Осада Монтобана - Жюль Ковен

Поликсен изгибался всем телом, лицо его судорожно подёргивалось, он хрипел, как будто бы проглотил сотню булавок. Когда же сильные судороги прекратились и он наконец мог говорить, он сказал с торжеством:

— Если бы я не принял твоего лекарства, мой милый, то всадил бы себе на пять дюймов под третье ребро этот хорошенький ножичек, который храню под подушкой. Итак, я был за минуту до смерти, условие, требуемое знаменитым Копперном для возрождающего действия его эликсира!

Экстракт алхимика состоял из таких сильных средств, что через два часа после приёма Бозон гордо расхаживал по комнате в ожидании жареной пулярки, которую он заказал Гудуле, а к вечеру он объявил Бенони, что чувствует себя в силах сразить великана, и доказал это, обезглавив взмахом шпаги манекена, на котором доктор Копперн рисовал все раны, излеченные его целебным бальзамом. Камердинер искренне поздравлял его с чудным выздоровлением.

— Знаешь ли, голубчик, — ответил ему грустно Бозон, — я только отстрочил неминуемое. Я убил короля всех кречетов, а это преступление против соколиной охоты не обойдётся мне даром. Ты увидишь!

Потом он послал его за птицеловом Ферраном и велел ему купить трёх наилучших лошадей, какие найдутся в Динане. Через несколько минут толстощёкий малый с рыжими волосами входил в дом Копперна. Он вскрикнул от радости, увидав больного на ногах, полностью одетого и полного сил.

— Товарищ, — обратился к нему Рюскадор без всякого вступления, — не знаешь ли ты в Динане штук двенадцать негодяев, способных на всё, а?

— Мессир, — отвечал с достоинством Ферран, — я честнейший из птицеловов, но готов поручиться, что ни один из вербовщиков наёмных банд не сумел бы собрать десяток более отчаянных головорезов и мошенников, чем те, которые у меня под рукой в таверне «Белый ворон».

— Я в восторге! Моё сердце трепещет! Возьми эти двадцать пять луидоров и раздай по два каждому из этих молодцов, остальные же оставь себе. Обещай этим мерзавцам двойную плату против полученной, если они завтра к полудню соберутся у ворот Нивелля, которые выходят на Динанскую дорогу через Фосс. Там пусть они ждут моих распоряжений.

— Эти отъявленные мошенники пойдут на край света даже за половину того, что вы им предлагаете, — объявил рыжий малый.

— Беги же их завербовать, да скажи, чтобы они вооружились! Им предстоит расправа.

Выходя от сокольничего, Ферран встретился с Бенони, который успел купить трёх отличных жеребцов.

Следующий день был тот самый знаменательный день, в который Морис должен был приехать в Нивелль с представителем Ришелье и в который Валентина де Нанкрей должна была тайно увезти из Брюсселя Марию Медичи и Маргариту Лотарингскую, чтобы предать их в руки кардинала, вместо того чтобы возвратить им свободу, и это был наконец тот день, который должен был закончиться отступлением полка де Трема.

Дом Грело с самого утра величественно заседал в таверне «Большой бокал», выжидая кузена Валентины, чтобы передать записку на его имя, вручённую ему в предыдущую ночь молодой девушкой.

С часу пополудни в таверну стали набираться какие-то люди подозрительного вида, вовсе незнакомые бывшему приору, который сначала удивился, а потом несколько струсил. Но эти оборванные посетители платили вперёд за всё, что требовали, и потому выгнать их не было никакого повода. Однако эти страшные люди, некоторые из которых были вооружены большими ножами и старыми пистолетами, внушали такой ужас обыкновенным посетителям «Большого бокала», что те уходили один за другим. Когда же в таверне остались одни загадочные незнакомцы, разместившиеся группами около столов, ближайших к двери, у входа показалось ещё три посетителя, вида менее отталкивающего, в сапогах со шпорами, с шейными платками, поднятыми до носа, и повязкой на правом глазу. Большие поярковые шляпы, надвинутые на глаза, совершенно скрывали их волосы.

Войдя, они тщательно заперли дверь. Двое из них встали по обе стороны прилавка, а третий, предлинная шпага которого волочилась по пятам, прямо подошёл к дому Грело.

— Что вам подать? — спросил трактирщик не совсем любезным тоном у последнего, единственный глаз которого, оставленный на виду, горел, как карбункул.

— Твою толстою бочку кислой капусты, чёрт возьми! — ответил незнакомец.

— Творец небесный! — вскричал капуцин, побледнев, как мертвец, и покачнувшись на своём кресле.

Правой рукой новый посетитель обнажил свою шпагу, а левой снял шляпу. Зловещий блеск стали и огненный цвет волос повергли толстяка в неописуемый ужас. Эта растрёпанная рыжая голова была для него головой Медузы[33]. Увы! Он не мог сомневаться, что она принадлежала Бозону де Рюскадору.

— Мы с тобой, мой достопочтенный, теперь приступим к исповеди, с тою лишь разницей, что исповедником буду я. Итак, не упорствуй, подлый мошенник, или я раздавлю тебя, как козявку.

При этой угрозе, произнесённой с тем свирепым видом, который иногда принимал провансалец, вся кровь застыла в жилах дома Грело.

— Помогите! — закричал он задыхающимся голосом. — Спасите! Ради бога!

Рубен и один из трактирных слуг хотели броситься на помощь своему хозяину. Но все остальные посетители встали разом и окружили их грозным рядом ножей. Ключник упал без чувств от страха.

— Бенони, Ферран, голубчики, присмотрите за этими устрицами, — скомандовал Поликсен своим главным помощникам. — А вы, мои овечки, — обратился он к остальным своим людям, — не давайте никому мешать моей беседе с этим толстым негодяем, а если кому вздумается войти в таверну, выпроводите докучливого, завязав с ним ссору.

Пока маркиз говорил, дом Грело несколько ободрился. Оправившись от первого страха, трус превратился в хитреца. Он решил водить за нос своего допросчика до тех пор, пока жизни не будет угрожать неминуемая опасность.

— Ну, вываливай свои тайны, бочонок бесчестия! Или, клянусь, я пробуравлю тебя! — сказал Поликсен, возвращаясь к прилавку, по которому с размаху ударил своей шпагой.

— Увы, я большой грешник и не отпираюсь от того, — пропищал с лицемерным смирением капуцин, скрестив свои десять пальцев на огромном брюхе, — но готов к раскаянию. Я предаюсь вам телом и душой, мой милый маркиз. Очевидно, само небо ставит вас на моём гибельном пути. Делайте из меня что хотите, я готов жертвовать собою... Ах!.. Потрясение было слишком сильным для моего слабого сложения... и ваши страшные угрозы... и моя впечатлительность... Ай, мне дурно!

Он закатил глаза, стал мотать головой из стороны в сторону и раскачивался так, что вся масса его жирного тела подёргивалась, как тело раненого кита.

— Чёрт побери, он сейчас хлопнется в обморок! — крикнул Рюскадор и облил его кружкой пива.

— Ух, нет, нет! — стал уверять капуцин, слёзы которого вместе с потоками пива лились по лицу и за воротник. — Вина, а то я не буду в состоянии произнести ни единого слова.