Жаклин Кеннеди. Американская королева - Сара Брэдфорд

Для Гэлбрейта, опасавшегося оскорбить индийское правительство, которое считало махараджей политическими противниками, визит Джеки в Удайпур и Джайпур был чреват рисками. В Удайпуре, «когда нам устроили озерную прогулку, на судне было полно знатных особ, а вечером [на приеме] Джеки пришлось общаться с кучей чиновников. Она была любезна, но явно скучала. Когда ей представили декана местного сельскохозяйственного вуза, она смогла придумать единственный вопрос: “Сколько осадков выпадает у вас ежегодно?”» В Джайпуре требовалось еще больше осторожности. Махараджа и его красавица-жена оба занимались политикой, дружили с Ли, и, по словам посла, индийское правительство подозревало, что они попытаются извлечь из визита Джеки политическую выгоду. Гражданские власти шли на всевозможные хитрости, но махараджа расстраивал их планы; к отчаянию Гэлбрейта, роскошно разубранные королевские слоны возле Амберского дворца являли собой замечательную возможность для фотографирования; Джеки и Ли эту возможность не упустили, влезли на слонов, и фотографы трудились вовсю. В честь гостьи во дворце организовали вечеринку, о которой Джеки, без сомнения, знала заранее, а вот Гэлбрейт не знал, и, когда она позвонила ему спросить разрешения пойти туда, ему пришлось советоваться с официальным Дели.

Джеки и Ли были в своей стихии, Гэлбрейт же чувствовал себя не в своей тарелке: «Разговор шел в основном о скачках, общих знакомых, светских событиях и поло, короче, о далеких от меня материях».

«На ужине присутствовало множество игроков в поло. Кто-то завел граммофон. Джеки спросила, умеют ли они танцевать твист, и взялась научить. Она веселилась от души». Около полуночи вся компания поехала во дворец и несколько часов бродила по залам и садам с подсвеченными фонтанами. «Все было очень романтично, и миссис Кеннеди определенно получила огромное удовольствие».

Сопровождать Джеки в зарубежных поездках отнюдь не синекура. Гэлбрейт писал: «Президент весьма добродушно предупредил меня, что я еще намучаюсь, путешествуя с его супругой». Даже во время таких официальных поездок, как эта, Джеки все равно поступала как хотела и если не желала что-то делать, то – в пределах разумного – и не делала. На следующий день после джайпурской вечеринки она до полудня оставалась в постели, а в последний день, навестив Неру, отменила запись прощального обращения, и Гэлбрейту пришлось самому сделать это от ее имени. Он пришел к выводу, что президент не зря предупреждал его, когда просил «не спускать глаз с миссис Кеннеди». «Я постоянно волновался о том, как отреагируют индийская либо американская пресса или те, кому Джеки наносит визит, а еще и о том, довольна ли она сама. Последний пункт самый важный, ведь, если миссис Кеннеди уставала или у нее портилось настроение, все шло насмарку».

Путешествие в Индию произвело большое впечатление как на Джеки, так и на принимающую сторону. «Индийцы, – вспоминал Гэлбрейт, – просто влюбились в нее, а она прониклась интересом к индийскому искусству и архитектуре… Этот визит стал Событием с большой буквы в истории отношений двух государств. Бесспорно, Неру был тогда самой влиятельной фигурой в Индии, и Жаклин Кеннеди покорила его…» Китти Гэлбрейт вспоминала, как после прощального ужина в резиденции Неру они пошли в сад: «Я видела, как Джеки и Неру сидят на ступеньках и смеются. На Неру был белый пиджак с красной розой на лацкане, а на Джеки – бело-красное платье… Они выглядели как школьники, такие веселые и беззаботные».

Гэлбрейт писал: «Мне кажется, Неру особенно понравилось принимать американку, которая не стремится постоянно говорить о политике и искренне интересуется индийским искусством». На вопрос, помог ли визит Джеки улучшить отношения между Соединенными Штатами и Индией, Гэлбрейт ответил: «Да, конечно. Как я уже говорил, в Индии тогда было сильное правительство, и воплощал эту силу Неру. Джеки покорила его сердце, в результате Неру, без сомнения, стал благосклоннее к Америке в целом».

Ко времени прибытия в Пакистан Джеки начала уставать. После эффектного представления, когда ей продемонстрировали танцующих лошадей и верблюда, отплясывающего рок-н-ролл, президент Айюб Хан, к удовольствию Джеки, подарил ей десятилетнего гнедого мерина по кличке Сардар. Джеки посетила знаменитые сады Шалимара, созданные Шах-Джаханом, и Хайберский проход, но отказалась осматривать достопримечательности Лахора и обедать среди развалин Таксилы. В один из дней она проспала, и тысячи пакистанских детей прождали три часа, чтобы увидеть ее.

Для восторженных толп Джеки была «Америки рани», королевой Америки. Как и положено королеве, у нее имелась фрейлина в лице Ли. Ли делала вид, что радуется ошеломительному успеху сестры. Джеки не только заполучила мужчину, который Ли всегда нравился, этот мужчина еще и стал самым влиятельным человеком на свете, а Джеки превратилась в звезду мировой величины и явно лидировала в негласном соревновании, которое с детства вели сестры. С того дня, как Джон стал президентом США, шансы Ли на победу равнялись нулю, как она ни старалась. За блеск и привилегии, какие обеспечивала связь с Белым домом, Ли приходилось платить, исполняя роль фрейлины при старшей сестре, помогая ей развлекать Джона, сопровождая ее в поездках в Нью-Йорк за покупками, на вечеринки и на балет. Семейная жизнь Ли со Стасом не задалась, она все больше времени проводила в обществе сестры, и не обижаться на такой дисбаланс мог бы только святой или дурак. Ли не была ни святой, ни дурой. Трумэн Капоте в письме Сесилу Битону от 9 февраля 1962 года заметил: «Сегодня обедал с этой твоей княгиней Ли (бог мой, как она завидует Джеки, я и не предполагал!), насколько я понял, ее браку конец».

Обиду, какую Джеки наносила сестре одним своим существованием, Ли вымещала или, по крайней мере, пыталась выместить на Стасе. Как только она стала запирать двери своей спальни, у Стаса появились другие женщины, хотя он по-прежнему любил жену и почти восхищался тем, сколько она тратит, особенно на наряды. «Вы себе не представляете, во что мне обходится моя худенькая птичка», – говорил он друзьям. Ли постоянно испытывала внутреннее напряжение, а польский аристократ Стас легко взрывался, много пил и злоупотреблял волшебными инъекциями доктора Джекобсона. В результате, как говорили друзья, получалось «шоу Панча и Джуди» с взаимными упреками и обидами. Пока Джон занимал пост президента, хлипкий брак не разваливался, так как это устраивало все стороны.

Практически никто из окружающих не догадывался о серьезном соперничестве между сестрами Бувье, так хорошо они умели скрывать подлинные чувства. Бенно Грациани, друживший с обеими и участвовавший в индийской поездке как корреспондент Paris Match, рассказывал: «Я знал их двадцать пять лет, иногда они были просто не разлей вода. Мы вместе ездили в Индию и Пакистан… и в то время они прекрасно ладили».

Кеннет Гэлбрейт, тоже близкий друг обеих сестер, вспоминал, как Ли в той поездке заботилась о сестре, забывая о собственных интересах: «Ли была молодцом. Просто идеальная сестра». А Китти Гэлбрейт добавила: «Иногда ей хотелось чего-то для себя, но она делала все, лишь бы сестра осталась довольна. Публика жаждала автографов, автографов и еще раз автографов, а почерк у Ли точь-в-точь как у Джеки, и они раздавали автографы на пáру». По словам Гэлбрейта, «не возникало сомнений, что Ли и сама наслаждалась происходящим, ведь она была очень важной персоной в этой поездке и не только находилась в центре внимания, но была прибежищем и для Джеки… в случае чего».