Травма и исцеление. Последствия насилия – от абьюза до политического террора - Джудит Герман

Во время процесса оплакивания выжившей предстоит примириться с невозможностью поквитаться с обидчиком. Когда она выпускает гнев в безопасной обстановке, беспомощная ярость постепенно сменяется более мощной и удовлетворительной формой гнева – праведным негодованием[560]. Эта трансформация позволяет выжившей освободиться из тюрьмы фантазий о мести, в которой она заперта наедине с преступником. Она дает ей способ вернуть себе чувство власти, не становясь преступницей самой. Отказ от фантазий о мести не означает отказа от поисков справедливости; напротив, он начинает процесс воссоединения с другими с целью призвать совершившего насилие к ответу за его преступления.

Испытывая отвращение к фантазии о ненависти, некоторые выжившие пытаются полностью избавиться от негодования с помощью фантазии о прощении. Эта фантазия, как и ее прямая противоположность, является попыткой восстановить власть над своей жизнью. Выжившие представляют, что могут стать выше своей ярости и избавиться от воздействия травмы и ее последствий путем волевого, дерзкого акта любви. Но изгнать травму невозможно ни ненавистью, ни любовью. Как и жажда мести, фантазия о прощении часто превращается в жестокую пытку, потому что ее воплощение остается недостижимым для большинства людей. Народная мудрость гласит, что прощение – удел божий. И даже божественное прощение в большинстве религий не является безусловным. Истинное прощение не может быть даровано до тех пор, пока преступник не будет изобличен и не заслужит его путем исповеди, раскаяния и возмещения ущерба.

Истинное раскаяние преступника – большая редкость. К счастью, выжившим необязательно его дожидаться. Их исцеление зависит от открытия живительного источника любви в их собственных жизнях; и вовсе не обязательно распространять эту любовь на абьюзера. Излив свою скорбь, выжившие могут с удивлением обнаружить, насколько неинтересен стал для них преступник и как мало их беспокоит его судьба. Они могут даже ощутить некоторую печаль и сострадание к нему, но это усталое чувство не то же самое, что прощение.

Фантазия о компенсации, как и фантазии о мести и прощении, часто становятся непреодолимым препятствием на пути к оплакиванию. Часть проблемы заключается в самой легитимности стремления к компенсации. Поскольку с выжившими обошлись несправедливо, они, разумеется, считают, что имеют право на какую-то форму компенсации. Стремление к справедливой компенсации часто является важной частью восстановления. Однако оно также представляет собой потенциальную ловушку. Длительная бесплодная борьба за то, чтобы вырвать компенсацию у преступника или общества, может стать барьером, преграждающим осознание реальности утраты. Оплакивание – единственный способ воздать утрате должное; никакой адекватной компенсации не существует.

Фантазия о компенсации часто подогревается стремлением к победе над преступником, которая изгладит унижение травмы. При подробном исследовании такой фантазии обычно проясняются психологические компоненты, которые значат для пациента больше, чем любая материальная выгода. В качестве компенсации может выступать публичное признание ущерба, извинения или унижение обидчика. Хотя в фантазии пациент таким образом возвращает власть над своей жизнью, в реальности борьба за компенсацию связывает его судьбу с судьбой преступника; выздоровление оказывается в зависимости от воли и прихотей последнего. Как ни парадоксально, выжившие могут освободиться от влияния абьюзера, только отказавшись от надежды получить от него какую-либо компенсацию. В ходе оплакивания пациент приходит к идее более общего и абстрактного процесса возмещения ущерба, который позволяет ему настаивать на справедливости, не вручая при этом преступнику власти над своей жизнью. Случай Линн, 28-летней женщины, пережившей инцест, показывает, как фантазия о компенсации затормозила прогресс выздоровления:

Пострадавшие люди могут стремиться получить компенсацию не только от преступника, но и от реальных или символических свидетелей. Требование компенсации может предъявляться к обществу в целом или одному конкретному человеку. Оно может казаться чисто экономическим (например, требование признания инвалидности), но неизбежно включает и важные психологические компоненты.

В ходе терапии пациент может сфокусировать требование компенсации на терапевте. Он может возмущаться ограничениями и обязанностями терапевтического контракта, настаивать на каком-то особом отношении. В основе этих требований лежит фантазия о том, что лишь беспредельная любовь терапевта способна возместить ущерб, нанесенный травмой. Случай Оливии, 36-летней женщины, пережившей насилие в детстве, демонстрирует, как фантазия о компенсации приняла форму требования физического контакта: