Лучи уходят за горизонт. 2001-2091 - Кирилл Фокин

— Вас отчислят за непристойное поведение, студент Касидроу, как только выяснят, чем это таким вы занимались в свой комнате последние дни.

— Профессор, я готовил домашнее задание!

— По какому предмету, студент?

— Астрофизика, профессор…

— Студент Касидроу, вы не отличите модель Вселенной Штейхардта — Турока от модели Баума — Фрэмптона!

— Это всё устарело, профессор Голд, вы не знали?

— Геродот тоже устарел, студент Касидроу.

— Геродот не устаревает, — усмехнулся Иоанн. — Так о чем вы докладывали, профессор?

— О том, что пока вы у себя на острове занимаетесь ерундой, мы меняем мир.

— «У себя на острове», — передразнил его Иоанн. — Давно ты получил орлиное гражданство?

— Я космополит!

— Скажи это мистеру Голду-старшему, — посоветовал ему Иоанн.

— Изыди, — сказал Стивен.

— И это так вы меняете мир? Пассы? Секретная магия вуду?

— Нет. — Стивен поправил сползшие на бок очки. — Приготовься, мой дорогой… Моя группа в МТИ занимается разработкой методики нейробиологического программирования мозга.

— Нейробиологического программирования? — Иоанн покачал головой. — Это звучит круто.

— Не только звучит, — сказал Стивен. — Мы взяли самку лабрадора и путём направленных электромагнитных импульсов превратили её в бульдога.

— Вас не засудили?

— Не всё же время на крысах тренироваться, — развёл он руками. — Она стала настоящей машиной для убийства, кусалась, потеряла чувство страха…

— Вы её усыпили?

— Зачем? — Он противно заулыбался. — Ты так и не понял… Мы перенастроили её обратно. А гормональные изменения, которым подвергся её организм, излечили вирус иммунодефицита.

— Вы вылечили ВИЧ?

— Да, и без нанотерапии. Если говорить примитивно, то мы перепрограммировали её мозг. Мы дали ему команду: победи ВИЧ, устрани его — и он это сделал… Мы подчинили его, Иоанн. Мы обрели полный контроль.

Иоанн кивнул.

— Ждём зелёного света на эксперименты с людьми. Это и был предмет моего выступления.

— Этика?

— Что-то вроде того. У нас две тысячи добровольцев, но пока нет разрешения высокой комиссии… Хотя нами интересуется ДАРПА. — Стивен закатил глаза. — Отделение биотехнологий… Надеюсь, они-то нам выбьют разрешение.

— И ты мне этого не говорил?

— Да брось, шпион. Играйте в секретность у себя в Форин-офисе.

— Что тебе сказали господа священники?

— Заявили, что принцип свободной воли человека нельзя нарушать, бла-бла-бла, всё такое…

— Как будто ты ждал чего-то другого.

— На редкость бессмысленное собрание, — засмеялся Стивен. — По крайней мере, я получил удовольствие от всех этих перебранок.

— Это было здорово.

— Откуда тебе-то знать? Ты сидел в башне из слоновой кости и не отвечал даже мне… Или только мне? — подмигнул он.

— Скажи, доживу ли я до твоей свадьбы?

— Только в том случае, если мы запрограммируем твой мозг на долгожительство. Не хочешь принять участие в эксперименте? Ещё не поздно послать заявку…

— А свой ты запрограммируешь на эрекцию до преклонных лет?

— Не завидуй, — сказал Стивен. — Я всегда был лучше тебя во всём.

Иоанн подумал, что они со Стивеном до сих пор остались лучшими друзьями — ему так хотелось его ударить.

— Ты мне не отвечаешь, — попрощался Стивен с ним через полтора часа, — так что пиши сам, если будешь в Штатах!

— И ты, если на Рождество решишь навестить мистера Голда-старшего «у нас на острове», — рассмеялся Иоанн, и Стивен уехал к себе, а Иоанн пошёл наверх собирать вещи. Профессор Бишоп пока не ответил, и Иоанн подумал отправить «Конституцию» ещё нескольким людям, чьё мнение было для него важно. «Займусь этим в самолёте, — решил он, — если мне позволят горячие англикане».

— Мы давно об этом думали, — сказал Клаас де Смет, лидер фракции «Альянса за прогресс» в Европарламенте, одержавшего на недавних выборах победу везде, кроме Англии, Польши, Сербии и Турции. — Я внимательно прочитал ваш… манифест, мистер Касидроу, и хочу сказать: у него есть будущее. Он — великолепная основа для того, чтобы наконец-то выработать этическую хартию для Европы, так необходимую нам. Свод правил, которыми политики должны были бы руководствоваться в спорных ситуациях, например связанных с наукой — новейшие биотехнологии, эксперименты на людях, клонирование, — а кроме того, выстраивание межгосударственных отношений на принципах не эгоистичной выгоды, а справедливости…

Иоанн ухмыльнулся. Клаас де Смет оказался вовсе не застёгнутым на все пуговицы функционером, каковым он его представлял, а живым человеком.

— Я понимаю интерес госсекретаря… — продолжал де Смет. — Хотя, не обижайтесь, Иоанн, мы с вами союзники, так что скажу прямо: он хочет упрочить свои позиции против «Треугольного дома» за счёт того, что автором законопроекта будет англичанин…

И без откровений этого пятидесятилетнего светловолосого голландца Иоанн всё понимал. Чарльзу Касидроу впервые в жизни понравилась идея сына. Он лично позвонил в Форин-офис, но уважаемый герцог уже и сам ознакомился с выдержкой из манифеста Иоанна и горел желанием за его счёт обхитрить Брюссель и перетянуть одеяло на себя.

— Но это, в сущности, не важно, — говорил де Смет. — У нас есть его поддержка, и это значительно облегчит работу с президентом… Подозреваю, что его реакция может оказаться сложной, но главной проблемой будет парламент. Вы и сами понимаете, что документ, в названии которого будут слова «этика», «мораль» или «нравственность», мгновенно провалится на слушаниях… Особенно учитывая то, что там у вас речь идёт о вере в Бога… Вы что же, хотите сказать, политик обязан верить?..

— Нет, — ответил Иоанн, — конечно, сегодня он может быть атеистом или агностиком. Но действовать только на основании рационального познания… Да, дискуссии об абортах должны вести учёные, а не верующие, и научные проблемы стоит обсуждать в лабораториях, а не в парламентах… Но что-то в нас есть, что-то, чего не измерить линейками и не засечь на МРТ.

— Этот момент нужно либо нивелировать, либо переписать, — отметил де Смет. — Возможно, окончательный документ вообще придётся разделить на несколько частей — этим мы обезопасим себя и от социалистов, которые обвинят нас в консервативной реакции, и от консерваторов, которые непременно будут кричать, что мы пришли из худших кошмаров Оруэлла и вообще тайные коммунисты… Как думаете, мистер Касидроу, когда мы перестанем бояться коммунистов?

— А вы их боитесь? — спросил Иоанн.

— Я и сам тайный коммунист, — признался де Смет. — Вам нужно вступить в партию. Надеюсь, не случится семейного скандала, когда Чарльз Касидроу узнает, что вы выбрали вигов?