Оправа для бездны - Сергей Малицкий

До того как Аилле упал за Молочные пики и сумрак, затопивший ленту Манги, начал выползать на плоскогорье, путники миновали еще три таких же крохотных деревеньки, как и первая. Правда, они не могли похвастаться постоялыми дворами, но зато жители их покинуть не успели и даже пытались продавать проходившим мимо людям еду и воду. Последнее возмутило Марика, но, приглядевшись к продавцам, он тяжело вздохнул. Их большей частью неудачная торговля не объяснялась желанием нажиться на чужой беде: они сами стояли на том же краю, и ужас, реющий над потоком людей, пропитывал и их лица, и их глаза. Ближе к вечеру по обочине начались ягодники, которые охраняли юные репты с огромными псами, затем тракт вполз в крохотный городок, на пыльной площади которого утомленные стражники пытались устроить что-то вроде проверки переселенцев, но никто из друзей не задержался перед рептским дозором и на мгновение. Насьте один из стражников с хохотом добавил еще одно перо в его потрепанную шапку, подняв его из-под ног, над сачком Марика начали смеяться еще издали, а Кессаа не заметили вовсе. Марик даже потеребил в ладони деревянный ярлык, что болтался у него на груди, – может быть, все-таки навела сайдка какую-нибудь магию на стражу, – как тут же, сразу за околицей городка, Кессаа полезла сквозь колючий кустарник на косорогор, вслед за ней с дороги свернул и Насьта, а еще через полсотни шагов и Марик, пропустив унылую лошаденку, запряженную в двухколесную тележку, шагнул на сухой откос.

Спутники прошли не больше лиги, добрались до усыпанного валунами горного склона и расположились под раскидистой сосной, запустившей корни в трещины скального грунта или создавшей эти трещины. По всему, пришло время перекусить лепешками и сушеной ягодой, запивая нехитрую еду водой, а затем и уснуть. Марик привычно разбросал по кустам шерстяную нитку и уже собрался расстелить на согревшемся камне плащ, как Кессаа позвала и его, и Насьту.

– До города еще лиг сорок, не меньше, – негромко проговорила сайдка, прижавшись спиной к кривому стволу, и добавила: – Если все сладится, послезавтра будем на месте. Там оглядимся и решим, что делать. Где лучше переночевать, я разузнала. А потом… Нам надо в Скир. Мне надо в Скир. В самое мерзкое место в Скире, поэтому вот теперь, сейчас говорю вам: если не пойдете со мной, обиды держать не буду. Просто забуду о вас, как будто мы и не встречались никогда. Хочешь, Марик, денег дам на новый меч?

Разом сон унесло прочь. Обида навалилась на баль такая, что дыхание перехватило, в глазах потемнело, хотя уж куда темней – звезды на небо высыпали, Селенга бока о горные пики обдирать начала, – но ни слова не сказал Марик. Только вспомнил отчего-то Ору, что осталась в реминьском поселении, и Лируда, который ждал-ждал тихой смерти, а все одно умер возле костра. Ни слова не сказал Марик, потому как женщина, что сидела возле кривой сосны, несла на своих плечах такой груз, которого он и представить себе не мог – только почувствовать издали.

Обиженно засопел Насьта, но тоже ни слова не произнес. Кессаа выдержала паузу, помолчала еще, словно слова подбирала одно к одному, негромко продолжила:

– О том, что мне в Суйке надо, после поговорим. Теперь о другом сказать хочу. Я в вашей доблести не сомневаюсь, хотя и знаю, что ни одному из вас пока не пришлось убивать человека. Но так убийство само по себе вовсе не доблесть никакая. Убийство – это не крылья, что плечи расправляют героям, это груз, от которого сердце окаменеть может.

И опять ни слова не сказали ни Марик, ни Насьта, хотя баль и вспомнил ехидство ремини при первой встрече. И опять помолчала Кессаа перед следующими словами:

– Сейчас – о том, о чем после, может быть, сказать и времени не будет. Разное может случиться с нами, загадывать не будем, но если так повернется, что не дойду я… – Кессаа подняла тонкую руку, и Марик на мгновение усомнился, что вот именно она не копьем, а мечом, пусть даже и легендарной колючкой, убила юррга, и только потом до него дошло: «не дойду».

– …Если не дойду, – твердо оборвала обиженное сопение Насьты сайдка, – то вы должны помнить, что самое ценное, что вам нужно оберегать, – это не меч, что за спиной у меня висит, хотя вижу я, как Марик на него смотрит, а глиняная ступка у меня в мешке. Простая глиняная ступка.

– Глиняная ступка, – повторил Насьта и уточнил: – Это та, которую ты в соседний поселок ходила заказывать? Так я знаю того горшечника – он таких ступок сколько хочешь налепит! Да и вообще ступку из камня точить надо, она ж прочнее будет. А это что за ступка? Чуть зерно тверже…

– Насьта! – оборвала ремини Кессаа. – Та ступка, что у меня в мешке. И никакая другая.

– Что делать с ней? – только и спросил Марик, вместо того чтобы клясться, что только после их с ремини смерти что-то и может случиться с сайдкой.

– Айру найдите и передайте ей, – просто сказала Кессаа, улеглась на спину и закрыла глаза, пробурчав, перед тем как уснуть: – А на колдовство мое и в самом деле пока не рассчитывайте больше. В городке среди воинов трое рептских магов стояли, чуть ли не насквозь глазами пробивали каждого.

Засопел, заворочался рядом Насьта, а Марик долго уснуть не мог. И не потому, что звезды словно глаза ему сквозь веки высверливали, – из головы все за день произошедшее не выходило. Расставание с рептской ладьей перед взором стояло, которую, как объяснила Кессаа, бросили только потому, чтобы весть об уходе прославившейся целительницы и Оры от желтого утеса среди рудодобытчиков и любопытствующих разнести. А то ведь можно было веслом помахать да в самую Ройту без забот прибыть. Опять же бордель этот странный в голове маячил, слепец, который или в воздухе растаял, или глаза отвел, да и колдуны-репты. Их-то Марик и вовсе не сумел разглядеть – верно, потому, что насмешки стражников над его сачком вскипятили кровь. Когда же он перестанет быть мальчишкой и сделается наконец воином – холодным и собранным? Потянул на себя Марик конец нити, подергал ее, потом подумал, стащил с древка сачок и со щелчком насадил на его место клинок. Хотел уж было подняться, кости размять, погонять сухой рептский ветер, да только поморщился: еще ноги переломаешь среди валунов. Вон прочие путники вдоль дороги костры зажгли – так и мерцают огоньки сквозь кусты. Не полезли на камни, остались у тракта, где и земля мягче, и люди вокруг… Впрочем, что там уснул бы, что здесь забылся…

В утренней мгле Марик проснулся. Сначала взгляд чужой почувствовал и частое дыхание, а уж через мгновение и нить палец защекотала. Трое к их стоянке подошли. Фигурами за тяжелых воинов сошли бы, а двигались неслышно – будто плыли над склоном. Один из них пса держал, который и натянул нитку. Большой пес был, умный, ни звука не издал, только обрубком хвоста по ляжкам бил, а все равно с шумом воздух через ноздри выпускал. Замер баль, древко глевии нащупал, сквозь прищуренные ресницы к незнакомцам пригляделся. Напомнили они ему кого-то – правда, не мечами, которые теперь поблескивали в их руках… или в ножнах они при прошлой встрече были? Короткие мечи, не для битвы в открытом поле, а для близкого боя, а в остальном… Не они ли на свист бордельного нанимателя в постоялом дворе отозвались? Что ж делать-то?

Недолго Марик раздумывал, да и времени на раздумья у него не осталось. Если бы клинки в свете Селенги не сверкали, окликнул бы незнакомцев, а так – только ноги под себя подобрал, когда пес молча, не издав даже рыка, бросился вперед. Тут-то и помянул про себя Марик реминьского кузнеца. Насквозь лезвие глевии грудину псу пробило. Так легко в кость вошло, что даже и завизжать зверь не смог, или в породе у них было так положено – смерть беззвучно принимать, вот только погонщики его отступать и не думали: тоже вперед рванулись. В мгновение Марик на ногах оказался, крутанул в руках древко, едва спину не потянул, но все-таки облегчение почувствовал – слетел с клинка зверь, да уж разворачивать оружие некогда было, так и ткнул противника под замах в гортань заостренным утяжеленным комлем. Захрипел тот и повалился Марику под ноги. Тут и засвистела над головой безусого баль глевия, словно в это самое мгновение к рукам прирастать начала. Правда, воины явно не спешили испытать на себе прочность ее лезвия. Отшатнулись в стороны, мечи выставили, да стрела у Марика под рукой фыркнула и сразила одного из напавших. Последний сразу же ринулся вниз по склону, но далеко не ушел – покатился, обламывая древко второй стрелы, вошедшей ему чуть выше воротника.