Тень берсерка - Валерий Смирнов

— Очень смешно, — обижается за своего дружбана Рябов.

— Действительно, не смешно, Сережа. Особенно если вспомнить, как воодушевился генерал, когда узнал о предстоящей поездке. Помощь оказал... Мне после нее снова подлечиться хочется.

— Я ему это передам, — успокоил меня Рябов. — После анекдота. Все, отдыхай.

Войдя в холл, я тут же убедился в верности давнего вывода: в гостях хорошо, а дома как всегда. Педрило сидел на лестнице с видом

Спинозы, сосредоточенно размышляя, какую гадость устроить в связи с моим прибытием в родные пенаты. Тщательно проверив комнатные туфли, я переобулся только после того, как убедился: персидский выродок почему-то не успел их заминировать до моего возвращения. Я уже хотел было швырнуть в него сапогом, чтобы расчистить дорогу к собственному кабинету, но не успел сделать этого по весьма прозаической причине. На моей шее повисла четырехпудовая гиря тихого семейного счастья.

Посмотрев в глаза целующей меня супруге, я словно воочию увидел перед собой Вышегородского и потому, слегка отстранившись, спросил:

— Как Гарик?

— Спит, — коротко ответила Сабина.

— А тебе чего не спится?

— Дорогой, я даже не ложилась. Как чувствовала, что вернешься. Хорошо съездил?

Благодаря присутствию Педрилы я решил сделать все возможное, чтобы сохранить атмосферу покоя и уюта, присущую нашему дому.

— Да, дорогая, — как всегда, говорю чистую правду, одновременно вычисляя траекторию полета сапога. — Это была просто сказка.

Георгий Пилиев

Когда я думаю о Валерии Смирнове, в числе прочего, на ум приходит вычитанный где-то фрагмент, который звучит, примерно, следующим образом: «Если вы сидите, удобно расположившись в кресле напротив камина; если вы умиротворены, вам хорошо, и вы думаете, что в окружающем вас мире все так же спокойно и ничего не происходит, то вы ошибаетесь». А ведь верно! Живя в своем узком московском пространстве, мы порой даже не допускаем возможности наличия чего-то интересного за Московской кольцевой автодорогой, думая, что все сколько-нибудь значительное сосредоточено исключительно в Москве. Мы не замечаем событий и процессов, проистекающих как бы параллельно нашей собственной, личной, узкостоличной истории. Так и хочется высказать старую, в общем-то, но по-прежнему актуальную мысль о том, что мы нелюбопытны.

Примерно такие мысли посетили меня при чтении романа неведомого мне Валерия Смирнова «Лицензия на убийства». Это было почти десять лет назад. Я купил книгу с лотка. Обложка была сработана в тогдашнем стиле: глянец, а под ним — голые девицы и мужик с пистолетом. Текст с многочисленными опечатками на серой бумаге. В общем, непрезентабельная обертка. А начинка?

Едва принявшись читать, я понял, что напал на нечто. Нечто совершенно особенное, новое, необычное; нечто живое; нечто, порождающее самые разнообразные мысли и ощущения; нечто, что побуждает вернуться к уже прочитанному.

Я перечитывал роман раза два-три. А потом еще несколько раз — отдельные его фрагменты.

Многое удивило своей новизной: язык, манера повествования, тема, характеры персонажей. Но более всего поразил главный герой, от имени которого велся рассказ. Собственно говоря, этот герой с его характером, представлением об окружающем мире и манерой передачи своих мыслей, видения и ощущений от контакта с этим миром — главное достоинство книги.

Говоря, что герой — главная достопримечательность, я, априори, имею в виду и Автора — человека, который зримо стоит за своим порождением, родителя, под чьим пером (или клавишей компьютера) этот самый герой производился на Свет Божий.

Кто же он, Автор?

Как выяснилось позже, Валерий Смирнов — личность в Одессе легендарная. О нем знают все. И никто ничего — наверняка. Одни считают его бандитом. Говорят, что он не выходит на улицу без пары стволов. Другие уверенно заявляют, что он агент спецслужб глубокого прикрытия. Третьи убеждены, что он уже давно эмигрировал за рубеж. Иные полагают, что ему аж семьдесят лет. А «Книжное обозрение», говорят, и вовсе писало, что он умер. Но тут, как в известной истории с Марком Твеном, слухи сильно преувеличены.

Смирнов жив, здоров, находится в полном расцвете сил и продолжает писать.

Официальная биография его, в общем-то, скудна и заурядна. Может, потому, что слишком много ее «неофициальной» части скрыто под строгим грифом: «Совершенно секретно. В единственном экземпляре. Из помещения не выносить»?.. Не знаю. Да и незачем. Ведь есть книги Смирнова, а в них — он весь, внутренний, нараспашку!..

Валерий Павлович Смирнов родился 4 июля 1956 года в Одессе. « Мое нежное детство, — пишет автор, — боевая юность и местами зрелость прошли возле Нового базара, на Баранова, 27. Если стану перечислять всех, кто бывал и жил в этом доме, уйдет слишком много времени. Достаточно сказать, что именно здесь Буниным были написаны ныне разрешенные “Окаянные дни", которые он, по собственному признанию, “воровски прятал в щели карниза”».

Несколько фрагментов детства, проведенного во дворе этого дома, Смирнов проникновенно описал в автобиографической повести «Картина»: своих сверстников — мальчишек и девчонок, колоритные характеры взрослых, обычаи соседей, бессознательно повторяющиеся, устоявшиеся ритуалы, смешные приключения, печальные истории.

«Школу закончил в 1973 году. В этом же году поступил в Одесский университет (филфак), где занималась наша спортивная команда [по фехтованию. — Г.П.]. В армии не служил по весьма прозаической причине, В 1976 году, еще будучи студентом, во время всесоюзного турнира “Запорожская Сечь", выходя из ресторана “Хортица”, был атакован тремя офицерами Советской Армии. Чести Одессы не посрамил. Они сами себе лежали, а я отправился дальше и подумал: “На кой нам такая армия?" Сама жизнь подтвердила правоту подобного суждения».

В 1979 году Валерий Смирнов окончил университет и со следующего года начал работать журналистом. Заметки, статьи и очерки за подписью «В. Смирнов» появлялись в различных газетах вплоть до 1991 года. А затем — вольные хлеба. 1992-м годом в его трудовой книжке помечена следующая запись: «Находится на творческой работе».

Не знаю, что явилось тому причиной, но в 1983 году, в эпоху так называемого застоя, Валерий Смирнов принялся писать повесть «Чужая осень». Автора никак не заподозришь в наивности, и вряд ли он был таковым двадцать лет назад, когда начинал свою повесть. Однако совершенно точно можно сказать: тогда не могло быть и речи об ее издании. И, конечно же, Смирнов знал об этом. Потому что в «Чужой осени» были нарушены все установки компартии и правительства на создание положительного образа советского человека и советской действительности. А Смирнов показал эту самую действительность такой, какой она являлась на самом деле. Но этим дело не ограничилось. Героем-рассказчиком выступил сугубо отрицательный (и не только по партийным, но и по уголовным меркам) персонаж — преступник. Но преступник умный, думающий, не лишенный обаяния и привлекательности, а потому для тогдашнего режима — вдвойне неприемлемый.