Испанский любовник - Джоанна Троллоп

– Ты мне их и обеспечишь!

– Фрэнсис, – раздельно проговорил Луис. – Чего ты добиваешься?

Она постаралась ответить как можно спокойнее, чтобы он не почувствовал ее волнения.

– Я хочу обосноваться там, где наш ребенок сможет увидеть своих родителей. Что же касается меня лично, то я хочу остаться в Испании.

Он пожал плечами, но больше не возражал. Ровным, спокойным голосом, каким он теперь почти все время говорил с Фрэнсис, Луис объяснил, что она не сможет открыть свое дело в Севилье, ей нужно войти паем в уже существующую фирму. Если она хотя бы попытается преодолеть бюрократические рогатки, стоящие на пути организации собственной фирмы, то те трудности, через которые она прошла, получив возможность рожать в Испании, покажутся ей мелочью по сравнению с этим.

– В Испании очень трудно получить вид на жительство. Для этого придется обивать пороги десятков кабинетов. Ты готова к этому? А чего стоит открыть здесь счет или добиться подключения коммуникаций к офису! А как быть с карточной социального учета? У всех испанцев такая есть. Значит, очередная порция визитов к чиновникам, столкновения с непониманием и бюрократизмом. Ты что, действительно хочешь испытать все это на себе?

– Да, – твердо сказала Фрэнсис.

Тогда он познакомил ее с одним из своих деловых партнеров, который, помимо прочего, владел туристическим агентством, расположенным в очень престижном районе Севильи. Состоялся ряд встреч, которые испанская сторона проводила с присущей ей элегантностью и одновременно – изумлением в связи с предложениями Фрэнсис, ее национальностью и беременностью.

– Все это очень необычно, – повторял владелец турагентства. – Это не принято в Испании. Как будет финансироваться филиал вашей фирмы? Как он будет работать? Разве это возможно?

Фрэнсис запросила из Англии бухгалтерские отчеты своей фирмы, испытывая гордость за показатели оборота и прибыли. Их взяли у нее вежливо, но осторожно, как будто бы ее состояние каким-то образом дезавуировало колонки цифр в графе „позитив", как будто сама она была чем-то вроде бомбы с часовым механизмом, мерно тикающим в чемодане на борту самолета, и могла без предупреждения в любую минуту взорваться, что превратило бы в фарс серьезную деловую встречу. Много взглядов было брошено на ее левую руку. Там, на безымянном пальце, она уже больше года носила серебряное кольцо с вкраплениями нефрита, которое ей подарил Луис. „Это не обручальное кольцо, разве не так?" – говорил взгляд испанского бизнесмена. Но, с другой стороны, оно находится на том пальце, на котором носят обручальное кольцо. И, кроме того, эту решительную сеньориту Шор прислал Луис Гомес Морено, с которым владелец туристического агентства имеет дело уже много лет. Что же касается показателей ее фирмы, то они отличные. Оборот растет уверенно, да и предложение о направлении небольших групп состоятельных испанцев на отдых в маленькие эксклюзивные отели в Англию заслуживает внимания… Он улыбнулся Фрэнсис.

– Эти туры нужно будет организовывать очень тщательно. Ведь испанцы очень импульсивный и быстрый народ…

– Это я уже заметила, – сказала Фрэнсис.

„Да, но не сейчас", – подумала она, слегка подаваясь вперед на сиденье. Водитель, уже обогнав процессию, все еще ехал с почтительной неторопливостью, смотря назад в зеркало заднего вида.

– Пожалуйста, – нетерпеливо сказала она, – не могли бы вы ехать быстрее…

Его глаза встретились в зеркале с ее. Он снова улыбнулся и указал большим пальцем назад.

– Вам надо помолиться ей. Нужно помолиться Пресвятой Деве Марии, чтобы она дала вам красивого мальчика.

Фрэнсис откинулась назад. Боль в животе поразила ее. Она издала тихий стон.

– Если уж молиться, то мне следовало делать это девять месяцев назад.

Этот госпиталь только что построили. Одна половина была уже полностью отделана. Вокруг нее раскинулись лужайки и парковки для машин. Другая половина здания была еще в лесах. Фрэнсис один раз уже посещала этот госпиталь. Тогда ей нужно было зарегистрироваться как будущей пациентке. Регистрация потребовала заполнения множества всяких документов. Часть из них имела отношение к местному органу здравоохранения Испании, а часть – к соответствующему подразделению комиссии ЕЭС. Фрэнсис, как гражданка страны – члена Сообщества, имела право воспользоваться привилегиями, предоставляемыми ей государственной системой здравоохранения Англии в любой другой стране ЕЭС. Медсестры, занимавшиеся с ней, не выказали тогда ни малейшего удивления. Судя по всему, ее желание рожать в Севилье представлялось им абсолютно естественным.

Ана и доктор Рамирес позаботились о Фрэнсис. Ей была предоставлена хотя и небольшая, но отдельная палата, совсем рядом с операционной. Из окна палаты открывался приятный вид на только что разбитые лужайки с жесткой испанской травой, рощицей молодых пальм и скамейками, выкрашенными в столь любимые севильцами желтые, белые и розовые тона. В парке стояло также несколько больших круглых бетонных клумб, правда, еще без цветов. Пожилой испанец в потертом комбинезоне любовно поливал насыпанную в них красноватую землю. За пальмовой рощицей виднелись жилые дома северного района Севильи, украшенные, словно челками, свисающим с балконов бельем. Еще дальше за ними возвышались несколько островерхих церковных зданий – видимо, там стоял монастырь. Позолоченное распятие, укрепленное на самом высоком из них, ярко блестело на солнце.

Сама палата тоже была новенькая, с иголочки, чистенькая и вылизанная, с белыми стенами, белым полом, белой кроватью, белой тумбочкой, белым тазиком и зеленоватыми шторами. На тумбочке стояла ваза с желтыми розами и карточкой: „От Аны. С наилучшими пожеланиями". Других цветов и карточек не было. Комнату можно было бы назвать безликой, однако Фрэнсис она представлялась белым листом бумаги, на котором вот-вот должно быть что-то написано.

Фрэнсис присела на белый пластиковый стул, стоявший у окна. Она переоденется в больничный халат и ляжет в кровать, когда ей скажут, но не раньше. Медсестра обещала вернуться через пять минут, и Фрэнсис не сомневалась, что так оно и будет. А пока она посидит на стуле, настраиваясь на то, что ей предстоит, и посмотрит на старика, поливающего клумбы. Он что, собирается сажать семена? Разве стоит делать это в декабре, пусть даже в Севилье, в такой мягкий солнечный день, который неожиданно может превратиться в ветреный и холодный, как тот, отстоящий теперь почти на два года назад, когда Луис последовал за ее такси в аэропорт и в течение нескольких часов убеждал остаться?

Тогда она не осталась. И была горда тем, что не осталась. А теперь, посмотрите на нее, беременную от Луиса, в этой испанской больнице. Последние месяцы были для Фрэнсис такими необычными, что она уже почти не помнила себя той, которой была раньше. А вскоре она опять станет другой, станет матерью, и у нее начнется новая жизнь.

После последнего приезда в Севилью Фрэнсис несколько недель прожила в квартире Аны. Первоначально планировалось, что она проведет это время в номере Луиса в его гостинице. Луис очень хотел этого, правда, сам собирался на этот период перебраться в Мадрид. Но неожиданно на пути этих планов возникло препятствие в виде Хосе. Он был в ярости от беременности Фрэнсис. Раньше он любил ее, даже восхищался ее остроумием, но теперь она вызывала в нем ярость. Хосе ничего не имел против того, чтобы у его отца была подруга. Конечно, подруга-англичанка – это что-то необычное, но Хосе мог смириться и с этим, но никак не с тем, что эта подруга забеременела от его отца и собирается рожать в Севилье, городе, где живет сам Хосе, где живут его мать и бабка, где Гомесов Морено знают и уважают. Для Хосе была невыносима мысль и о том, что у его отца скоро будет еще один ребенок. Пусть он еще долго будет только малышом, но когда-нибудь он может поставить под угрозу уже абсолютно привычное для Хосе положение единственного сына и наследника. Хосе не мог даже допустить мысли о том, что вся эта ситуация могла возникнуть по вине его отца. Это исключено! Значит, во всем виновата только Фрэнсис.