Живые. Мы можем жить среди людей - Варвара Еналь

Нет! Она не станет кидаться на людей, как Крендель. Надо успокоиться и отвлечься. Перестать думать о Вовике. Хоть песню вспомнить, что ли… Вышел месяц из тумана, вынул ножик из кармана… И лучше всего пойти и лечь, потому что сил стоять почти не осталось.

— Я лягу, — тихо сказала и вернулась в каюту. Рухнула на оббитую искусственной кожей кушетку.

Колька заботливо пристроил у нее под головой рюкзак. Было холодно и неудобно, не смотря на заботы друга. Сейчас бы принять душ, надеть чистую пижаму, и лечь в кровать, под теплое одеяло. У себя в каюте, на Втором Уровне. И чтобы рядом был Лон, шутил, помогал. С ним всегда было хорошо и безопасно, с роботом Лонькой. Он всегда знал ответы, он делал все так, как надо. Заботился, кормил, поил, оберегал. Он всегда оказывался рядом. Если бы Лонька сейчас был здесь, может, он что‑нибудь бы и придумал…

Эмма закрыла глаза. Сна не было, был какой‑то дремотный туман. В марево этого тумана врывались голоса Кольки и Вовки, но не ясно и не четко. Как развивается болезнь? Что должно происходить? Почему люди меняются настолько, что начинают бросаться и кусаться?

Она тоже должна так измениться? Но кусаться Эмма ни за что не станет. Просто не станет — и все. И никто ее не заставит. Да лучше умереть, чем превращаться в зверя!

Колька, видимо, взялся за планшет. Стал читать, некоторые куски зачитывал вслух. Его голос пробивался сквозь туман, точно бледный луч фонарика в темноту коридоров.

— Лекарства, которые прислали ему, содержали эндорфины. Эмм, ты знаешь, что это такое? Профессор написал, что это гормоны счастья.

Эмма еле кивнула, не открывая глаз. Счастье… Была ли она счастлива? Конечно. У нее была хорошая счастливая жизнь. Рядом с ней росла Соня — и сейчас растет, правда, уже не рядом. Они играли вместе, Соня рассказывала свои нехитрые детские секреты. Эмма всегда поддерживала Сонино увлечение рисованием, и они так часто рисовали вместе. И на планшетах, и просто красками на бумаге. Они были счастливы обе. И Лон тоже всегда был рядом. Хвалил или ворчал — все равно Эмма знала, что Лон защитит, заступится, подскажет и поможет. У нее, Эммы, столько в жизни было этих самых гормонов счастья.

— Этот профессор и сам заболел и потому ушел в эти каюты. Спрятался тут. Этот ангар был закрытым, им уже не пользовались, потому что оборудовали новые грузовые ангары на Третьем Уровне. И потому он ушел сюда и после доложил, что надежно укрылся.

Эмма почувствовала, что проваливается в сон. Засыпает, и дурнота медленно проходит. Что если она проснется уже страшным монстром? Только не это… только не превратиться в животное. Она ведь человек, она всегда была человеком… Она не может стать прыгающей тварью, не может заболеть.

2.

Ей ничего не снилось. Но все равно сон казался спасением. Отдыхом, короткой остановкой на непонятном и страшном пути. Слишком короткой остановкой…

Резкий грохот, прозвучавший над головой, выхватил Эмму из дремоты. Она подскочила и уставилась на валяющуюся на полу кружку и растекающуюся коричневую жидкость. Подняла глаза. Вовик — дырявые руки — уронил на пол кружку, полную горячего кофе. Теперь стоит, пялит на Эмму глаза и шмыгает носом.

Это ужас, а не ребенок, просто ужас какой‑то… И почему заболела именно Эмма, а не этот бледный недоросток с всклоченными волосами? Кому он вообще тут нужен? Кто бы о нем переживал?

— Что, не можешь держать кружку в руках? — зло прошипела Эмма и сама удивилась своему голосу.

Тихий шепот ее буквально наливался яростью. Злой, горячей, сумасшедшей. Вот сейчас бы дать этому мальку как следует… Буду резать, буду бить…

Эмма закрыла глаза. Легла на постель. Вот, вот оно — начинается. Превращение в животное. Сначала хочется кого‑то прибить, а после желание воплощается в жизнь. Так, что ли? И Крендель чувствовал то же самое? Что там Колька читал с планшета? Вирус вызывает нервное истощение и как следствие — сильное раздражение и гнев. Точно, как у нее, все один в один.

Раздражение и гнев. Это то, что она давно испытывала. Только не могла понять, что с ней. А, оказывается, вот что. Значит, надо не поддаваться этим чувствам. Бороться с ними. Бороться изо всех сил. Вовик — всего лишь маленький мальчик. Такой же, как Соня. Соня тоже роняла кружки, разливала какао, опрокидывала тюбики с краской и даже как‑то разлила сок прямо на тапочки Эммы. Ну, и что? Это обычная детская неловкость. Все дети такие. И у Вовика наверняка есть старший брат или сестра, которые помнят о нем и жалеют его. Если только эти старшие брат и сестра не сожжены в крематории Моага. Если только…

Ну, конечно! Вот почему Моаг убивает детей! Вот он, ключ к загадке! Моаг знает о болезни, потому и убивает всех. Чтобы не превратились в диких зверей.

Но у Моага ничего не вышло. Дети все равно выжили, и все равно превращаются… Потому что нет выхода… нет выхода…

Буду резать, буду бить… выбирай, кому водить…

Страшная слабость охватила Эмму. Она отвернулась к стене и уже не прислушивалась к тому, как Колька ругал Вовика. Пусть делают, что хотят. А она будет спать… ей очень хочется уснуть и увидеть во сне Лона. Услышать его теплый, ласковый голос, его шутки. Позавтракать вместе с ним на кухне… Есть хочется, очень хочется… Чего‑нибудь жирного и сытного.

— Тошнота, слабость и сонливость. Вот то, что я испытываю уже второй день…

Колькин голос доносился издалека, точно сквозь плотную штору. Или сквозь окно. Эмма улавливала некоторые фразы, и они запечатлевались в ее голове, точно строчки из Илюхиной песни. Тошноту и она испытывает. Тошнота, слабость. Все сходится, все точно. Сколько ей еще осталось времени?

Времени вообще было мало. Очень мало. Всего пятнадцать лет жизни. А ведь несколько дней назад она думала, что начинается самая лучшая пора. Начинается работа на взрослом уровне. Новые обязанности, новая ответственность. Ей только не хотелось расставаться с Соней, и она очень переживала по этому поводу. Переживала и нервничала. Заходила в Сонину спальню по ночам, слушала, как тихо дышит сестра и думала о том, что не скоро они встретятся снова.

— Большая часть команды поражена вирусом. Изменения происходят очень быстро, буквально за семь дней…

Да, теперь все изменилось. На самом деле все оказалось не таким… Не таким, как думала Эмма. Хотя взрослые ведь есть на станции, просто они выглядят немного по — другому. Выглядят как звери. А Третий Уровень заняли роботы. И никого не пускают. Вся власть у роботов, так? Или у тех, кто задает программы роботам?

В этом сложно разобраться, а у Эммы сейчас слишком болит голова. Но разгадка близка. Еще немного — и они будут точно знать, что же случилось на станции.

— Вирус постоянно меняется. Приспосабливается к новым условиям и не спешит губить организм хозяина. Это невероятно устойчивый и невероятно агрессивный штамп вируса, — Колькин голос казался глухим и далеким.

Зачем он все это читает? И так ясно, что вирус вызывает агрессию. Иначе почему дети нападают друг на друга? Все они поражены страшным вирусом, но ведь можно бороться. Не сдаваться так просто, не пускать в себя агрессию и злость. Можно бороться и остаться человеком…