Княгиня Ольга. Две зари - Елизавета Дворецкая

– Долгое время я была бедна, а теперь стала вдруг очень богата, – заговорила Эльга.

Она старалась произносить слова медленно и ясно, чтобы двое христианских вероучителей, из которых каждый знал некий славянский язык, но не слишком близкий к тому, на каком изъяснялись русы в Киеве, могли ее понимать.

– Несколько лет я желала обрести учителя Христовой веры для русов, и вот теперь Господь исполнил мое желание вдвойне. Но одна и та же держава не может иметь одну и ту же епархию, подчиненную двум разным владыкам, в Царьграде и в Руме. Как здесь быть, я не могу решить – ведь я всего лишь женщина, к тому же сейчас ровно три года, как я родилась для Христа, а в таком возрасте рано решать столь сложные задачи. Вы – мужи мудрые и смысленные, вы найдете выход, который не уронит ничьей чести.

– Что касается епархии, то первенство Константинопольского патриархата едва ли кем может быть оспорено, – сказал отец Ставракий, когда княгиня замолчала и кивком пригласила иереев высказаться. – Вот-вот исполнится сто лет, как в правление василевса Льва Мудрого патриархом Фотием была создана Росская епархия.

– Те же сто лет назад непобедимый император Карл, который покорил все страны Европы, пожелал сделать Гамбург, город трансальбингов, столицей архиепископства для всех варварских народов – данов, свеонов, склавов и других племен, – ответил Адальберт. – Что и осуществил сын его, благочестивый император Людовик, после чего множество разных варварских народов благодаря проповедникам покинуло свои грубые суеверия и сделались сонаследниками Христа в славе небесной. В то время как на вашей Росской епархии не видно благословения Господня, если за целых сто лет она так мало преуспела в возделывании сей нивы. Прошло сто лет, и что мы видим? В стольном городе нет ни церквей, ни монастырей, ни клириков, ни монахов, ни учителей, ни исповедников, и сама королева, чтобы получить новую жизнь во Христе, вынуждена ехать для этого в Константинополь! А чтобы сие грубое племя пришло к постижению имени Божьего и узнало закон жизни христианской, ей пришлось прибегнуть к содействию благочестивейшего короля нашего Оттона и святейшего архиепископа гамбургского Адальдага. И вот, стоило ей воззвать о помощи, как я здесь! Не пришлось росам ждать сто лет ответа на просьбы свои о духовном хлебе – не прошло и года, как я принес им хлеб.

– Лучше обождать чуть дольше, но получить хлеб истины, чем быстро, но взять в руку свою камень еретических заблуждений, – не без ехидства ответствовал отец Ставракий.

На лице Адальберта отразился гнев: из всех слушавших грека он один понял намек на римского папу, наследника святого Петра, чье имя означает «камень».

– Нет на свете сокровищ дороже сего камня, на каком построена мать наша святая Римская церковь! – резко ответил он. – Римский папа – наследник святого Петра, князя апостолов, коему Христос доверил свою церковь.

– Даже сии новообращенные поймут, как пусты ваши притязания на верховенство, если узнают, что есть на свете и другие церкви, учрежденные апостолами: Антиохийская – самого Петра и Павла, Александрийская – Марка Евангелиста, родина монашества. Константинопольскими патриархами были такие вселенские учители, как Иоанн Златоуст и Григорий Богослов. А еще есть Иерусалимская церковь – апостола Иакова, брата Господня во плоти. Чем вы гордитесь? А уж если мы взглянем на того, кто ныне занимает трон папы римского… – Отец Ставракий возвел глаза к кровле, будто прося помощи у Бога. – Папа Иоанн Двенадцатый – позор всего христианского мира! Погрязший в разврате, мучитель и стяжатель, жаждет богатства и славы мирской. Сей папа, княгиня, – обратился он к Эльге, – захватил в ненасытные свои руки и духовную, и светскую власть над Римом, и распоряжения по мирским делам продолжает подписывать мирским своим именем – Октавиан. И всем ведомо, что не христианин он, а поклонник Сатаны и язычник похуже сих непросвещенных детей природы: славяне и росы хоть по неведению своего Создателя поклоняются идолам, а папа Римский Иоанн, занимая престол Петра, открыто возносит хвалы Венере, Юпитеру и другим ложным римским богам. Всем ведомо, что он рукополагает епископов не за ученость и добродетельную жизнь, само имя каковой ему неведомо, но за плату. Что же касается его развратной жизни, то если бы не боялся я оскорбить слух добродетельной госпожи, то мог бы назвать немало женщин, с которыми прелюбодействовал сей Иоанн, в том числе с собственной своей племянницей. Неужели может такой научить народ новообращенный истинным правилам христианской жизни?

– Нет уж, такого учителя не надобно нам, – заявил Острогляд. – Каков князь, такова и дружина – если глава сего божьего воинства такой развратник, то…

И все в гриднице вслед за ним так взглянули на Адальберта, словно пытались в его лице найти признаки развращенности. Адальберт побледнел от негодования и стыда, тем более тяжкого, что опровергнуть эти нападки он не мог.

– Меж тем как приняв веру из рук Католической церкви, сам князь росов сделается подданным папы Римского, – продолжал отец Ставракий. – Богослужение дозволено будет вести только по-латыни, которой простолюдины не понимают и остаются глухи к слову Божию, будто камни и пни; священнослужителями будут только монахи, кому не дозволено иметь жен, и тем самым их, пребывающих в миру среди мирян, постоянно дьявол будет подталкивать к совращению и разврату. В то время как Константинопольский престол позволяет вести богослужение на родном вашем языке, а служителям божиим жить в честном браке.

– Это оно куда лучше, – одобрительно кивнул Острогляд, и остальные тоже закивали. – Иначе, конечно, разврату не оберешься.

– Я бы мог вам рассказать о ересях, гнездящихся в Риме, но это, княгиня, пока трудно для разумения малых сих, – отец Ставракий улыбнулся Эльге. – Главное, что нужно ведать: лишь на Восточных Архиерейских престолах собраны отряды мужей священных и богоносных, способных лезвием духа отсечь дурные сорняки и уготовить в чистоте возрастать ниве Церкви!

– Вы, греки, всегда умели своими змеиными языками оплести простодушных! – горячо возразил Адальберт, когда отец Ставракий умолк. – У матери святой Римской церкви не менее вашего есть мужей святых и богоносных! И они умели одерживать духовные победы над сердцами людей! Сколько их приняло славный венец мученичество от народов, которых сами же они привели ко Христу!

– Нельзя привести к Христу путем ереси! А ваша ватиканская ересь была осуждена еще Восьмым Вселенским собором, при святейшем патриархе Фотии, и предан анафеме папа Николай Первый с его латинской ересью о нисхождении Святого Духа «и от Сына»!

Все более разгорячаясь, вероучители заспорили о каком-то «филиокве», посыпались непонятные слова. Но, хотя славянский язык – для одного в полабском изводе, для другого в малоазийском – был родным, в нем просто не имелось подходящих слов для обсуждения таких предметов. Все больше собеседники сбивались на языки своих церквей, произнося все более длинные суждения один на греческом, другой на латыни; уже скоро оказалось, что не только слушатели не понимают ни слова, но и сами спорщики совершенно не понимают один другого и говорят уже каждый лишь для себя.