Грехи людские - Маргарет Пембертон

Она попыталась было вырваться, что-то сказать, но при первом же прикосновении к ней его руки почувствовала его сильное тело и ощутила исходивший от него жар. Элизабет поняла, что решимость оставляет ее. Со слабым стоном она прижалась к его груди, казалось, лишенная остатков воли.

– Не надо... – слабо прошептала она, поднимая голову и глядя в его глаза. – Пожалуйста, Риф, не надо...

При свете луны склоненное над ней его лицо с высокими скулами казалось едва ли не свирепым.

– Надо! – резко выдохнул он и нагнулся, еще крепче обняв Элизабет.

Она слабо попыталась вырваться из его тесных объятий, отвести губы от его рта, но так сильно желала его, что внезапно разгоревшаяся в ее душе страсть не позволила серьезно сопротивляться. На один короткий миг она предприняла последнее отчаянное усилие, но затем ее руки сами собой обхватили его голову, объятие Рифа сделалось еще крепче, и Элизабет почувствовала прикосновение его сухих горячих губ.

Она сдалась полностью и бесповоротно. Его руки оказались под мягким шелком ее платья, и Элизабет даже и не пыталась протестовать, она лишь крепче прижалась к Эллиоту, испытывая неутолимое желание.

– Я хочу, хочу тебя, Лиззи... Хочу тебя... – сдавленно прошептал он.

За его спиной Элизабет был хорошо виден свет в окнах танцевального салона, который проникал на дорожку сквозь деревья сада, разноцветные китайские фонарики, освещавшие террасу. Она едва смогла вымолвить каким-то чужим голосом:

– Да, да... Сейчас, здесь! О, пожалуйста! Скорее! Скорее!...

Потом они стояли, крепко обнявшись, а вокруг сгущалась горячая влажная ночная тьма, и их тела еще сотрясались от испытанного экстаза. Немного придя в себя, Эллиот сказал:

– Должно быть, тебе придется рассказать Адаму о том, что произошло. И будет лучше всего, если ты вернешься со мной в Гонконг.

Элизабет отстранилась от него, а волосы, освободившиеся от шпилек, разлетелись у нее по плечам.

– Нет, – спокойно и вместе с тем уверенно произнесла она, не собираясь обсуждать эту тему. – Адаму я ничего не скажу. Это разобьет ему сердце. И с тобой в Гонконг я тоже не поеду.

Риф нахмурился.

– Надеюсь, ты не намерена повторять мне сейчас все то, что я уже слышал однажды? – резко спросил он. – Не думаешь ли ты, что я отпущу тебя от себя?!

Она покачала головой, и ее волосы блеснули в мягком лунном свете, как драгоценная слоновая кость.

– Нет, – мягко призналась она, и ее руки крепче обняли Рифа, она плотнее прижалась к его груди. – Я никуда больше от тебя не уйду, но, если ты хочешь, чтобы я была с тобой, Риф, прими мои условия.

– Что это за условия? – резко спросил он, поднимая ее подбородок и заглядывая в глаза.

– Я останусь с Адамом!

Он издал глухой протестующий звук, но она не дала ему ничего сказать и так же решительно продолжила:

– Я ему многим обязана, Риф. Всю жизнь он любил, заботился обо мне, и я тоже далеко к нему не безразлична.

Риф еще больше нахмурился, и тогда она произнесла немного мягче:

– Не путай мои обязательства и любовь, Риф! Адаму я буду отдавать лишь первое. А тебе принадлежит и то и другое. Разве этого мало?

Он глухо произнес:

– Мне мало!

– Но ничего большего я предложить тебе не смогу.

Цикады трещали вокруг, с террасы донесся чей-то приглушенный смех, звон бокалов. После долгого молчания уголки губ Рифа чуть дрогнули и приподнялись.

– Что ж, придется согласиться и на это, – сказал он и поцеловал Элизабет, которая, он знал, никуда уже от него не денется.

Элизабет сидела за туалетным столиком, задрапированным вощеным ситцем. На ней сейчас были лишь пеньюар и ночная рубашка. Она расчесывала волосы. Адам вошел в комнату.

– Я был уверен, что ты давным-давно видишь третий сон, – весело произнес он. Было заметно, что сегодня он выпил больше обычного.

Он стащил с себя белый смокинг и бросил его на кресло, затем стянул с шеи галстук-бабочку и швырнул его на постель. Подойдя к Элизабет, он расстегнул верхнюю пуговицу рубашки и поцеловал жену в щеку.

– Мммм... От тебя замечательно пахнет, дорогая, – с удовольствием произнес он и, перестав раздеваться, обнял ее за плечи. – Так плохо, когда тебя нет рядом, Бет! За весь вечер я не увидел ни одной женщины, которая могла бы посоперничать с тобой в красоте.

Она с усилием улыбнулась и осторожно отложила щетку для волос. Хотя Элизабет отдалась Рифу со всей страстью и безраздельно принадлежала ему, это совсем не повлияло на ее приязнь к Адаму. Но все же именно сегодня она не могла заниматься любовью еще и с мужем. Тем более что до сих пор все еще ощущала на своем теле горячие прикосновения рук Рифа.

– Приятно слышать, – сказала Элизабет, вставая. Она подошла к креслу и подняла брошенный мужем смокинг. – Наверное, после моего ухода тебя взял в оборот этот биржевой брокер из Брайтона?

– Нет, – произнес он несколько разочарованно. Адам никогда не принуждал жену к близости, интуитивно чувствуя, когда она устала или попросту не настроена заниматься сексом. Ее поведение сейчас лучше всяких слов говорило о ее нерасположенности к любовной игре. Разочарование Адама было очевидно. Он сел на край постели и сбросил туфли. – У меня есть новости, которые, надеюсь, придутся тебе по душе, – произнес он, стягивая рубашку через голову. Предвкушая радость жены, Адам даже слегка взбодрился. – Завтра в десять утра отходит поезд в Куала-Лумпур. И если ты еще не передумала, мы вполне можем на него успеть. – Он обернулся в надежде увидеть радость на ее лице.

Как раз в эту минуту она вешала его смокинг в платяной шкаф. Он заметил, как рука Элизабет слегка дрогнула. Но она не повернула головы, а когда заговорила, ее голос был странно высоким и даже надтреснутым:

– Знаешь, это, конечно, очень мило с твоей стороны, Адам, но только я передумала. Я поняла, что лучше пока нам не уезжать никуда. Обойдемся без путешествий, немного отдохнем.

И она сняла воображаемую пылинку с лацкана его смокинга. Удивленный таким оборотом разговора, Адам сказал:

– Мне казалось, что тебе очень хочется уехать отсюда. Сама же говорила, что для тебя это важно.

Его доброта и осознание, чем она платит Адаму за эту доброту, заставили ее щеки ярко вспыхнуть от стыда и тайного унижения. Элизабет все еще стояла спиной к мужу, делая вид, что продолжает изучать костюм Адама, нет ли на нем пылинок.

– Теперь все изменилось. – Она старалась, чтобы ее голос звучал совершенно безучастно, будто речь шла об обычном женском капризе, который прошел сам собой.

Адам недоуменно покачал головой.

– С тобой не соскучишься, дорогая. Или, может, у тебя появились новые планы?