Сущность зла - Лука Д'Андреа

— Давай пройдемся.

— Вернер мне все рассказал.

— Все?

— О Грюнвальде. О пещерах. О дочери Эви и Курта. И о Гюнтере.

Макс остановился под фонарем. Закурил.

— Что еще ты хочешь узнать?

— Как вы с Манфредом замели следы.

Макс улыбнулся:

— Тогдашние компьютеры ни на что не годились. Да где ими и пользовались-то? Только не у нас. Бюрократия обменивалась бумагами. Огромный носорог, толстокожий, слепой и глупый. Не стоит забывать и о железном занавесе.

— Австрия была дружественной страной.

— Верно, однако, родись Аннелизе в Восточной Германии или в Польше, мне не пришлось бы так ломать голову. Притом Австрия не была страной-союзницей, она провозгласила нейтралитет. Но это политика, а тебя интересуют практические детали, да?

— Меня интересует все.

— С какой стати?

Я подошел ближе, глядя ему прямо в глаза.

— Подозреваю, вы мне вешаете на уши лапшу. И хочу понять, должен ли я разрушить жизнь женщины, которую люблю.

Макс огляделся вокруг.

— Ты устраиваешь спектакль.

Я отстранил его, закурил сигарету. Пламя зажигалки ослепило меня.

— Продолжай.

— Вспомни, в каком мире мы жили. Холодная война. Шпионы. Здесь, у нас, терроризм. Поговаривали, будто террористы устроили себе базы по ту сторону границы, потом выяснилось, что так оно и было, некоторые до сих пор живут там, в Австрии. Направляясь в Инсбрук, нужно было проходить через таможню. Паспорт не выручал: уже действовали международные соглашения, но всюду стояли полицейские кордоны. — Макс поднял и опустил руку, изображая шлагбаум. — По одну сторону итальянские, по другую австрийские. Переехать через Бреннер[60] занимало порядком времени. Но у того и другого государства имелось нечто общее: бюрократия. Когда мы решили, что девочку возьмут на воспитание Вернер и Герта, я понял, что только мы с Манфредом можем попытаться создать дымовую завесу. Гюнтер никогда не был способен на такое, Вернер был слишком напуган и слишком известен, чтобы решиться на дело настолько…

— Незаконное?

— Тонкое. Ни дать ни взять операция на сердце. Ты видел, какие у Вернера руки?

Макс улыбнулся.

Я и бровью не повел. Следил за каждым его словом. При первой же запинке, при первом противоречии…

— Дальше.

— Нам нужно было раздобыть свидетельство о смерти девочки, ровесницы Аннелизе. Итальянское свидетельство о смерти австрийской девочки. Об этом позаботился я. Это было несложно, мне переслали такое свидетельство для девочки, умершей у подножия Мармолады. Взял его, кое-что подправил. Испачкал так, будто в факсе что-то заело. Препроводил в австрийское консульство и подождал, пока его зарегистрируют и отошлют на родину девочки. Нужно было выиграть время. Время, чтобы ответить на вопросы этого дурачка, капитана Альфьери.

— Ты не был заинтересован в том, чтобы он нашел виновного, так? Ты хотел сбить его со следа.

— В самую точку. Я стал притчей во языцех, ходячим анекдотом, но над анекдотами смеются, они не убивают. Я уже расправился с виновным, а теперь защищал невинных. Вернера, Гюнтера, Герту и Аннелизе.

В свете таких откровений архив дома Крюнов приобретал другое значение.

— Поэтому ты изъял папки с делом, как только смог.

— Сначала я думал их сжечь. Потом рассудил, что лучше сохранить документы. На случай, если…

— Кто-нибудь сунет нос в это дело?

— Да, кто-нибудь вроде тебя.

Я промолчал. Сделал глубокую затяжку. Макс продолжал:

— Я поехал в Австрию, надев мундир. Мундир карабинера. Купил его специально и выбросил на помойку перед тем, как пересечь границу и вернуться домой. Запросил свидетельство о смерти Аннелизе Шальтцманн. Сказал, что оно мне нужно для официального расследования. Соврал, конечно, но никто ни о чем не догадался. Мне его выдали, и на сей раз это было подлинное свидетельство о смерти. Аннелизе Шальтцманн умерла от почечной недостаточности в больнице Беллуно.

— Сказка про белого бычка.

— Такова бюрократия. Потом — самое рискованное.

— Аннелизе должна была воскреснуть. Стать Аннелизе Майр.

— Да. Единственный момент, когда нас могли поймать с поличным. У Манфреда были связи, он умел вертеться. Поэтому, а еще потому, что он брат Гюнтера, мы обратились к нему. И вот девятого сентября тысяча девятьсот восемьдесят пятого года чиновник предпенсионного возраста из отдела записи актов гражданского состояния в Мерано, положив в карман кругленькую сумму, зарегистрировал рождение Аннелизе. Девочка с Блеттербаха родилась вторично. Никто ни о чем не догадался. Если бы не разыгравшаяся трагедия, можно было бы лопнуть со смеху. Мы провели бюрократический аппарат двух стран. И вышли сухими из воды.

— Вплоть до сегодняшнего дня.

Макс прикрыл глаза.

— Что ты намерен предпринять?

— Макс, я сам задаю себе этот вопрос.

4

Клара подсказала мне, что делать. Ее отчаянный голосок, который я услышал той же ночью, во сне.

5

Свет в доме не горел. Путь мне озаряло призрачное мерцание, фосфоресцирующее свечение. Я двигался на ощупь, пытаясь сориентироваться.

Стены, наличие которых я сознавал, настолько от меня отдалились, что я мог идти до конца моих дней, но так их и не коснуться. И все же это точно был дом в Зибенхохе.

По логике сна так оно и было.

Мной владела невыразимая тревога. Я не знал, откуда она взялась, но знал, что стоит остановиться — и все пропало. Я ни от кого не убегал. В этом сне не подстерегали безликие тени, готовые в меня вцепиться. Нет, я искал.

Но не знал, что ищу.

Все понял, когда расслышал голосок Клары, в отчаянии звавшей меня. Хотел ответить на зов, но тщетно. На устах лежала печать. Тогда я пустился бежать туда, откуда слышался голос. Очутился в круглой комнате, среди стен из грубого камня. Белого камня, сочащегося кровью. В центре комнаты зиял колодец.

Я заглянул в него.

Клара была там.

Дочка все звала и звала меня, и я бросился в огромное око тьмы.

1

На следующее утро, погожее и солнечное, около десяти часов я появился в Вельшбодене, готовый прочесть последнюю главу истории о бойне на Блеттербахе.