Александр III. Заложник судьбы - Нина Павловна Бойко
Шрифт:
Интервал:
Закладка:
Обеспокоенные врачи, вызвали из Москвы на консилиум Григория Антоновича Захарьина. 17 января цесаревич записал в дневнике: «Благодарение Богу, нам можно было вздохнуть сегодня. Папа́ стало легче! Утром температура была та же, что и вчера вечером! Глаза и лицо имели более нормальное выражение. Днем папа засыпал два раза. По временам у него являлись сильные приступы кашля; при этом выделялось много мокроты. Температура была 38,1».
К 25 января врачам удалось улучшить состояние больного. Несмотря на то, что о полном восстановлении речи не шло, что Захарьин сказал: лечение будет долгим, император щедро наградил докторов и вернулся к текущим делам. В пасхальное воскресение готовился к торжественной заутрене в Большой церкви Зимнего дворца. «На эту заутреню приглашались почти все высшие чины империи, выход был большой, торжественный. Как только начался выход, и император с императрицей вышли из своих покоев, почти весь дворец оказался в темноте, лишь в некоторых комнатах восстановилось электричество, так что пришлось осветить дворец простыми керосиновыми лампами и свечами» (С. Ю. Витте). Многие восприняли это как нехорошее предзнаменование.
Чувствуя, что проживет недолго, Александр решил женить Николая и дать согласие на брак Сандро и Ксении. Со вторым вопросом было проще: уладить со Священным Синодом брак близких родственников, какими являлись Сандро и Ксения, вызвался Михаил Николаевич. Но с Николаем оказалось сложно: под натиском сына пришлось обратить свои взоры к Алисе Гессенской, хотя и Вильгельм II неофициально сватал будущему русскому царю свою младшую сестру Маргариту. Но Англия шла на сближение с Русско-Французским союзом, мог появиться сильный трилистник, и Александр полагал, что Николаю будет не так тяжело править страной. Одно угнетало – гарантии, что сыновья Николая родятся здоровыми, не было.
Тут, словно в сказке, приспела и свадьба гессенского герцога. В Кобург на свадьбу поехала Элла с супругом, наследник, Владимир с женой, и императорский духовник. Королева Виктория тоже приехала. Помолвка цесаревича заслонили брачную церемонию, хоть «любимая внучка» страдала фурункулом на ноге, и вид у нее был кислый. 8 апреля, после положенных уговоров и слёз, Алиса дала свое полное согласие. «Чудный незабвенный день в моей жизни, день моей помолвки с дорогой, ненаглядной моей Аликс, – записал наследник вечером в дневнике. – После 10 часов она пришла к тете Михен, и, после разговора с ней, мы объяснились между собой. Боже, какая гора свалилась с плеч; какою радостью удалось обрадовать дорогих папа и мама!»
То, что «милая Аликс» не умеет ладить с людьми, Николай, конечно, не знал. То, что она привержена мистике, тоже не знал. О том, что полезет в дела государства, став императрицей, даже помыслить не мог – мать никогда не мешалась в дела отца. То, что супруга будет болеть и стонать всю свою жизнь – не подумал. И, конечно, никто не сказал ему, что Аликс, как Элла, как их сестра Ирен – носительница гемофилии (у Ирен оба сына умерли от этой болезни).
Родителям он сообщил, что искренне счастлив; они отвечали, что – тоже.
А через месяц Ники писал королеве Виктории: «Дражайшая Бабушка! Милая Аликс написала мне, что намерена принимать сернисто-железные ванны в Нарроугэйте – что, как я надеюсь, будет ей полезно! Судя по тому, что она сообщала мне в письмах, она немало настрадалась в последнее время, бедняжка. Доктор Рейд полагает, что эти боли в ногах, вероятно, нервного происхождения, и уверен, что они совсем пройдут после такого систематического лечения. Они очень неприятны, но что поделаешь? Мама 21-го уезжает с Ксенией и Сандро в Абастумани – место, где живет Георгий. Папа и мы остальные проведем здесь еще две недели».
«10 августа. Дражайшая Бабушка, я каждый день получаю известия от дорогой Алики. Счастлив, что она чувствует себя хорошо и боли бывают реже, чем месяц назад!»
«Милая Алика» болела без перерывов 5 месяцев. А может, и больше. И продолжала болеть. Только необходимость заставила императора с императрицей согласиться на брак Николая с давно перезрелой и постоянно хворавшей Алисой.
Мария Федоровна разрывалась между двумя больными – мужем и сыном. Упросила Захарьина поехать с ней в Абастумани. Григорий Антонович сам уже долгое время болел – мучили ноги, долго стоять и ходить он не мог; но отказаться было нельзя. Александр остался один: «Так грустно без милой Минни, так постоянно об ней думаю. Её мне страшно недостает, я не в духе и долго еще не успокоюсь».
Ради близости к царской семье, в Абастумани быстро росли дома грузинской и даже столичной знати. Летом, по возвращении из Севастополя, Георгия окружили сынки богатых родителей, и началось: пикники на природе, веселые дамы с сомнительной репутацией… Как записала, приехав к нему, сестра Ксения: «Эти пикники с вечным пьянством пагубно действуют на него, затем дамское общество – все это вредно!» Художник Нестеров, позднее посетивший Абастумани, узнал, что жизнь там была «веселой и шумной… Пикники с возлияниями, непрерывные смены гостей из Тифлиса и Кутаиса, наплыв дам и девиц, назначение которых весьма недвусмысленно. Все это изнуряло потрясенный недугом организм Георгия Александровича».
Когда Мария Федоровна, Ксения, Сандро и доктор Захарьин прибыли в Абастумани, Ксения села писать княжне Оболенской.
«24-го мая 1894 года. Милая Апрак! Так как тебя, конечно, всего больше интересует знать мнение Захарьина на счет состояния здоровья дорогого Джоржи, то с этого и начну. Он нашел, что болезнь запущена (два года никакого правильного лечения не было), и она все еще держится в самой верхушке правого легкого. В мокроте найдено много бацилл, но на это он не обращает особенного внимания, т. к. в этой болезни оно иначе и не может быть. Он говорит, что с правильным лечением Джоржи может совсем поправиться, но для этого нужно время и хороший режим. Абастумани, по его мнению, отличное место зимой и осенью, но не весной (начиная с марта, когда тут происходит страшное таянье снегов и вследствие того ужасно сыро), а в особенности летом, когда Абастумани битком набит народом, и Джоржи вечно находится во вредном для него обществе.
Захарьин предлагает, чтобы Георгий предпринял какое-нибудь путешествие по Кавказу, которое его рассеяло бы, как например, прошлогоднее по Дагестану. Георгий часто разговаривает с Захарьиным, и тот так умело и хорошо взялся за дело, что Георгий