Судьбе наперекор - Лилия Лукина

Нет, все это надо как следует обдумать, обследоваться на молекулярном уровне и только потом решать, имею ли я право давать жизнь новому человечку. И, если есть хоть малейший риск, что он может родиться неполноценным или я сама могу превратиться в развалину... Нет, это будет безответственно. По отношению к моему ребенку безответственно. И тогда, как ни страшно об этом думать, но придется... Но я не хочу этого! Я хочу ребенка! Голубоглазого светленького малыша... На глаза навернулись слезы, а в горле появился тугой комок, который я никак не могла проглотить. Я хочу ребенка! И не отдам я его родителям, я сама буду с ним возиться, смотреть, как он растет, говорит первые слова... И я все-таки разрыдалась. Ну почему жизнь такая несправедливая? Почему мы не можем быть умными вовремя? Почему понимание истинных ценностей приходит так поздно?

С трудом успокоившись, я стала думать, что же мне теперь делать. Шпильки долой, сигареты — само собой. И, главное, нормально питаться — фрукты, овощи, витамины там всякие — ведь мой маленький кушать хочет, и я почувствовала, как на губах сама собой появляется улыбка. Вот именно, он хочет кушать, а его дура мама думает черт знает о чем. Не волнуйся, малыш, сейчас мама купит тебе много-много вкусных вещей.

Я завела машину и поехала на рынок, по дороге разговаривая со своим ребенком: «Ты только не волнуйся, маленький, твоя мама найдет самого лучшего в городе специалиста, который точно нам скажет, как себя вести, чтобы мы с тобой оба были здоровенькие. Ты прости меня, что я так плохо себя вела, но ведь ты мне вовремя не сказал, что ты у меня уже есть».

Я ходила по рядам рынка и прислушивалась к малышу, пытаясь понять, что он хочет, потому что я сама не хотела ничего — один вид разложенных на прилавках продуктов вызывал у меня отвращение. Наконец, я увидела старушку со стареньким, со всех сторон обитым, но чистеньким эмалированным бидончиком с привязанной к дужке крышечкой, заглянула туда и мой рот непроизвольно наполнился слюной — там лежали соленые помидоры. Вот оно, поняла я, вот оно, что мне так сейчас необходимо.

— Сколько? — спросила я, заранее готовая заплатить любую цену.

— Пятьдесят рублей кило,— сама пугаясь произнесенной цифры, сказала старушка.

— А сколько здесь?

— Два кило. Только пакетика у меня нет,— она засуетилась, сама не веря тому, что кому-то среди лета понадобились ее сморщенные, чудом сохранившиеся помидоры.

Я достала двести рублей, подумала и добавила еще сто.

— Вот, бабушка, я вместе с бидончиком возьму, а вы уж себе новый купите. Хорошо?

— Так много же,— испугалась она.— Бидончик-то столько не стоит.

— Значит два купите,— решительно сказала я и схватилась за дужку.— Так я беру?

— Кушайте на здоровье,— пролепетала ошеломленная старушка, и я бросилась в угол к пустовавшим прилавкам, чтобы начать есть немедленно — сил дотерпеть до машины у меня не было.

Отвернувшись ото всех, я залезла рукой в рассол, выловила помидор, запихнула его целиком в рот и почувствовала себя такой счастливой, как еще никогда в жизни. Я глотала помидоры один за другим и не могла остановиться.

— Иринка, отдай мне сумку, тебе же тяжело,— неожиданно сказал сзади какой-то мужчина.

— Да нет, Витюша, мне совсем не тяжело,— ответил ему показавшийся мне знакомым женский голос.

Я осторожно обернулась — не хватало еще, чтобы кто-то из знакомых застукал меня за таким неприличным занятием, да еще и помидорным соком вымазанную. Сзади стояла Ирина Валентиновна, дежурная по этажу из отеля «Приют странника», в одной руке у нее был пластиковый пакет, в котором угадывался какая-то одинокая коробка, а в другой — листок бумаги, не иначе, как список покупок. Рядом с ней стоял крупный мужчина, очень похожий на артиста Вадима Спиридонова, красивый той же истинно мужской, жестокой, даже немного злой красотой, и держал в руках две большие набитые продуктами сумки.

— А я говорю — тяжело,— опять сказал он и Ирина Валентиновна, оторвавшись от списка, подняла на него глаза и собралась что-то возразить, но тут увидела меня.

— Елена Васильевна! — обрадовалась она.— Как хорошо, что я вас встретила! Вы знаете, ведь Власов тогда мне букет подарил и автограф такой милый оста... — тут до нее дошло, чем я занята, она тут же все поняла и тихонько рассмеялась.— Да вы ешьте, ешьте! Со мной, когда старшим ходила, еще и не такое было! Вы не смущайтесь! — но, как следует приглядевшись ко мне, она, наверное, увидела на моем лице следы недавних слез и переживаний, и осторожно спросила: — У вас что-то не так?

Ко мне мигом вернулись все мои сомнения, я опустила глаза и невольно закусила губу.

— Витюша,— непреклонным тоном сказала она.— Отнеси это все в машину. Что осталось, потом докупим. А мы с Еленой Васильевной в кафе посидим, нам с ней поговорить надо. Ой,— спохватилась она,— это мой муж, Виктор Леонидович Кобзев.

Мужчина молча кивнул мне головой, повернулся и пошел к выходу, а мы двинулись за ним.

— С первого взгляда становится ясно, кто в доме хозяин,— тихонько пошутила я.— Эк вы им командуете!

— Я?! — изумилась Ирина Валентиновна.— Да вы что?! Это он так, поиграться мне позволяет. Командуете! — удивленно сказала она.— Надо же! Нет, Елена Васильевна, главный у нас он,— и она, ласково улыбаясь, посмотрела в спину мужа, который свернул к стоянке, а мы пошли через дорогу к летнему кафе.— Всегда так было, и всегда будет... Витюша мой! Мы уже и серебряную свадьбу отметили, внуки у нас, а я иногда посмотрю на него, как бы со стороны, и сама себе не верю, счастью своему не верю: неужели это мой муж? И сердце замирает, как тогда, когда я к нему на самое первое свидание бежала,— у нее на губах продолжала блуждать легкая улыбка.— Я за деревом спряталась и смотрю, а он стоит в форме, серьезный такой, и в руках у него астры, что с соседней клумбы нарвал. А я любуюсь им и поверить не могу, что это он меня ждет, а не раскрасавицу какую-нибудь. У меня же специальность, только вы не смейтесь,— говорила она, когда мы усаживались за столик,— итальянский язык и литература, меня в аспирантуру приглашали, а я вышла за него и началась у нас гарнизонная жизнь. Куда нас только судьба не забрасывала? Кем мне только работать не приходилось? Из Афганистана ждала. Из Чечни ждала. Ночей не спала, подушка от слез не просыхала. Но никогда, ни разу ни о чем не пожалела!

Я смотрела на ее сияющее лицо, спокойный умиротворенный свет в ее глазах и видела перед собой по-настоящему счастливую женщину.

— Ирина Валентиновна, мне за последнее время пришлось выслушать столько печальных, горьких историй, что, глядя на вас, я сейчас душой отдыхаю,— искренне сказала я.— А то я уже сомневаться начала, есть ли на свете счастливые люди.

— А счастливыми себя мы только сами можем сделать! — убежденно сказала она.— За нас или насильно этого никто сделать не сможет,— и она, как подсолнух за солнцем, поворачивала голову, следя за мужем, который еще издалека увидев, что у нас на столике ничего нет, пошел, купил нам мороженое, поставил и все так же молча сел неподалеку, уткнувшись в «Спорт-экспресс».