Продолжение «Тысячи и одной ночи» - Жак Казот

верных признаков того, что дочь ее носит под сердцем плод связи супружеской. Встревоженная столь поразительным открытием, Зобеида, не раздумывая, бросилась к мужу, чтобы поделиться с ним важным известием, ибо она не сомневалась в том, что права. Вдвоем они направились в покои Ильсетильсоны, дабы добиться признания, от которого зависели их честь и покой.

— Вот уже много месяцев, — сказала Ильсетильсона родителям, — каждую ночь меня похищают так, что я ничего не замечаю, и переносят по воздуху в великолепную комнату, где я попадаю в объятия неизвестного мужчины, который, не стану скрывать, сумел внушить мне самую сильную страсть.

Халиф сразу понял, что дочь его попала под действие чудесных чар, и не счел уместным упрекать царевну за то, в чем не было ее вины.

— Госпожа моя, — сказал он Зобеиде, — похоже, нашу дочь полюбил некий джинн, и, если ему воспротивиться, мы разозлим его, и только. Всем нам следует положиться на защиту святого Пророка.

С этими словами он как ни в чем не бывало поцеловал дочь и удалился, дабы дать ей отдых, в котором она нуждалась. Зобеида последовала его мудрому примеру, а Ильсетильсона решила этой же ночью рассказать все Симустафе и уговорить его поскорее явиться во дворец на своем скакуне и в полном боевом облачении, показать халифу заветный платок и раскрыть тайну рыцаря в темных доспехах.

Харун призвал двух ближайших своих советников и сообщил им то, что узнал от дочери. Джафар пришел в изумление великое, Месрур же удивился не столь сильно, ибо давно уже заметил, что стражников, охраняющих покои царевны, по утрам невозможно добудиться.

— Как нам схватить чародея, соблазнившего мою дочь, — спросил их халиф, — если каждую ночь он уносит ее куда-то по воздуху?

— Думаю, я знаю способ, — отвечал Месрур. — Один звездочет дал мне особую фосфорическую жидкость из жира зверя по имени василиск{184}. Как только это вещество оказывается в воздухе и приходит в движение, оно воспламеняется, но не горит. Я капну на ковер в покоях царевны несколько капель, они тут же высохнут, и запаха никакого не останется. Едва чародей поднимется в воздух, посыплются искры, и их светящийся след укажет путь к дому соблазнителя.

Халиф одобрил этот замысел, Месрур отправился исполнять задуманное, а Джафар предупредил начальника городской стражи, чтобы тот проследил ночью за падающей звездой, куда бы она ни последовала, и осадил указанный этим метеором дом. И тут же пятьсот человек приготовились бежать за звездной россыпью, что должна была появиться ночью в небе Багдада и секрет которой известен оставался только халифу и двум его советникам.

Наступила ночь. Джемаль не имел обыкновения смотреть себе под ноги и знать не знал, какую ловушку ему устроили. И потому, как всегда, по приказу Симустафы похитил царевну из дворца.

Когда джинн поднялся над его стенами, фосфорическая смесь тут же вспыхнула и заискрилась, оставляя за собою яркий след, стражники устремились в погоню, и, хотя джинн прекрасно видел в темноте, он глядел только вперед и принес свою драгоценную ношу прямо в покои Симустафы, где горела сотня огней. Фосфорические вспышки на таком свету никто не заметил, а мгновенье спустя стражники, стекавшиеся по всем улицам, окружили дом трактирщика.

Царевич услышал шум, потер кольцо и ларец, велел обоим джиннам узнать, что происходит, и защитить дом. Те мигом замуровали все окна и двери.

Начальник стражи приказал разбудить соседей и узнать у них, где вход в дом Симустафы. Добрые люди протирали глаза, однако дверей не находили. Зажгли факелы, но и это не помогло. Вали ходил туда-сюда, злился, терял терпение. Прибыли Джафар и Месрур, который после того, как придумал использовать жир василиска, уверовал в великие возможности своего воображения. И он решил, что, раз дверь найти не получается, надо забраться на террасу с помощью приставных лестниц. Вскоре дом со всех сторон ощетинился, не хватало только таранов, крюков и щитов, дабы провести осаду по всем правилам военного искусства. К дому подтащили и прислонили сорок лестниц, каждая возвышалась на несколько локтей над краем террасы, и по каждой наперегонки, словно солдаты в надежде поживиться, наверх устремились стражники. Однако, сколь бы быстро они ни карабкались, взобраться им не удавалось: едва они становились на ступеньку, как она тут же проседала до самой земли, а сверху лестница нарастала, так что ее верхушка оставалась на прежней высоте.

— Кончайте топтаться! — гневно прокричал начальник. — Вы что, боитесь? Поднимайтесь!

— Да у нас уже сил нет, — отвечали, задыхаясь, те, что посмелее.

В самом деле, пот катился с людей градом, но им никак не удавалось оторваться от земли.

— Давайте, давайте! — Сойдя с лошади, вали взялся сам подталкивать своих подчиненных.

— Во имя Мухаммада! Да сам попробуй, если хочешь, — слетело с уст бедных стражников. — Эти лестницы заколдованы.

Начальник вышел из себя и стал переступать сразу через две ступеньки: лестница резко ушла в землю, а бедняга утратил равновесие, полетел вниз и запутался в полах своего платья.

Грянул дружный хохот, но даже это смешное падение не остановило осаждавших, которые, несмотря на все усилия, не продвинулись ни на шаг и всё надеялись, что вот-вот достигнут цели. Улицы Багдада оживали, а поскольку народ не знал, в чем дело, все решили, что праздник рыцаря в темных доспехах продолжается и у дома трактирщика идет шуточное представление осады Дамаска.

Харун ждал, что ему приведут виновника с минуты на минуту. Он готов был убить его на месте, и можно представить, в каком государь пребывал нетерпении. Но время шло, в городе поднимался шум и гам, во дворец стекались сведения всё более и более невероятные и ни с чем не сообразные, и беспокойство халифа возрастало вместе с желанием покарать негодяя, соблазнившего его дочь.

В доме же Симустафы, напротив, царила такая тишина, что было слышно даже, как муха пролетает. Едва джинны разгадали хитрость Месрура и поняли, что он проведал, где проводит ночи царевна, они, защитив дом от вторжения, перенесли Ильсетильсону домой и при этом окружили себя туманом, который скрывал искры от жира василиска. Затем, погрузив дворец в облако, которое притушило страсти и даже халифа лишило присущей ему живости, Джемаль и раб кольца вернулись к Симустафе.

Индийский царевич посоветовался со своими джиннами о том, как ему теперь поступить, и спокойно лег спать, положившись на защиту Звезды Семи Морей.

Наконец рассвело. Симустафа вышел на террасу, омытую