Лиловые орхидеи - Саманта Кристи

я переезжаю. Если кто-нибудь спросит, то официальная версия заключается в том, что я уехала в длительный отпуск. Поэтому мы попрощались с Коллином и Джейком, решив, что за пять тысяч километров от моей преследовательницы телохранители нам не понадобятся.

Я разглядываю частный самолет, который Гэвин арендовал для переезда. Он не хотел отправлять наши вещи по морю, поэтому мы загрузили чемоданы, а также около двадцати коробок в багажный отсек небольшого, но роскошного самолета. Я оставила мебель и много вещей в нашем доме в Мейпл-Крик. Гэвин заверил меня, что он обо всем позаботился: разорвал договор аренды своей холостяцкой квартиры, который заключил всего несколькими месяцами ранее, и подписал новый договор – на аренду квартиры с четырьмя спальнями и с видом на океан.

Кэлли, разумеется, едет с нами: она выросла неподалеку от Лос-Анджелеса и рада туда вернуться после трех лет вдали от дома. Она согласилась и дальше быть няней Мэддокса, но жить с нами она больше не будет. Кэлли остановится в доме своих родителей, пока не подыщет себе собственное жилье.

Я наблюдаю, как Гэвин и Мэддокс играют в скраббл, и переживаю, как все это повлияет на нашего сына. Он был ужасно рад, когда узнал, что мы переезжаем в Калифорнию и будем жить с Гэвином. Но ведь после того, как новизна пройдет, он станет скучать по своим друзьям. По бабушке и дедушке. По тете Скайлар и дяде Крису.

А я разве не буду скучать?

Гэвин говорил правду, когда сказал, что обо всем позаботился. Мы заходим в наш новый дом – это квартира на десятом этаже, из окна которой видно, как волны разбиваются о высокие скалы внизу. Я поражена, как много он успел всего за две недели.

Мэддокс выбегает из комнаты дальше по коридору.

– Мама, мама, смотри! – вопит он.

Я вопросительно смотрю на Гэвина, но он только пожимает плечами, и мы идем в новую комнату Мэддокса. Я останавливаюсь на пороге и внимательно рассматриваю первую главу новой жизни моего сына. На одной стене висят рамки с постерами, подписанными профессиональными футболистами. Вдоль другой расположена коллекция футбольных трофеев – наверное, Гэвина. Самая большая стена расписана – на ней изображена картина, на которой мужчина и маленький мальчик играют в мяч на большом футбольном поле. А в дальнем углу стоит, как я полагаю, мечта любого семилетнего мальчишки – лестница, ведущая на большую кровать, с постельным бельем на футбольную тему, а внизу расположена «детская пещера» со всевозможными игровыми приставками и телевизором с плоским экраном.

Я поворачиваюсь к Гэвину, чтобы его отругать. Он поднимает вверх ладонь и шепчет:

– Я же предупреждал, что избалую его до чертиков.

Я не могу удержаться от смеха. Он пытается наверстать упущенное за семь лет, и я могу лишь позволить ему это сделать. Я выхожу из комнаты и продолжаю экскурсию по остальным комнатам, с опаской размышляя, какие еще причудливые излишества меня там ожидают.

Утренний свет пробивается сквозь щель в тяжелых занавесках на окне нашей спальни, я наклоняюсь и целую Гэвина в щеку, когда он шевелится.

– Как я могу тебя отблагодарить за все, что ты для нас сделал?

– Для тебя я готов на все, милая, – отвечает Гэвин, целуя меня в закрытые веки.

– Не стоило отдавать мне лучшую комнату под кабинет, – говорю я. – Тебе нужно было взять ее себе.

– Ни за что! – говорит он. – Ты ведь художник. Тебе нужно вдохновение. А что может вдохновить сильнее, чем вид из окна твоего кабинета?

Это правда. Вид действительно потрясающий. Особенно вечером, когда солнце садится и освещает яркими цветами скалистый пляж. Гэвин купил для меня огромный угловой стол и самое удобно кресло, в котором я когда-либо сидела. Вдоль одной стены он встроил книжные полки от пола до потолка и даже попросил Дженну срочно доставить сотни моих книг, чтобы их заполнить. Под большим панорамным окном стоит кушетка с бесчисленными подушечками и пледом. Рядом с ней два стула, которые завершают комнату. Он все сделал идеально. Если бы я сама все обустраивала, у меня бы даже близко не получилось так красиво. Он даже специально заказал стулья и подушки фиолетового цвета – как у моих любимых орхидей.

– Думаю, в такой комнате мне будет легко писать, – говорю я. – Думаю, сейчас мне в любой комнате будет легко писать. Слова просто льются из меня, словно у меня прорвало плотину.

Он кладет ладонь мне на сердце.

– Так и есть.

Я наслаждаюсь объятиями Гэвина, я знаю, что мое место именно здесь и что никто и ничто не встанет у нас на пути. Потом я вспоминаю про единственную преграду нашему счастью.

– От ее адвоката что-нибудь слышно? – спрашиваю я. – Они отправили нужные бумаги?

Гэвин качает головой – мне даже не нужно уточнять, кто такая она. Затем он целует меня в макушку.

– Нет. Ее адвокат, наоборот, попросил отсрочку на месяц.

Я напрягаюсь.

– Уверен, что это обычная бумажная волокита. У нее нет никаких оснований для чего-то еще. Она не может оспорить свою ложь, милая.

– Я просто жду не дождусь, когда все это закончится, – говорю я.

Он гладит меня по руке – от плеча до кончиков пальцев. И задерживается на них.

– Я тоже, – говорит он. – Жду не дождусь, когда смогу надеть на твою прекрасную руку что-нибудь получше, чем какая-то пластиковая фигня.

Я смеюсь, вспоминая дурацкое колечко, которое каким-то образом завоевало себе самое лучшее место на книжной полке в нашей спальне.

Он становится серьезным и говорит:

– Я тут подумал… то есть я надеюсь, что ты позволишь мне сразу поменять фамилию Мэддокса.

Гэвин прикусывает губу, приподнимает брови и смотрит на меня так, словно только что попросил у мамы еще одно печенье.

– И раз уж на то пошло, я постараюсь убедить тебя поменять и твою фамилию тоже. Когда мы поженимся, разумеется. Я знаю, что тебе придется писать книги под фамилией Митчелл. Но мне бы очень хотелось, чтобы официально ты была Макбрайд.

Бэйлор Макбрайд. Я мечтала об этом имени много лет. Помню, как я сидела на занятиях и рисовала в тетрадке разные варианты своего имени. Бэйлор Кристина Макбрайд. Бэйлор Митчелл Макбрайд. Бэйлор Кристина Митчелл Макбрайд. Я перестала об этом мечтать много лет назад. Но сейчас это действительно