Очень полезная книга - Юлия Федотова

— Не то и не другое! — тут же откликнулся скорый на идеи Кьетт. — С тобой все гораздо проще. Ты ведь заколдован, так?

— Допустим. — Герой не успевал за полетом его мысли.

— Не «допустим», а заколдован! Расколдоваться тебе надо? Надо. Вот и объясни молодой жене ситуацию, типа, милая, так и так, божественная калоша — залог нашего семейного благополучия. Раздобудь ее для меня, чары спадут, и мы будем счастливы! Не раздобудешь — счастья не видать как своих ушей! Это будет своего рода шантаж, чудесные свойства артефакта не должны пострадать.

Герой хмыкнул недоверчиво:

— Думаешь, ее высочество на это пойдет? Пожертвует государственной реликвией ради…

— Ради любимого мужа! Обязательно пожертвует! Видишь ли, твои будущая жена просто мечтает о первой брачной ночи, но ты из-за своего малого роста… — эх, как бы это поделикатнее выразиться? — …в качестве супруга совершенно бесполезен. Она такое положение вещей терпеть не станет, уж поверь!

— Возможно… — подавленно пробормотал рыцарь, с этой точки зрения он свой брак еще не рассматривал, только плюсы замечал и радовался удаче, а о минусах как-то не подумал. — Да, вполне возможно… Хорошо, я исполню все, что от меня зависит! — В эту минуту он особенно остро ощущал собственную неполноценность и стремился избавиться от чар. Ведь какой, право, смысл в молодой жене, если она тебя чуть не в десять раз крупнее?!

— Змею с принцессами такое соотношение не мешало… — по доброте душевной, противореча собственным словам, попытался утешить его Кьетт, но только на резкость нарвался.

— Ты подслушиваешь мысли, презренный?! И при этом мнишь себя благородным существом? Где твоя честь?!

— Ну извини, — буркнул Кьетт обиженно. — Мне казалось, ты говоришь вслух. Бывает так со мной. В другой раз думай тише.

Сначала их не хотели пускать во дворец, рассудив, что присутствие на свадьбе обиженных соперников жениха нежелательно, оно огорчит молодых, заставит опасаться проклятия или сглаза. Но жених лично изволил сослаться на давнюю дружбу и честное соперничество — пропустили, к сожалению. Потому что королевская свадьба — это вам не заурядная гулянка в гостях у графа Сонавриза, совершенно иной масштаб, и нужно иметь определенный опыт, чтобы такое веселье пережить.

Главное, совершенно непонятно, зачем они вообще туда потащились! Ну отнесли бы жениха, вернулись назад, сели тихо-мирно у тетушки Манизы и горя не знали бы, а герой свою задачу прекрасно выполнил бы и без них… Но что теперь об этом говорить? Все мы задним умом крепки.

Оплошность свою нашим друзьям пришлось осознать очень скоро, уже в тот момент, когда они, стиснутые со всех сторон, пробивались по коридору замка к тронному залу. Обстановочка больше всего напомнила Ивану станцию «Лубянка» в час пик. С той лишь разницей, что пассажиры метрополитена редко носят при себе холодное оружие и еще реже порываются проткнуть им ближнего, наступившего на любимую мозоль или нечаянно толкнувшего в бок, — предпочитают обходиться словами. Впрочем, слов и здесь было сказано немало, были они весьма колоритны и экспрессивны, но мы не рискнем их повторить. Заметим одно: если бы не принадлежали собравшиеся к благородному сословию, по закону Хейзина их ждала бы в лучшем случае публичная порка на ярмарочной площади, а в худшем — отрубание языка и скармливание оного свиньям. К счастью, давку устроили важные господа, так что обошлось без репрессивных мер. Но начало церемонии вышло очень нервным: двум приглашенным сломали по ребру, семеро было вызвано на дуэль, а с одного юного красавца свалился парик, и несчастный был вынужден сверкать ранней лысиной, тщательно скрываемой даже от приближенных.

— Что за бардак?! — разозлился Иван. — Никакой организации! Неужели трудно было поставить охрану, чтобы пропускала всех по очереди? Все королевство по струнке ходит, народ дыхнуть лишний раз боится — вдруг не по закону? — а под самым королевским носом творится такое безобразие!

Но ему тут же пояснили, что не бардак и не безобразие, а добрая примета: чем больше окажется на свадьбе побитых, тем крепче будет счастье молодых. Вот тогда они и поняли, что ввязались в церемонию напрасно. Но отступать было некуда, толпа внесла их в тронный зал.

Это было огромное и богатое помещение с расписными потолками, гобеленами на стенах, орнаментально инкрустированным полом и мраморными колоннами. По случаю торжества меж колонн выстроились длинные накрытые столы, и роскошная снедь на них испускала такие ароматы, что о сожалениях своих «соперники жениха» на некоторое время позабыли и с нетерпением ожидали начала трапезы.

Ждать пришлось недолго. По сигналу церемониймейстера приглашенные встали со своих мест, замерли с выражением подобострастия на голодных физиономиях. Королевское семейство и его пышная свита прошествовали в тронную часть зала и разместились там сообразно чинам и регалиям, за отдельным столом. Затем королевский канцлер торжественно, на красивом золотом подносе, вынес жениха и водрузил на специально приготовленный постамент. Жених, несмотря на весь свой героизм, отчаянно боялся свалиться с такой высоты. Последней в зале появилась принцесса, длинная и нескладная, в красном платье, перетянутом под грудью, полупрозрачной накидке, скрывающей лицо, и изящной короне, надетой поверх накидки. Невесте полагалось делать вид, будто она готова упасть в обморок, поэтому ее вели под руки две фрейлины. На самом же деле она была гораздо дальше от обморока, чем, к примеру, Болимс Влек, изрядно помятый в давке. Настроение у девы было прекрасным, обрести не простого мужа, а заколдованного казалось ей очень романтичным, но больше всего ее волновал в тот момент даже не жених, а запах кабана на вертеле. Дело в том, что хейзинская традиция предписывала просватанной невесте до самого замужества маковой росинки в рот не брать (отсюда и обмороки), а потому принцесса Висса со вчерашнего дня не съела ничего, кроме трех яиц, жареного леща и куска сладкого пирога, украденного с накрытого стола. Немудрено, что бедняжка оголодала (это про нее мать-королева так думала, переживала: «Оголодала, должно быть, бедняжка»)!

Основную часть церемонии провернули очень расторопно: от свиты отделился служитель местного культа в балахоне цвета хаки, расшитом золотой нитью и речным жемчугом, прочел коротенькую молитву пяти богам («Авось хоть один да услышит»). После священника выступил отец-король — произнес прочувствованную речь о драгоценном чаде, выпорхнувшем из-под заботливого родительского крыла, упомянул про ратную доблесть и выдающийся ум жениха, всхлипнул растроганно, объявил нашу пару мужем и женой, поцеловал приблизившуюся дочь и поданного на подносе зятя, пожелал молодым здорового потомства, а гостям — сытной трапезы.

И началось…

Позднее и снурл, и нолькр приставали к Ивану с дурацкими вопросами, типа зачем нужно столько пить, если потом становится так плохо?! А как объяснишь словами то, что надо чувствовать сердцем? Нет, не могут нелюди понять такую простую вещь, не дано им этого от природы, не хватает широты души! Вот люди, собравшиеся в зале, пусть в другом мире рожденные, пусть дремучие и вообще, технически отсталые, — они Ивана понимали! Они ели, и пили, и морды друг другу били, и засыпали под столами, потом вылезали, проспавшись, и пили снова, и так день за днем… Свадьба же! Гулять так гулять!