Морской князь - Евгений Таганов

Утром перед князем стояли двадцать семь пленников, и больше сорока абориков лежали мертвые, сложенные рядком без оружия и доспехов. Потери луров составили девять человек, троих дозорных потерял Корней.

– Ты, конечно, молодец, но награды не получишь, – журил его Дарник. – На тебя никаких фалер не напасешься. Будешь получать только по одной фалере за два подвига.

Корней на это лишь широко ухмылялся – довольный уже тем, что его бедовую физиономию узнавали теперь не только в дарникском, но и в ордынском стане.

Зато сполна свое получили луры: по серебряной фалере оба сотских и двадцать семь медных фалер за каждого из пленных остальные их бойники.

Самым большим удивлением для захваченных абориков было обнаружить среди дарникского войска целую сотню своих дальних соплеменников. Да и Сигиберд считал, что получил хороший козырь в своих переговорах о мире, на которых он продолжал настаивать.

– Ты пойми, даже если они отдадут нам всех кутигурских детей, просто так мы отсюда не уйдем, – пытался образумить варагесца князь.

– Ну и не уходи. Я просто объясню, что на подходе у тебя еще пять тысяч головорезов и что ты муж моей двоюродной племянницы.

– Хорошо, попробуй, – разрешил Дарник.

Сигиберд и попробовал. С зеленой веткой, древним готским символом переговоров, разделся по пояс и в таком виде направился к воротам Хемода. Возобновившая с утра свою стрельбу Пращница по приказу князя остановилась. Толпа дарникцев и кутигур наблюдала, как старый воин подходит к мосткам, машет веткой и что-то кричит, как подъемный мост опускается и варагесец входит в город.

Обеспокоенная этими переговорами Калчу подошла к князю:

– Почему ты не сказал мне, что ты задумал?

– Это не я, это мой сотский решил обменять ваших детей на пленных. Если ты возражаешь, переговоров не будет.

Калчу недоверчиво посмотрела на князя и задала новый вопрос:

– Если они вернут нам наших детей, ты с ними замиришься?

– Не знаю, я об этом еще не думал.

– А что ты собираешься делать потом?.. – Она взмахнула своей беспалой рукой, мол, вообще после всего этого.

– Я же тебе говорил – буду покупать твоих овец и стричь их себе и вам на пользу.

Вид у Калчу был слегка озадаченный, видимо, прежде эти слова как-то не совмещались у нее с действительностью.

– Я так понимаю, что назначенного на сегодня первого приступа не будет? – чуть погодя поинтересовался Корней. – Надо бы Ратая предупредить, а то, пока ты ведешь переговоры, он возьмет и захватит Хемод с левого берега.

Дарник лишь хмуро глянул, и Корней уже сам послал к Ратаю своего дозорного, рассказать, какое у них тут веселье было ночью и продолжилось утром.

Подготовка к приступу тем не менее шла своим чередом: уже чуть не во всем кутигурском войске закончились мешки, поэтому брали просто овечьи шкуры и связывали комом их веревками, везли и везли камни, готовили вязанки из сухого тростника и бурьяна, чтобы забрасывать их потом в речной завал из кустов, продолжали копать и траншеи в сторону ворот.

Наконец, ближе к полудню подъемный мост опустился во второй раз, выпустив наружу Сигиберда в целости и сохранности.

Калчу настояла на своем присутствии при докладе переговорщика. Впрочем, Сигиберду рассказывать было особенно нечего:

– Они согласны прислать своего главного переговорщика, если мы пошлем в Хемод десять заложников.

– Вот десять своих тервигов и посылай, – ответил на это князь.

Как уж это Сигиберду удалось, только десять заложников среди своих он все же набрал, сам же счел более полезным остаться толмачом при князе.

Заложники ушли, а, пока ждали главного переговорщика, Сигиберд рассказывал князю о своих впечатлениях от Хемода:

– Все дома в два, а то и в три яруса, окна редко из бычьих пузырей, в основном из стекла и свинцовых рам, улочки хоть и узкие, но прямые, от ворот расходятся лучами, вымощены вертикально поставленными деревянными чурбачками. В первом ярусе домов либо конюшня, либо мастерская, лавка или склад для товаров и припасов. Золотые цепи и украшения с камнями не только у женщин, но и у мужчин. Грохот от мастерских и кузниц большой, но каждые два часа раздается звон малого колокола и все на некоторое время замирает, в это время всюду разносят ячменное вино и еду, все пьют и едят. Потом снова колокол, и все снова начинают работать…

Дарник слушал это и все тверже убеждался в том, что нельзя допустить, чтобы в Хемод ворвались тысячи кутигур и всё там разрушили и поубивали. Было жалко даже не накопленных в городе богатств, а того, что аборики умеют делать своими руками. Как хорошо еще, что все они находятся в одном маленьком месте и не разъезжают по свету, удивляя всех своим ремеслом.

По приказу князя из его двуколки достали шатер и установили на середине пути между кутигурским станом и городом так, чтобы с городской стены его хорошо было видно. С усмешкой смотрел, как мечется возле полотнища шатра Афобий, нигде не находя подходящих кольев – всё деревянное давно было использовано на другие цели.

Перехватив взгляд Дарника, заинтересовался муками оруженосца и Корней.

– Как думаешь, догадается или нет? – участливо спросил он у князя. – Свирь бы давно сообразил.

Увидев, что на него смотрят высокие архонты, Афобий засуетился еще больше и, пробегая мимо княжеского телохранителя, споткнулся о его копье, и ромея тотчас же осенило: ну конечно, копья и пики! Тут же помчался к повозкам оружейников и вернулся с охапкой копий и пик, клещами срывая с них наконечники.

Как только шатер был поставлен, появились и переговорщики. Двое крупных сорокалетних мужчин в расшитых золотом и с собольей окантовкой великолепных плащах. Один был совершенно лыс, у второго на голове тонкий серебряный обруч не давал расчесанным волосам приходить в беспорядок от легкого ветерка.

Вопросительно глянув на князя и получив его молчаливое согласие, Сигиберд пошел навстречу переговорщикам, поравнявшись с ними на последней трети пути до княжеского шатра. Действовал как хорошо вышколенный ромейский придворный.

Подойдя к князю с архонтами, переговорщики с холодными улыбками поклонились и произнесли свои приветствия.

– Скажи от меня тоже что-то хорошее, – попросил Дарник варагесца, – только не слишком сладкое.

На стоявшую неподалеку группу пленных абориков переговорщики только искоса глянули и молча пошли за князем и Сигибердом в шатер. Кроме них, четверых, в шатер вошли еще четверо заранее оговоренных советников: Калчу, Буним, Корней и Ираклий. Буним заодно должен был переводить Калчу со словенского на хазарский, а Корней Ираклию на ромейский. Несколько дорожных сундучков, покрытых сайгачными шкурами, служили сиденьями. Едой не потчевали. Афобий наливал в кубки лишь сильно разбавленное водой вино. Того, что с обручем, звали Гадор, он был за главного, а лысого звали Вало, он служил для Гадора сдерживающим началом, потом обоим наверняка придется отчитываться перед более важными отцами города, ведь вряд ли к незнакомым пришельцам пошлют самых ценных воевод.