Прощаю - отпускаю - Анастасия Туманова

Вероятно, всё так и катилось бы дальше, кабы не бдительная Дунька. Именно она заметила регулярные отлучки Васёны из имения. Та пропадала раз в три-четыре дня, исчезая куда-то бесследно на несколько часов – и не говоря никому ни слова. Выявив эту закономерность, Дунька однажды потихоньку пошла за Василисой – и в тот же вечер, встревоженная, стояла перед своей барыней.

– К Агариным ходит! Истинный крест! – забожилась она Насте. – Я за ней до самой усадьбы шла, по кусточкам пряталась! Дошла, ведьмища, до черёмухи и – нырь в неё! А назад уж за полдень вышла! И – домой, как ни в чём не бывало!

– Но что ей у них делать? – изумилась Настя. – С ней ведь там дурно обращались… С какой же стати ей тайком бегать к прежним господам?

– Вот уж не знаю! Воля ваша, сами и проследите! Как она вдругорядь соберётся – так я за вами сбегаю!

«Вдругорядь» Василиса шмыгнула за ворота дома уже на следующий вечер. Дунька кинулась за барыней, и они вдвоём, взгромоздившись в дрожки, покатили в сторону села Агарькова. Разумеется, Василисы уже было не видать. И сейчас, стоя рядом с верной Дунькой на задворках агаринской усадьбы и стягивая на плечах шаль, Настя раздумывала, что будет, если они простоят тут до ночи, а Василиса так и не появится.

От размышлений Настю отвлёк громкий шёпот Дуньки:

– Барыня, барыня! Кажись, бежит Васёнка-то наша!

Настя вздрогнула, обернулась. Чуть поодаль, на лугу, уже затянутом туманом, действительно появился тёмный силуэт. Васёна не бежала, а медленно шла, согнувшись и удерживая в подоткнутом подоле нечто лохматое и бесформенное.

– Батюшки… – пробормотала Дунька. – Никак, спёрла чего у Агариных-то? Барыня, да вы погодите! Пущай поближе подойдёт, не то как раз в кусты порскнет…

Но Настя, не слушая её, нахмурилась и шагнула вперёд.

– Василиса! – разнёсся на всё поле её звонкий, сердитый голос. – Что это ещё за новости? Где ты была?!

Васёна вздрогнула, замерла. Растерянно прошептала:

– Барыня?

– Она самая! – подбоченилась Настя. – Изволь отвечать, что ты делала у Агариных? И почему ушла без спросу?

– Георгины воровала, барыня, – помолчав, странным, низким голосом ответила Василиса. – Те, что мы с дедушком прошлым годом сажали. Они у Агариных всё едино не нужны никому… В эту весну их как попало в землю повтыкали… А их ведь делить надо, а делёнки проращивать загодя…

– А почему ты ревёшь? – недоверчиво перебила Настя, вглядываясь в лицо девки. – Что стряслось, отвечай немедленно! Тебя что – кто-то увидел, обидел там? И ведь ты не первый раз сбегаешь из имения! Не спорь, я знаю! Отвечай сию же минуту, не то…

Василиса жалко улыбнулась, неловким движением провела рукой по мокрому лицу. Покачала было головой – но тут силы и выдержка оставили её. Она рухнула на траву прямо там, где стояла. Драгоценные клубни георгин, выпав из её подола, покатились по дороге.

– Господи… Господи, царица небесная! Барыня! Миленькая!!! Господи-и-и, сил моих не-е-ет… Нету больше сил моих, для ча ж я не помру-то…

– Васёна!!! – перепуганная Настя с размаху села на землю рядом с девкой, обхватила её за плечи, одновременно отмахиваясь от налетевшей с квохтаньем Дуньки. – Отвечай сейчас же, что с тобой?!

– Де-душ-ка… – едва смогла выговорить, содрогаясь от рыданий, Василиса. – По-ми-ра-ет… В сарае… У господ… Без меня, без меня, господи!!!

Кое-как, путём долгих уговоров и утешений, удалось выяснить следующее. Старик Евсеич, после того как внучку продали Закатовым, слёг и больше не вставал. Всю зиму Васёне удавалось лишь отрывками узнавать сведения о дедушке. Ей передавали, что Евсеич болеет, не поднимается с лежанки. Самым ужасным был день, когда Васёна узнала о том, что садовые работы у Агариных производились силами дворовых девок: старик не смог подняться даже к своим любимым розам.

– Коли такое… Коли даже розы черенковать не встал… Стало быть, вовсе дело худо! – заикаясь и всхлипывая, рассказывала Василиса. – И у меня всё сердце изорвалось… Ночами спать не могла, всё думала, думала… Как он там, без меня-то, родненький мой… И ведь знает, что мне у вас хорошо… И что барину молодому меня не взять… И что господа добрые, пошли вам Бог… Видать, не помогло, раз помирает!

– Так вот в чём дело… – задумчиво сказала Настя, глядя через согнутую спину девки на алую, гаснущую полосу заката. – Вот зачем тебя к Агариным на двор носило. Ты хотела повидаться с дедом?

– Простите, барыня, меня, грешную… Прикажите наказать, виновата… Только сил не было совсем… У меня ведь во всём свете никого, кроме дедушки! Он меня вырастил, научил всему, обижать не давал… Если бы не молодой барин… Простите меня, барыня…

– Ну, так ты увиделась нынче с дедом?

– Какое… Побоялась… Вчера только и смогла что к сарайке подобраться, к окошку… Там мальвы растут, меня не видать было… – Василиса с новыми силами залилась слезами. – Барыня, он там лежит… На лежаночке, где завсегда спал… Исхудал, родимый, в чём только душа осталась… Я шепчу, зову: «Дедушка, родной!» А он и не слышит… Так и ушла, не докричавшись… И сегодня то же самое… Ой, барыня, миленькая, смерть моя пришла!

– Дура! – свирепо объявила Дунька, которая ползала вокруг на четвереньках и тщательно собирала рассыпавшиеся клубни георгин. – Могла бы и не хорониться по кустам! А как есть сказать, что с дедом повидаться хочешь! Мы с барыней чего получше придумали бы!

– И то правда. – Настя по-прежнему смотрела в темнеющее небо, сдвинув брови и о чём-то напряжённо размышляя. Её лицо стало напряжённым и почти жестоким. Василиса, всмотревшись в него, невольно подалась в сторону. Но Дунька, найдя в мокрой от росы траве её руку, ободряюще пожала её и шепнула:

– Идём-ка, дурёха, в дрожки… Пора и домой. Барыня, извольте подняться, от травы застудитесь! Поздно уж, поедем!

Ехали молча, в сгустившихся сумерках. Василиса чуть слышно всхлипывала. Дунька, обняв её за плечи, шептала что-то утешительное. Вожжи держала Настя, которая всё так же хмурилась и о чём-то серьёзно думала.

Впереди, в затуманенном поле, показались огни: день назад в полуверсте от Болотеева раскинул свои палатки цыганский табор. Вслушавшись в гомон и смех, несущийся от драных шатров, Настя вдруг решительно крикнула: «Тпру-у!» – и старый Рыжка послушно встал посреди дороги.

– Что такое, Настасья Дмитриевна? – испугалась Дунька.

– Скажи-ка мне, душа моя… Барин вечером в табор уехал?

– Как есть уехал! Потому лошадей ихних смотреть собрался! – с готовностью подтвердила Дунька. – Я ж вам говорила, нешто позабыли?

– Помню, помню… Так, стало быть, он и сейчас там?

– Велели до ночи не беспокоиться.

– Та-ак… Вот что. Езжайте-ка вы обе домой, а я пойду барина отыщу. Мне нужно с ним немедленно поговорить.

– Барыня, миленькая, не продавайте меня!!! – завопила Василиса так, что Дунька зажмурилась, а от цыганских костров к ним обернулись тени.