Друиды Русского Севера - Евгений Лазарев

Где конкретно искать следы этих ассоциативных связей? Только ли в северноевропейской мифологии? Нет; пожалуй, в наиболее четкой, инициатической форме они обнаруживаются на противоположных, южных рубежах индоевропейского мира, в его контактной зоне с миром афразийским — в Иранском регионе. Речь идет о средневековом шиитском мистицизме, об учении аль-Ишрак («Рассветное Озарение»), Хикмат аль-Ишрак («Премудрость Озарения», «Рассветное, или Восточное, Богомудрие»). Это учение детально разработал великий богослов и мистик Шихабаддин Яхья Сухраварди (1155–1191).

Не пытаясь охарактеризовать его наследие в целом (отсылаем читателя к блестящим книгам французского востоковеда Анри Корбена, в настоящее время выпускаемым в русском переводе издательством «Волшебная Гора»), подчеркнем, что он в утонченнейшей форме воскресил традиции иранского маздеизма и античного герметизма, основывая на них парадигму мистического богопознания. Причем в этой парадигме отчетливо обозначается аспект полярного символизма. По словам Анри Корбена, тот Восток, который взыскуется иранскими мистиками, «не находится и не может находиться на наших географических картах. (…) Этот мистический, сверхчувственный Восток, место Зарождения и Возвращения, цель вечного Поиска, есть не что иное, как небесный полюс; это Полюс с заглавной буквы, крайний Север, столь крайний, что его можно считать порогом инобытийного измерения».

В таком случае, как понимать мистическую зарю, озарение, рождающееся на таком Востоке? Этот вопрос задает себе и Корбен и отвечает на него так: это «свет Севера, полуночное Солнце, сияние северной зари. Это уже не день, следующий за ночью, и не ночь, следующая за днем. Дневной свет вспыхивает в недрах кромешной ночи и преображает в день эту ночь, которая остается ночью, однако Ночью световой». Это Полуночное Солнце мистериальных теофаний — то, что иранские мистики, по определению Корбена, именовали «световая Ночь, темный Полдень, черный Свет. Сполохи северной зари визуализируются в манихейской религии в виде Columna gloriae (лат. Столп славы), сложенного из всех частиц Света, возносящегося от инфернальных областей обратно к Световой Земле, Terra Lucida, расположенной (…) на Севере, то есть на космическом Севере». Эту невечернюю зарю Норда Анри Корбен сравнивает с сокровенным образом духовной алхимии Европы: Aurora Consurgens, Заря Восходящая.

Возвышенный стиль этих высказываний не препятствует им оставаться исключительно точными и информативными. В них обозначен и исторический контекст учения ишракийун — последователей «Рассветного Озарения», его манихейские, центральноазиатские реминисценции. Понятие «черного Света» влечет за собой и ассоциации с христианской мистикой «Ареопагитик», с космогоническими трактатами тибетской религии бон (вспомним, что говорилось об этом в начале книги). Эта «Божественная Тьма на подступах к Полюсу» — не та тьма, в которой заточены искры Света, но глубоко священный покров, окружающий лучезарную Землю Полюса. Преодоление «световой Ночи» на мистическом пути к Вершине Мира, как ступень инициатического испытания, знаменуется, согласно духовному опыту современника Сухраварди, среднеазиатского суфийского шейха по имени Наджмаддин Кубра (Кобра во французской транскрипции; 1145–1221, или 1146–1220), вспышкой несказанно прекрасного Изумрудного Света. Духовное восхождение описывается как вознесение из колодца, который вначале представлялся мрачной бездной: «”А в конце мистического пути ты увидишь колодец у себя под ногами. И весь он преобразится в световую криницу, отливающую зеленым. Будучи поначалу тьмой, ибо гнездились в нем демоны, он засиял теперь зеленым светом, ибо стал местом нисхождения Ангелов и Божественного Сострадания”. Наджм Кобра говорит здесь об ангелофаниях, которых он удостоился: исход из колодца в окружении четырех Ангелов; нисхождение Сакины (Шехины) …»

Поясним один очень важный момент: Шехина (арабск. Сакина) — это высочайший и сокровеннейший образ авраамической традиции, Божественное Присутствие; чуть ниже мы вернемся к этому образу. А Наджмаддин Кубра продолжает свое удивительное свидетельство: «И когда совершишь ты вознесение из семи колодцев в различных категориях существования, тогда откроются тебе Небеса во всем их могуществе и мощи. И атмосфера их — зеленый свет, чья зелень от животворного света, вечно колеблемого волнами, набегающими одна на другую. И такова насыщенность этого зеленого света, что духи человеческие не в силах его вынести…»

Это Visio Smaragdina, Изумрудное Видение (в определении Корбена), последователь Кубры, шейх Ала’аддаула Симнани (1261–1336) описывает как окончательное раскрытие «тела света» в физическом теле мистического паломника, как преодоление седьмой, последней на пути восхождения «завесы», когда индивидуальное посвящение завершается в изумрудном сиянии — «самом прекрасном из всех цветов». И это не выглядит, в контексте исламской традиции, вольной трактовкой индивидуального опыта: ведь и в сакральной космологии ислама Мировая Гора Каф, желанная цель суфийского духовного паломничества, венчается сверкающей Изумрудной Скалой — символом Полюса Неба.

Изучение средневековых источников, связанных, хотя бы косвенно, с образом Зелени как космологического фактора и полярного символа, рождает ощущение неуловимой закономерности, стоящей за этими свидетельствами. Богатейший материал в этом плане дает латинская алхимия, особенно те ее тексты, которые представляют собой переводы либо переложения арабских — то есть чаще всего харранских, сабейских в широком смысле слова трактатов. Именно в них возникает поистине вселенский образ — Benedicta Viriditas, Благословенная Зелень, порождающая все сущее (Benedicta Viriditas, quae cuncta res generat).

Этот «латинско-сабейский корпус» позволяет даже наметить конкретную цепь преемственности в передаче этого образа. Ключевой фигурой здесь оказывается великий ученый Джабир ибн-Хайан (721–815), Гебер латинских источников — ученик шестого шиитского имама Джафара ас-Садика (Джафара Праведного; 700–765), выдающегося богослова и знатока самых различных наук. Его авторитет как человека святой жизни и чудотворца высок и среди суннитов. Джафар Праведный создал учение о вечном Божественном Свете, проявленном еще до Адама. С его именем связывают и алхимический трактат, опубликованный (с немецким переводом) в Гейдельберге в 1924 г. Юлиусом Руской. А труды Джабира (Гебера) в Средние века с глубочайшим пиэтетом и пониманием их смысла переводились на латынь, что во многом определило понятийную и символическую базу латинской алхимии.

О том, что Viriditas входит в число важнейших для Гебера символов, латинские авторы говорили неоднократно, возводя это понятие к античному герметизму. В дошедшем до нас лишь в средневековом латинском переводе герметическом «Златом Трактате» («Tractatus Aureus») образ Зелени возникает в зашифрованном виде: «O Benedicta aquina forma pontica, quae elementa dissolvis!» («О Благословенная форма морской воды, растворяющая первоначала!»); «O aquina forma permanens, regalium creatrix elementorum!» («О непрестанная водная форма, создательница царственных первоначал!»); «O Natura maxima naturarum, creatrix quae continet, et separat mediocria naturarum, cum lumine venit, et cum lumine genita est, et quam tenebrosa nebula peperit, quae omnium Мater est!» («О величайшая Натура натур, создательница, которая вмещает и разделяет средостения натур; со светом приходит и со светом рождена; и которую породило темное облако; которая Матерь всему!»