Девушка под сенью оливы - Лия Флеминг

Курт извлек из кармана изящную фигурку глиняного буйвола. Даже беглого взгляда было достаточно, чтобы понять, что это дивный образчик минойского гончарного искусства, можно сказать шедевр, насчитывающий несколько тысяч лет.

– Откуда это у тебя? – воскликнул пораженный Райнер.

– Да сам не помню! – беззаботно отмахнулся игрок. – Наверное, взял с какой-нибудь полки в каком-нибудь доме. Так сказать, на память! А может, сама под ноги попалась. Здесь же в земле много этого хлама. Так она старая, эта штукенция?

– Сколько ты за нее хочешь? – неожиданно воодушевился Райнер, любовно гладя фигурку.

– Ну, того, что я хочу за нее, у тебя точно нет. А вот еще один сувенир. Это уже больше по твоей части! – Курт извлек из кармана небольшой сверток и развернул его. Внутри лежала небольшая икона, изображавшая святую Екатерину. Изумительная по красоте работа знаменитой критской школы иконографии. Райнер с благоговейным трепетом взял в руки старинную икону, хорошо понимая, что перед ним не просто намоленный веками образ, а, вполне возможно, самая настоящая чудодейственная икона.

– Неужели она тебе не нравится? – воскликнул он удивленно.

Курт неопределенно пожал плечами:

– Знаешь, мне от нее как-то не по себе. Когда я у себя в комнате, то такое чувство, будто она неотступно следит за мной. Просто мурашки по коже от ее взгляда. Я мало верю во всю эту религиозную чушь. А потому ставлю ее на кон в нашей следующей игре. Выигрываешь, и она твоя! Знаешь, этих досок в каждом доме полным-полно. У некоторых так все стены завешаны. Все-таки они такие суеверные, эти критяне. По-моему, сама девица кончила тем, что ее колесовали. Не помню, право. Перезабыл все, о чем мне когда-то толковали святые отцы! – Курт весело рассмеялся и, взглянув на Райнера, добавил: – Да бери так! Она же ничего не стоит. А ты, вижу, на нее запал с первого взгляда!

– Просто у меня есть младшая сестра, и ее тоже зовут Катериной. Был бы чудесный подарок ко дню ее рождения.

Посылка с подарком для сестры ушла в Германию, и Райнер благополучно забыл об иконе. Но спустя неделю после той картежной игры Курта нашли зарезанным в одной из темных аллей города. За его смерть покарали расстрелом двадцать пять заложников, и вроде бы все успокоилось. А вскоре подоспело и письмо от матери из Германии. Мать прочувствованно благодарила его за роскошную кружевную скатерть и сигареты для отца, подарки, которые он послал им к Рождеству. А вот с бедняжкой Катериной случилось несчастье. Во время уличного затемнения, которое еще не успели снять после бомбежки города, Катерину на велосипеде сбила машина. Теперь она в госпитале, у нее сотрясение мозга, есть рваные раны на голове, и вообще начались страшные головные боли. Но тем не менее она просит передать, что подарок ей очень понравился.

Многое в этом письме осталось между строк, но Райнер понял одно. Дома не все так тихо и безмятежно, как это ему рисовалось ранее. А то, что немецкие города стали бомбить, и вовсе оказалось для него полной неожиданностью. Те, кто вернулся из Египта, в один голос твердили, что английские летчики – это так себе, чепуха, а американцы понесли слишком большие потери от японцев. И вот вам пожалуйста! Его младшая сестра ранена именно в ходе одного из авианалетов, предпринятом никуда не годными английскими летчиками. Он уже так давно не был дома, что стал даже потихоньку забывать лица своих родных. Увидит ли он их когда-нибудь? Райнер вдруг почувствовал себя страшно одиноким и никому не нужным.

Да и здесь, в этом райском краю, живешь как на вулкане. Доверять никому из местных нельзя. Сейчас он знал это совершенно точно. До него дошли слухи, что даже доктор из Ханьи, тот, который вылечил ему ногу, совсем не так прост, как кажется. Вроде бы он тоже связан с бойцами Сопротивления, но просто в ту сеть, в составе которой он работает, пока не удается внедрить никого из своих. Да и остальные под стать этому Андронакису. Кто знает, что скрывается за фальшиво приветливыми улыбками, которыми встречают их хозяева местных лавок или торговцы на рынке? И не припрятан ли у них за пазухой кинжал, который они с готовностью пустят в ход, если ты попадешься им под руку в каком-нибудь темном переулке. Бедняга Курт!

Приходилось признать очевидное: никакими казнями, никакими пытками и репрессиями немцам не удалось сломить сопротивление жителей острова, по-прежнему решительно настроенного на борьбу с оккупантами. Даже дураку ясно: этот народ не сломишь просто так и не загонишь в рабство. Помоги, Господи, тем, кто останется сражаться с критянами, этими не знающими пощады людьми. Уж он-то насмотрелся за последние годы на всякое и отлично представляет, что может ждать его, очутись он в руках у местных головорезов.

* * *

Йоланда по-прежнему металась между семьей и клиникой, раздираемая, с одной стороны, чувством долга послушной и любящей дочери, а с другой – желанием переубедить родителей, что единственный мужчина всей ее жизни – это Андреас. Вслух его имя никогда в доме не произносилось. Но тень Андреаса незримо витала над ними, и всякий раз, провожая ее на дежурство в клинику, мать лишь тяжело вздыхала и впадала в глубокую задумчивость.

К счастью для Йоланды, матримониальные планы ее родных, связанные с Мордо, рассыпались сами собой. В синагоге объявили о помолвке Мордо с молоденькой портнихой Ривкой Кац. Милая девушка, она, безусловно, будет Мордо прекрасной женой. Гораздо лучшей, чем Йоланда. Это видно даже слепому, почему же ее родители отказываются понимать очевидное?

Выбор женихов для самой Йоланды между тем стремительно сужался. Подросли уже новые невесты, моложе и красивее ее, и им тоже нужны мужья. А все более или менее достойные молодые люди либо покинули город, либо находились в трудовых лагерях. Но Йоланду такое положение вещей вполне устраивало. Во всяком случае, ей разрешили и дальше работать в клинике. Более того, сам раввин выступил на ее стороне, сказав, что хорошо, когда в такую трудную минуту евреи не замыкаются сами в себе, а стремятся помочь и другим людям.

Все чаще Йоланду отправляли в поездки по острову. Как сотрудница Красного Креста, она вместе с другими волонтерами доставляла посылки с продовольствием и одеждой нуждающимся старикам и вдовам с детьми. В самой клинике наблюдалась острая нехватка медикаментов, и тогда руководство обратилось за помощью к местным священникам, которые, в свою очередь, стали выпрашивать лекарства уже у немецких врачей, работающих в гарнизонном госпитале. Многие из них охотно делились всем, что у них было, а врачи из Красного Креста дипломатично не интересовались, откуда к ним попадали столь необходимые препараты. Нужно было спасать умирающих от истощения людей, и в первую очередь это касалось детей.

Частная практика Андреаса тоже помогала пополнять скудные запасы лекарств в самой клинике. К тому же общение с немецкими офицерами, составлявшими большинство его клиентов, позволяло Андреасу выуживать из них какие-то крохи информации, способной принести пользу общему делу. Ведь даже обрывки сведений о всевозможных передислокациях и перемещениях, о том, кого куда перевели и переназначили, – даже они были чрезвычайно важны. Хотя заполучить все эти факты было делом архисложным, сопряженным с самым настоящим риском. Но многое того стоило.