Лучше подавать холодным - Джо Аберкромби

Издевательская ухмылка Витари сделалась шире.

– Прекрасно. Вам нужна ваша девушка, мне – мои деньги. Будем предаваться отчаянию или все-таки попытаемся войти? Способ тот же – на лодке к северной стене и по веревке на крышу.

Морвир с тоскою глянул на отвесную каменную стену.

– Вы в самом деле сумеете туда забраться?

– Я и в мушиную задницу заберусь. Меня лично тревожит, сумеете ли вы справиться с лодкой.

Сомнений в своих силах Морвир не стерпел.

– Попробуйте-ка найти гребца лучше! Я удержу на месте лодку, даже если течение будет в два раза сильней. Только нам это не понадобится. Вбить крюк в стенную кладку – и лодка простоит там хоть всю ночь.

– Это хорошо.

– Хорошо. Замечательно. – Перепалка вызвала у него сильнейшее сердцебиение. Пусть он недолюбливает эту женщину, но в способностях ее сомневаться не приходится. Лучшей напарницы, с учетом всех обстоятельств, не сыщешь. Весьма красива к тому же, по-своему, конечно. Непоколебимая сторонница дисциплины. И требовательностью своей не уступит строжайшей из приютских нянек…

Она вдруг прищурилась.

– Надеюсь, вы не собираетесь повторить предложение, которое сделали в прошлый раз, когда мы работали вместе?

Морвир ощетинился:

– Никаких повторений не будет, уверяю вас!

– Прекрасно. Поскольку я охотней трахнусь с дикобразом.

– Вы еще тогда успешно довели до моего сведения свои предпочтения! – ответил он резко и поторопился сменить тему: – Нет смысла мешкать. Давайте искать судно, пригодное для наших целей. – Бросил последний взгляд на дворец, прежде чем двинуться к выходу с чердака, и замер. – А это кто?

По мосту к воротам бесстрашно приближалась чья-то одинокая фигура. Сердце у Морвира упало. Эта павлинья походка, которую ни с какой другой не перепутаешь…

– Коска. Что еще задумал чертов пьяница?

– Кто знает, что творится в его чесоточной голове?

Старый наемник подошел к воротам столь уверенно, словно это был его дворец, а не герцога Сальера, и помахал стражникам рукой. До Морвира донесся его голос, заглушаемый стонами ветра, но ни единого слова, увы, было не разобрать.

– Что они говорят?

– Вы не умеете читать по губам? – проворчала Витари.

– Нет.

– Приятно слышать, что хоть в каком-то деле вы не величайший в мире знаток. Стражники спрашивают у него пароль.

– Разумеется! – Это он и сам понял, увидев скрестившиеся перед Коской алебарды.

Наемник сорвал с себя шляпу и низко поклонился.

– Он отвечает… «мое имя – Никомо Коска»… «знаменитый солдат удачи»… «и пришел я»… – Витари опустила подзорную трубу, нахмурилась.

– Ну?

Она перевела взгляд на Морвира.

– Отобедать с герцогом.

Полнейший мрак. Монца широко открыла глаза, потом прищурилась, но так ничего и не увидела, кроме непроглядной угнетающей черноты. Поднеси она к лицу руку – и той не увидела бы. Если бы могла поднести руку или двинуть ею хоть в какую-нибудь сторону.

Она была прикована цепями за запястья к потолку, за лодыжки – к полу. Могла лишь, повиснув на руках, прикоснуться ступнями к сырым, холодным каменным плитам. Встав на цыпочки, могла чуточку облегчить немилосердную боль в руках, ребрах и спине. Ненадолго – икры вскоре начинало ломить, все сильнее и сильнее, пока уже эту боль не приходилось облегчать, снова повиснув на руках. Мучительное, унизительное, пугающее положение, но хуже всего было то, что она понимала – самое страшное впереди.

Где Дэй, оставалось только догадываться. Похлопала, вероятно, своими большими глазищами, уронила одинокую слезинку, сказала, что знать ничего не знает, и ей поверили. Людям с такими лицами обычно верят. Монце не повезло – у нее такого лица и в детстве не было. Не заслужила, видать… Трясучка был где-то рядом в чернильной тьме, гремел цепями, пытаясь высвободиться, и ругался, не переставая, сперва на северном наречии, потом по-стирийски.

– Чертова Стирия. Дерьмовый Воссула. Дерьмо… дерьмо.

– Хватит! – прошипела Монца. – Лучше… ну, не знаю… силы побереги.

– Думаете, они нам помогут?

Она вздохнула.

– Не помешают.

Ничто им не поможет. Ничто.

– Чтоб я сдох… писать хочу.

– Так писай! – огрызнулась Монца. – Какая тебе разница?

Он что-то буркнул. Послышалось журчание. Она с удовольствием присоединилась бы, но мочевой пузырь свело от страха. Монца в очередной раз привстала на цыпочки. Болели ноги, руки, спина, даже дышать было больно.

– У вас есть план? – Голос Трясучки дрогнул, растаял в мертвящей тьме.

– Какой еще план, дурак? Они думают, что мы шпионы, работаем на врага. Уверены в этом! Попытаются заставить нас говорить и, поскольку мы не сможем сказать ничего такого, что им хочется слышать, попросту убьют!

Раздался звериный рык, снова загремели цепи.

– Зря дергаешься, не вырваться.

– А что я должен делать? – спросил Трясучка, судя по голосу, готовый расплакаться. – Висеть и ждать, пока нас не придут резать?

У Монцы самой непривычно сжалось горло. Глаза защипало. Способа спастись она не видела. Надежды нет… да и откуда ее взять человеку, закованному в цепи, голому, сидящему во тьме кромешной, глубоко под землей?..

– Не знаю, – прошептала она. – Не знаю.

Заскрежетал отпираемый замок, и Монца торопливо вскинула голову. По телу пробежал холодок. Дверь отворилась со скрипом, в глаза ударил слепящий свет. По каменным ступеням, шаркая ногами, спустилась темная человеческая фигура с факелом. Следом – еще одна.

– Ну, что мы тут поделываем?

Женский голос. Лангриер. Та самая, что их арестовала. Та самая, что столкнула Монцу с лестницы и отняла кольцо. А с ней – Пелло, усатый сержант. Оба в грязных кожаных передниках, в толстых рукавицах. Готовые к трудам палачей. Пелло принялся обходить подвал, зажигая факелы на стенах. В чем не было необходимости – они могли бы принести с собой фонари. Но при факелах, конечно, было страшнее. Как будто Монца и так уже не боялась дальше некуда. Свет озарил шершавые каменные стены, поросшие мхом, склизкие от сырости. Два стола, заваленные разнообразными железными инструментами. Далекие от изысканности вида.

В темноте, кажется, было лучше…

Лангриер разожгла жаровню, склонилась над ней, терпеливо раздувая угли. Круглое лицо ее при каждом выдохе озарялось оранжевым светом.

Пелло сморщил нос.

– Кто написал?

– Он, – сказала Лангриер. – Но какая разница?