целого дня наблюдений наша шпионка подсчитала, что на Фьярое находится два десятка человек, из них десятеро – охрана. Высмотрела место, где лучше всего выбираться на берег, и даже определила подходы к объектам минирования.

– Но два десятка – это только те, что появлялись на поверхности, – сказала она, озвучив собственные выводы. – А ведь есть еще и подземные этажи, и там тоже может кто-то находиться.

Насколько я помнил план, в местных подвалах можно было спрятать целый полк.

Рыбак рыбака видит издалека.

Галилео Галилей

Томительное ожидание закончилось только в одиннадцать вечера, когда прятавшееся за облаками солнце, наконец, уползло за горизонт и стало темнеть. Дождь к этому времени начался вновь, а в придачу задул западный ветер, сильный и необычайно холодный.

– Думаю, нас уже не разглядят на фоне берега, – сказала Ангелика. – Можно двигать.

Мы навьючили на себя рюкзаки, выбрались из пещеры и принялись спускаться туда, где волны с шумом облизывали блестящие валуны. Спуск, хоть и затянулся, прошел благополучно, а внизу удалось отыскать среди скал довольно ровный пятачок, где мы и расположились.

Из обычных рюкзаков извлекли другие, водонепроницаемые, которыми пользуются дайверы. Набили их взрывчаткой, одеждой и прочим барахлом, что обязательно пригодится на острове.

Облачились в гидрокостюмы, ласты и маски, обвешали себя всякими хреновинами.

– Ну, вперед, – сказала Ангелика, оглядывая наши геройские, хотя и слегка посиневшие от холода рожи. – Держитесь прямо за мной. Я время от времени буду подсвечивать фонарем.

И она первой вошла в ледяную даже на вид воду.

Накатившая волна едва не сбила меня с ног, вторая только качнула, а затем я понял, что уже достаточно глубоко, и опрокинулся на спину. Перевернулся, продул трубку и проверил, как функционируют баллоны. Когда выяснилось, что все в порядке, я зашевелил ластами и вслед за нашей шпионкой устремился в глубину.

Рядом оказался Бартоломью, а Харальд даже вырвался вперед.

Под водой царила тьма, но фонарик в руке Ангелики время от времени помаргивал, и мы ориентировались на него. Проблема состояла исключительно в том, чтобы белокурая бестия сама не сбилась с курса.

А потом я неожиданно понял, что вокруг становится светло.

Мягкое изумрудное свечение поднималось снизу, будто исполинские вьющиеся пряди полупрозрачных водорослей. Толща воды начинала играть зелеными искорками, и заполнявший ее мрак отступал все дальше и дальше.

Глянув вниз, я обнаружил, что дно фьорда покрыто настоящими развалинами: торчали обломки колонн, тянулись отрезки уцелевших стен, груды кирпича вздымались на месте полностью разрушенных зданий, виднелись постаменты из черного камня, а рядом – некогда стоявшие на них статуи.

Иные были разбиты вдребезги, другие представляли собой мешанину фрагментов, третьи сохранились в целости.

На человеческий взгляд они выглядели жутко – перекошенные мешкообразные страшилища, переплетения щупалец и жил, бесстыдно торчащие отростки, рога, когти и зубы. Одни напоминали лягушоидов, с коими мы имели дело в Кракове и около Бергена, другие вовсе ни на что не походили, и один вид их вызывал тошноту и отвращение.

Улицы, вдоль которых выстроились руины, тянулись в глубь моря, и там угадывались очертания громадных сооружений, смахивавших на склоненные и искривленные многоэтажные дома. Составлявшие их исполинские каменные глыбы казались нетронутыми, и из глубоких впадин, овальных и круглых, мало похожих на окна, глядела злобная, алчная тьма.

Мне вспомнилось видение, где я едва не оглох от жуткого вопля: «Хтул-лу!», изданного тысячами призрачных глоток, и голос, произнесший: «Не мертво то, что в вечности пребудет. Со смертью времени и смерть умрет».