Чада в лесу - Рут Ренделл

Еще слишком рано идти к человеку, женой которого она была. Вексфорд вышел на современную, довольно уродливую улицу, где были магазины, которых он терпеть не мог — они раздражали его и в английских городах; никто их не любит, но все ими пользуются. А потом он увидел перед собой реку. Она называлась Фирис и быстро бежала вперед, разделяя город на две части. Холодные волны, переливающиеся темно-синим, мчались вперед и разбивались о быки одного моста, потом другого, третьего. Стоя на мосту, он радовался тому, что надел свое старое твидовое пальто. Здесь все были одеты гораздо теплее, чем в Кингсмаркэме. Шарфы, шляпы и сапоги защищают от оплеух пронизывающего ветра и морозного воздуха. Он видел, как у него изо рта идет пар.

Летом, подумал он, приятно пройтись вдоль берега этой реки мимо маленьких магазинчиков и кафе, поразглядывать яхты. Когда сюда приходит лето? В мае или июне, наверное. Идя по западной стороне, он дошел до следующего моста и, посмотрев на другой берег, понял, что уже почти пришел. Если верить карте, то там была Галма-Торгет, а шедшая от нее вдоль берега улица — это как раз Эстраогатан. Значит, тот трехэтажный дом цвета охры с простым фасадом и простыми окнами и есть дом Трента. Сейчас ставни (они здесь, конечно, необходимы) были открыты, оконные стекла блестели на солнце. И ставни, и дверь были выкрашены в белое. Видно, шведские архитекторы не тратят ни времени, ни денег на ненужное украшательство, и дома в результате получаются мирными, спокойными, суровыми, ну и, может, чуточку голыми. Часы на соборе пробили половину десятого, он перешел через реку и позвонил в дверь.

Он думал, ему откроет Трент или какая-нибудь девушка, похожая на строгую официантку из «Линнея» и полностью отвечающая представлениям этой холодной прагматичной нации о прислуге. Она наверняка готовит кофе в девять тридцать. Но вопреки ожиданиям он столкнулся лицом к лицу с шестнадцатилетним темноволосым очень высоким мальчиком, тонким и хрупким.

— Филип сказал, я должен встретить вас, — сказал Джайлз Дейд. — То есть он сказал, что это должен сделать я, а не кто-то другой.

Он знал, что в доме его встретит тепло, но не ожидал увидеть здесь интерьер XVIII века и ранневикторианскую мебель — бело-голубую, сверкающую позолотой. Кругом было устрашающе, просто неакадемически чисто. Мальчик молчал. Он был симпатичный, с правильными чертами лица, темно-голубыми глазами и густыми темными волосами. Волосы отросли за последние три месяца, догадался Вексфорд, наверняка такая небрежность в прическе ему раньше никогда не дозволялась. Он проводил Вексфорда в гостиную на первом этаже. Инспектор сразу же обратил внимание на книги в шкафу — такие же, как та, которую он видел у Матильды. На обложках — бесхвостые коты в курточках. «Pelle Svanslos», было написано на корешке, но произнести это вслух — Пелле Сванслёс? — он не осмелился. Потом стал разглядывать изысканную светлую мебель и высокую, под потолок, печь в углу, выложенную белой с золотым плиткой. Из одного окна вид на реку, на маленький голый садик — из противоположного.

Вскоре к ним присоединился пожилой мужчина, почти такой же высокий и худощавый, как Джайлз. Возможно, когда-то, лет пятьдесят назад, а может, и больше, он выглядел, как Джайлз. Волосы у него, сейчас уже белоснежные, все еще были густыми, на лице читалось не столько раздражение, сколько озабоченность и рассеянность. Было очевидно: происходившее казалось ему вторжением в его размеренную жизнь ученого.

— Ах да, доброе утро, — произнес он так, что Вексфорд опять вспомнил Шэнд-Гибба. — Не беспокойтесь, пожалуйста. Я не собирался сегодня утром в университет. Не думайте, что вас кто-то… э-э… торопит. — Последнюю фразу он произнес так, словно говорил на омерзительном для него слэнге. Вексфорд понял, что имеет дело с человеком, который настолько поглощен собой, что искренне верит, будто и другие должны думать лишь о том, как бы ему угодить. — Не будем терять времени. Присаживайтесь. О да, садитесь-садитесь.

Он повернулся к Джайлзу, сказав ему что-то, видимо, по-шведски, мальчик ответил на том же языке. Вексфорд от удивления открыл рот и едва нашел в себе силы закрыть его.

Когда Джайлз вышел, Трент сказал:

— Шведский очень легко выучить. Как и все скандинавские языки. В них нет ничего особенного. Конечно, склонение, спряжение, но все логически объяснимо, не то что в некоторых языках, о которых я мог бы вам рассказать. — Вексфорд испугался, что сейчас именно так и будет: посыплются примеры из этих языков, — но Трент продолжал разглагольствования о шведском: — Я его выучил — о, с тех пор целая вечность прошла! — за месяц или около того. Джайлзу потребовалось немногим больше. Мне казалось, раз он пока здесь, то должен с пользой проводить время. Естественно, я проявлял беспокойство по поводу его образования — и не только в случае с языком.

Он говорил так, словно единственной причиной поездки Вексфорда в Швецию было то, что Джайлз пропускает занятия в школе, словно ничто другое его не могло волновать. На какое-то мгновение Вексфорд онемел от изумления. Когда Джайлз вернулся в комнату, неся поднос с кофейником, чашками и блюдцами, он обратился к нему.

— Джайлз, сегодня днем я собираюсь вернуться в Соединенное Королевство, в четырнадцать тридцать рейс в Хитроу, у меня есть билет и для тебя. Надеюсь, ты согласишься лететь со мной.

А еще он ожидал сопротивления со стороны одного из них или обоих сразу. Но Джайлз ответил коротко:

— Да, я поеду, — он налил кофе и передал Вексфорду чашку и молочник. — Я знаю, я должен вернуться. Всегда знал, что это время придет.

Старик смотрел в окно, но не потому, что был тактичен, и не потому, что ему было все равно, — наверняка он думал совсем о другом, например, о синтаксисе языка палаунг. Мальчик поднял голову и посмотрел прямо на Вексфорда, выражение безысходности появилось на его лице, он скривился, и казалось, что он вот-вот заплачет.

— Я поеду с вами, — повторил он. Он сделал усилие, и лицо стало прежним, слезы удалось сдержать. — Как моя сестра?

— Прекрасно. — Это было не так, но что еще он мог сказать? Сейчас не стоило говорить, что мать их бросила. Обжигающий кофе взбодрил его, и он счел нужным обратить внимание на хозяина дома.

— Могу я поинтересоваться, профессор Трент, что владело вами, когда вы решили приютить у себя Джайлза? Чем вы руководствовались, вы, здравомыслящий человек, почтенный педагог с таким жизненным опытом? Вы не задумывались о своем гражданском долге хотя бы?

— Что мной «владело»? — улыбаясь, проговорил Трент. — А мне это нравится. В былые времена, когда я еще был молод, я думал: как это дивно, когда тобой по-настоящему что-то владеет. Я говорю о духе. А принес бы овладевший мной дух, к примеру, дар понимания всех языков? Представляете, я мог бы неожиданно обрести способность понимать хеттский… — Он остановился, заметив, что мальчик шокирован. — О, довольно тебе. Джайлз, ты должен освободиться от всей этой фундаменталистской чепухи, сам знаешь. Мы так часто об этом говорили. И ты прекрасно понимаешь, что человеком не может овладеть дьявол, приносящий дар понимания языков.