Сент-Женевьев-де-Буа - Марина Юденич

На этот раз Беслан не петлял запутанными партизанскими тропами, не скрывался и явно спешил — джип его несся по шоссе на предельно возможной скорости и любой, кто попытался бы остановить его поплатился бы за это немедленно и жестоко. К счастью, никто не встал на его дороге, и уже к полудню наступившего дня он пересек границу, а ближе к вечеру достиг своей базы, затерянной в одном из труднодоступных горных ущелей. Его люди ждали его с тревогой и нетерпением, и готовы были выполнить любые задания, которые, в том были они уверены, последуют непременно после загадочной тайной отлучки командира. Они, действительно, были готовы ко всему, но короткое распоряжение Беслана, данное как всегда сухо и без комментариев, повергло их в шок. Приказано же было не много и не мало, а в кратчайшие сроки собрать все имеющиеся наличные средства и ценности, в любой форме и валюте. Приказы Беса, однако, его людьми не обсуждались — это легко могло стоить жизни, посему к исходу следующего дня — процесс все же занял некоторое время — ему были доставлены несколько чемоданов и неприметных с виду дорожных сумок, забитых, что называется, под завязку тугими пачками денежных купюр, обычными пластиковыми пакетами, наполненными ювелирными изделиями, монетами, россыпью драгоценных камней без оправ и десятком небольших слитков золота.

— Сколько здесь — небрежно спросил Беслан, когда ему доложили, что процесс сбора окончен — Около десяти, сам понимаешь — плюс-минус — коротко ответил один из старших командиров, руководивший всем процессом, — речь шла о десяти миллионах долларов — Хорошо, грузите все в мою машину — Кто поедет с тобой?

— Никто. Я поеду один.

— Но, Беслан…

— Все. Я сказал. Грузите Это было верхом легкомыслия и настолько выбивалось из общего стиля поведения, привычек и обычаев Беслана, что командир не смог удержаться от того, чтобы еще раз внимательно взглянуть на него, словно желая убедиться, что перед ним действительно их Бес, и он прибывает в добром здравии и ясном уме. Взгляд его, однако, наткнулся на глубокие, черные и словно пустые проемы глазниц на совершенно бесстрастном лице и не смог долго выдержать этого зрелища. Он лишь скорбно покачал головой и тихо вышел из комнаты, искренне сокрушаясь про себя, но не чувствуя в себе ни сил, не желания противостоять явному безрассудству, если не сказать безумству, Беслана.

Когда за ним закрылась дверь, Беслан вдруг хмыкнул — смятение подчиненного неожиданно позабавило его — теперь ему многое было забавно и странно даже, из того, что так серьезно воспринималось им раньше и упрямо настойчиво прививалось окружающим его людям. Теперь ему было просто и почти легко — он как должен поступить. Человек дела, не привыкший много времени тратить на размышления, приученный тем образом жизни, который вел он все последние годы, принимать решения стремительно и бесповоротно, он и в этому, главному решению своей жизни отвел не так много времени, как оно бесспорно заслуживало Скорбная посланница прошлого, а вернее — иного мира — мать Софья и в этом оказалась права — он очень скоро понял, как должен распорядится не только оставленной Поляковым драгоценностью, но и собственной жизнью.

Когда приказ его был выполнен, чемоданы и сумки с миллионным грузом размещены в багажнике и на задних сидениях его машины, Беслан, как и предыдущий раз, молча, никому ничего не объясняя и не оставляя никаких распоряжений, запретив, однако, как и прежде кому-либо следовать за собой, уехал из лагеря, стремительно, насколько позволяла горная дорога, погнав машину в сторону, на сей раз — противоположную границе с Россией. Он ехал вглубь республики. И это единственно, что поняли его люди, оставшиеся в лагере.

Через несколько часов его приметный джип въехал в большое богатое селение, принадлежащее практически одному тейпу, известному тем. что главным промыслом его мужчин с давних времен было похищение людей и продажа их потом за выкуп родственникам или в рабство соседям, испытывающими нужду в рабочей силе. Это, действительно, был наследуемый из поколения в поколения традиционно сложившийся промысел, а не порождение короткой войны, как легкомысленно писали русские, да и западные журналисты. Другое дело, что в железном капкане советской власти, он был глубоко загнан в подполье и практически свернут — посему неприметен и неизвестен властям Теперь же когда власти как таковой не стало вовсе — традиционное не очень уважаемое, но прибыльно ремесло расцвело пышным цветом, орошенное свежей кровью только что отгремевшей войны и получившее благодаря ей новые перспективные и прибыльные весьма источники-в республике появилось много новых людей и, прежде всего, взятых в плен русских солдат, а кроме того всевозможных иностранных наблюдателей и корреспондентов из богатых преуспевающих стран, слетевшихся на огнь чужой беды как мотыльки на пламя свечи — и скоро опаливших свои легкомысленные крылышки, небедных также федеральных чиновников — словом, бизнес процветал, обретя новое дыхание. Об этом знали все в республике и большинство, к числу которого принадлежал и Беслан, брезгливо воротили нос от подобной информации, как от известия о не очень приличной болезни, которая — да, что же тут поделать! — поразила одного из членов семьи.

Всерьез же противостоять этому, что там не заявлялось бы официально, никто и не собирался — это было бы, по меньше мере, глупо, поскольку речь шла о такой же национальной традиции, как скажем, обычай кровной мести, которому тоже без особого восторга, но неукоснительно следовали.

В селении Беслана встретили настороженно — непредсказуемый и весьма крутой нрав его был известен — но с соблюдением всех подобающих случаю традиций и ритуалов, после исполнения которых старшие рода, наконец сочил себя вправе поинтересоваться причиной его визита — Сколько сейчас у вас пленных? — как мог безразличнее спросил Беслан.

Однако в воздухе все равно повисла напряженная пауза Причин тому было несколько Во-первых, вопрос Беса, по меньшей мере не корректен, такие вопросы задавать было не принято также, как в цивилизованной европейской или тем паче американской, к примеру, стране не принято интересоваться размером капитала собеседника, равно как и состоянием его финансовых дел. Главное, однако что смутило и не на шутку встревожило хозяев, была не бестактность, допущенная Бесом, это было вполне в его стиле, а собственно интерес, проявленный им к этой теме. Как ни старался Беслан придать своему вопросу оттенок второстепенности и даже случайности, он был услышан и понят правильно, и это хозяев испугало. Бес понял это сразу и сразу же решил не усугублять возникшее напряжение, а объясниться напрямую — Выкупить хочу — спокойно, как о деле обычном и почти решенном сообщил он хозяевам — Сколько и кого? — осторожно поинтересовался старший. Просьба Беса, сама по себе была странной. Все знали — рабов он ни в каких целях не использует Но с другой стороны, ситуация в республике и вокруг нее все время менялась, и — кто знает. что еще затеял хитрый, коварный и непредсказуемый генерал?

— Всех — Но это много…

— И что, хочешь сказать — дорого? — усмешка Беса была очень недоброй, сидящие за столом пережили несколько неприятных секунд, прежде он уже совершенно спокойно, без тени раздражения, продолжил, — не беспокойтесь, расплачиваться буду сразу же и кэшем У хозяев отлегло от сердца, а Бес в душе похвалил себя за предусмотрительность. Дело тут было вот в чем. Разумеется, на счетах Беса, его доверенных людей и неприметных компаний, зарегестрированных, как правило, в офшорных зонах и управляемых солидными адвокатскими конторами аккумулированы были огромные финансовые средства, размер которых намного порядков превышал те суммы в валюте и стоимость тех драгоценностей, которые теперь привез он с собой. Разумеется, имели счета в зарубежных банках и те, с кем сейчас вел он свой страшный торг, а посему проще было бы, договорившись о цене, просто перебросить оговоренную сумму с одного счета на другой, причем, вполне возможно, что в рамках одного и того же банка. Любой европеец, не раздумывая бы выбрал именно этот путь, но здесь договаривались люди с очень специфическими представлениями о том, что есть хорошо, а что — не очень, поэтому « черный кэш» как с легкой руки молодого российского бизнеса и здесь именовали наличные денежные средства и прочие материальные ценности, был, мягко говоря, более предпочтителен, хотя и он не давал абсолютных гарантий того, что сделка будет совершена именно так, как заверили друг друга накануне высокие договаривающиеся стороны. Это, все-таки был Восток.