Гардемарины. Канцлер - Нина Соротокина

Екатерина видела вокруг только врагов. Арест Бестужева был страшным ударом. Теперь, если Елизавета получит подтверждение ее вины, а возможностей у императрицы было достаточно, Екатерину ждали в лучшем случае высылка за границу, а в худшем… Худших вариантов было много: монастырь, Сибирь, крепость и даже смерть. Екатерина всегда помнила фразу: Россия непредсказуема! Знай она теперешние мысли старшего Шувалова, ей было бы гораздо легче. Но твердой надежды на успех не мог дать никто. Шувалов и сам еще не знал, как поступит.

Проблеском надежды явилась радостная весть, принесенная Шкуриным. Он сообщил, что знаком с сержантом гвардейцев по имени Колышкин, который охраняет Бернарди, и сержант этот честнейший и надежнейший человек. Посылать записку к Бернарди через незнакомого человека было верхом безрассудства, но у Екатерины не было выхода. Ей бы самой увидеть этого Колышкина, в глаза бы ему посмотреть.

Только через неделю ей представилась такая возможность. В связи с откровенной опалой великой княгини по всему пути к ее покоям от заднего крыльца до самой двери велено было поменять караул. В пятницу вечером этот самый Колышкин, не без наущения Шкурина, явился во дворец к одному из своих однополчан, дежурившему на лестнице.

Как только Шкурин известил об этом Екатерину, она тут же поспешила как бы прогуляться по коридору, чтобы рассеять головную боль. Увидев великую княгиню, Колышкин склонился чуть ли не до земли, а распрямившись, так и залился румянцем. Екатерина уже знала, на подкуп не пойдет — честен, но от подарка вряд ли откажется. В качестве подарка она принесла кольцо с изумрудом. В чистых, голубых глазах Колышкина навернулись слезы то ли негодования, то ли умиления. Подарок он принял, а в обмен принес сообщение, что письмо Бернарди благополучно передал, бумажку сию по прочтению сжег, а в ответ от ювелирщика принес одно только слово: «понял».

А понять Бернарди следовало: то, что курьером служил Бестужеву и самой Екатерине — не отрицать, а вот что по фрейлинским сундукам шарил — не объявлять ни под каким видом, если не хочешь под розыск угодить. На прощание Колышкин заявил, что через неделю будет переведен в караул к Бестужеву, если начальство не передумает.

Это было уже счастье, и как водится, за хорошим известием последовало еще одно, не менее драгоценное. Анна принесла письмо от Понятовского. Екатерина ничего не знала о любимом, кроме того, что ему грозит высылка из России.

— Где же ты нашла графа? — вопрошала Екатерина, ликуя.

— Это не я их сиятельство нашла. Это они меня нашли. Я просто гуляла по набережной, и вдруг… подошли, письмо вложили в руку и удалились.

— А на словах граф ничего не велел передать?

— Нет. Они сказали только: «Иди и не оглядывайся». Может, за их сиятельством следят?

На радостях Екатерина и Анне подарила колечко с агатом — скромное, но очень хорошей работы. Его делал десять лет назад придворный ювелирщик Луиджи, давно уехавший в свою Венецию.

— Ах, ваше высочество! — Анна упала на колени и поцеловала подол платья Екатерины.

— Встань, глупая девочка! — Екатерина была растрогана.

— Все оттого, ваше высочество, что я очень красивые уборы люблю. Кабы не эта любовь, может быть, я и в Россию бы не попала, — она испуганно смолкла, поняв, что сболтнула лишнее, и при первой же возможности вышла из комнаты.

«Свет глаз моих, греза жизни! — писал Понятовский. — Любовь моя. На коленях молю, позволь мне увидеть тебя. Стражи, стоящие на пути к твоим покоям, отказываются пропустить — они все новые, незнакомые. Позволь упрек: я бьюсь в дверь, но рука твоя не тянется мне навстречу. Прав был Монтень, говоря: „Любовь — неистовое влечение к тому, что убегает от нас“.

Избалованный благосклонностью судьбы, я думал, что любовь к тебе это только безбрежное счастье. Как я ошибался! Теперь я знаю, любовь — это мука, это спартанская лисица., выедающая сердце. „Разлука ослабляет легкое увлечение, но усиливает большую страсть, подобно тому, как ветер гасит свечу, но раздувает пожар“ (Ларошфуко). О, сжалься! С. П.»

Екатерина покрыла поцелуями записку, потом рассмеялась. Он совсем еще мальчик — две цитаты в таком коротком письме! И до слез умилили инициалы в конце, будто школяр писал письмо своей возлюбленной.

Через полчаса Екатерина вызвала Анну.

— Снесешь ответ. Как найти дом графа, тебе Шкурин объяснит.

В короткой записке Екатерина извещала возлюбленного, что приложит все силы, чтобы попасть сегодня вечером в театр. По Руси гуляла широкая масленица, и в ее честь давали русскую комедию. Появиться в театре было тем более необходимо, что при дворе уже распустили слух: великой княгине запрещено появляться на балах и в театре в связи с тем, что ее вот-вот отошлют в Германию. Екатерина поняла, что несколько «перелишила» с болезнью. В ее положении «болеть» можно было не более трех дней.

Теперь надо было поговорить с мужем. Даже такая безделица, как выход в театр, не могла состояться без его разрешения.

Екатерина направилась в покои Петра Федоровича, но, выйдя в переднюю залу, где обычно пребывали днем ее фрейлины, обнаружила мужа в углу за круглым столом. Он играл в карты с одной из самых некрасивых ее фрейлин — Елизаветой Романовной Воронцовой, племянницей теперешнего канцлера.

Она была отдана ко двору ее высочества в одиннадцать лет. Служба не пошла на пользу этой вечно испуганной, некрасивой и неопытной девочке. Как была необразованна, таковой и осталась, а еще стала груба, пронырлива, лжива, угодлива. Кроме того, переболела оспой, которая оставила на ее сером лице не оспины, а шрамы. Екатерина вначале не замечала фрейлины Воронцовой, потом невзлюбила ее. При дворе нельзя утаивать как любовь, так и неприязнь, и когда Елизавете Романовне предоставился случай отомстить Екатерине за пристрастность, фрейлина этим с удовольствием воспользовалась. Случай при дворе — это фавор. Теперь всяк знал, что девятнадцатилетняя, с тяжелым взглядом и подбородком, плохо сложенная фрейлина Воронцова — фаворитка великого князя.

Любовники сидели над картами, шептались, и им было хорошо. Видимо, великий князь все время выигрывал, потому что настроение у него было преотличное. Злые языки поговаривали, что дядя регулярно снабжал племянницу деньгами на случай обязательного проигрыша. Когда Екатерина увидела два склоненных друг к другу лица, она поняла, что говорить сейчас с великим князем — только дело портить. Здесь нужен был посредник.

Она остановилась на обер-гофмаршале своего двора. Александр Иванович явился по вызову тотчас же, выразив готовность исполнить любую просьбу Екатерины. Однако после первой же фразы выяснилось, что понятие «любую» никак не может вписаться в желание Екатерины ехать в русскую комедию.

— Ваше высочество, — заявил он с поклоном, — известно, что их высочество не жалует русскую комедию. Как бы не было неудовольствия…

— Я и не настаиваю, чтобы мой муж ехал в комедию. Главное, чтобы для меня и моих фрейлин были заказаны кареты.

И Екатерина, и Шувалов знали, что главная причина неудовольствия Петра Федоровича и будет состоять в том, что с Екатериной в театр, в числе прочих, должна будет ехать фрейлина Елизавета Романовна, а великий князь уже, как говорится, нагрел стул, он хотел провести вечер со своей фавориткой.